И они начали запихивать этот пакет ему под мышку.
Что это, черт возьми, они делают? Он ощутил под мышкой холодное мокрое прикосновение, забарахтался, забился, но держали его крепко, а потом под этим мокрым и водянистым к коже его прижалось что‑то мягкое. И еще липкое, как жевательная резинка. И сразу же вслед за этим он ощутил в том же месте легкий укол. Всего на долю секунды кожу прожгло точно огнем, и боль тут же прекратилась.
Мужчины двигались быстро, убрали пакет, и в этот момент он услышал два выстрела. Они показались просто оглушительными, и еще Мариза что‑то кричала по‑французски:
– Salaud! Salopard! Malin petit! Bouge toi le cul!
Постепенно дрожь унялась, она не сводила с него глаз.
– Они сделали тебе больно?
Он отрицательно помотал головой.
– Слава богу. Вот кретины! Это друзья Джимми, решили подшутить, напугать тебя. И меня тоже, я просто уверена. У тебя точно ничего не болит?
Он снова помотал головой. Потом закашлялся.
– Знаешь, – сказал он после паузы, – думаю, мне лучше уйти.
– О нет, нет! – воскликнула она. – Ты не можешь так поступить со мной!
– Просто мне кажется…
– Ни за что! – Она придвинулась еще ближе, теперь их тела соприкасались. – Побудь еще немножко.
– Может, вызвать полицию?
– Mais non
– А теперь ушли, – шепнула она ему на ухо. Он чувствовал ее жаркое дыхание. – Теперь мы вдвоем. Только ты и я. Только ты и я, Джонатан… – И она навалилась на него всем своим смуглым стройным телом.
* * *
Было уже далеко за полночь, когда он, уже полностью одетый, подошел к окну. Стоял и смотрел на Нотр‑Дам. На улице до сих пор полно народу.
– Почему не хочешь остаться? – капризно надув губки, спросила девушка. – Хочу, чтоб ты остался. Тебе что, жалко доставить мне такое удовольствие?
– Прости, – ответил он, – но мне надо идти. Не очень хорошо себя чувствую.
– Я тебя вылечу.
Джонатан покачал головой. Он и правда чувствовал себя неважно. Кружилась голова, в ногах какая‑то противная слабость. Руки так сильно дрожали, что пришлось ухватиться за перила балкона.
– Прости, – повторил он. – Но я все же пойду.
– Хорошо. Я тебя подвезу.
Он знал, ее машина припаркована на том берегу Сены. Идти довольно далеко. Но спорить не хотелось.
– Ладно, – кивнул он.
Она не спешила. По набережной они шли рука об руку, как и подобает любовникам.
По набережной они шли рука об руку, как и подобает любовникам. Прошли мимо плавучего ресторана, освещенного яркими огоньками, народу внутри было до сих пор полно. Напротив, по ту сторону реки, величественно вздымался собор Нотр‑Дам с красивой подсветкой. Эта неспешная прогулка, слова, которые она нашептывала ему на ушко, немного успокоили, он почувствовал себя лучше.
Но затем вдруг всем телом снова овладела противная слабость, он даже споткнулся. Во рту пересохло. Челюсти словно онемели. Говорить было трудно.
Она, похоже, этого не замечала. Они миновали ярко освещенный участок набережной, зашли под мост. Здесь было темно, и он снова споткнулся. И на этот раз не удержался на ногах, упал.
– Господи, дорогой… – обеспокоенно пробормотала она и помогла ему подняться.
– Мне кажется… кажется… – пролепетал он. – Милый, да что это с тобой? – Она подвела его к скамейке неподалеку от набережной. – Вот, присядь, отдохни немного. Скоро тебе будет лучше.
Но лучше ему не становилось. Он пытался что‑то возразить, но не мог. С ужасом вдруг осознал, что даже покачать головой не может. С ним явно что‑то не так. Все тело казалось ватным и слабым, он попытался подняться, но не мог. Ноги не слушались, в голове гудело. Он покосился на нее, она сидела рядом.
– Джонатан, что с тобой? Может, вызвать врача? «Да, мне нужен врач», – подумал он.
– Так не может продолжаться, Джонатан…
В груди сдавило. Он начал задыхаться. Отвернулся, уставился прямо перед собой. С ужасом подумал: «Меня парализовало».
– Джонатан?
Он хотел посмотреть на нее. Но даже это было уже не под силу. Продолжал смотреть прямо перед собой, судорожно, мелкими глотками хватая воздух.
– Джонатан?.. Мне нужен врач.
– Можешь посмотреть на меня, Джонатан? Ты меня видишь? Нет?.. Даже голову повернуть не можешь?
И почему‑то никакой озабоченности или тревоги в ее голосе. Голос звучал холодно, деловито. Возможно, у него аберрация слуха. В ушах какой‑то странный шорох или шелест. А дышать все трудней и трудней.
– Ладно, хватит, Джонатан. Пошли отсюда.
Она поднырнула головой ему под мышку и с удивительной силой для столь хрупкого телосложения рывком подняла со скамьи. А потом подхватила безжизненно вялое тело и куда‑то повела. Он уже не видел, куда. Но тут впереди послышался звук чьих‑то шагов. «Слава богу», – подумал он. Мужской голос спросил по‑французски:
– Вам помочь, мадемуазель?
– Нет, спасибо, – ответила она. – Просто слишком много выпил, вот и все.
– Вы уверены, что вам не нужна помощь?
– Он только и знает, что напивается.
– Вот как?
– Ничего, как‑нибудь справлюсь.
– Ну что ж, тогда bonne nuit.
– Доброй ночи, мсье.
И она продолжала тащить его на себе. Чужие шаги затихли вдали. Потом вдруг она остановилась, огляделась по сторонам. А потом… Да она тащит меня к реке!..
– А ты тяжелей, чем я думала, – будничным тоном заметила Мариза.
Джонатан ощутил ни с чем не сравнимый ужас. Он полностью парализован, не может оказать ни малейшего сопротивления. Носки ботинок цеплялись и скребли о мостовую.
Тащит к реке.
– Ты уж извини, – сказала она. И столкнула его в воду.
* * *
Падение длилось какую‑то долю секунды, затем со всех сторон охватил холод. У поверхности вода была зеленоватой и в пузырьках, чем глубже он погружался, тем темней она становилась. Двигаться он не мог, даже в воде. И еще не мог поверить, что это происходит с ним, отказывался поверить, что ему придется умереть таким вот образом.