Оба молчали. Честер натянул вожжи и остановил карету у входа в тюрьму. Рональд велел ему ждать и вылез из экипажа.
Теряя остатки терпения, он разыскал надзирателя Уильяма Даунтона. Рональд нашел его в грязном кабинете, где тюремщик ел свежеиспеченный пшеничный хлеб. Даунтон был обрюзгшим, рыхлым и толстым мужчиной с всклокоченными, давно не мытыми волосами и красным бугристым носом. Рональд терпеть его не мог. Это был известный садист, который наслаждался зрелищем мучений своих подопечных.
Было видно, что Уильям не слишком обрадовался приходу Рональда. Поднявшись на ноги, он спрятался за креслом.
— Мы не пропускаем посетителей к осужденным, — промямлил он с набитым ртом. — Это приказ судьи Хейторна.
Едва владея собой, Рональд рванулся вперед, схватил Уильяма за ворот рубахи и притянул его к себе вплотную.
— Если ты плохо обращался с моей женой, — прорычал он, — то ответишь за это лично мне!
— Это не моя вина, — ответил Уильям. — Я человек подневольный и обязан выполнять приказы начальства.
— Веди меня к ней! — выпалил Рональд.
— Но… — только и успел вымолвить тюремщик.
Рука Рональда сомкнулась на его глотке. Уильям захрипел. Рональд ослабил хватку. Уильям, судорожно кашляя, достал ключи. Стюарт пропустил надзирателя вперед и последовал за ним.
— Я доложу об этом начальству, — сказал Уильям, отпирая толстую дубовую дверь.
Оказавшись за этой дверью, они прошли мимо нескольких камер. Все были заполнены до отказа. Заключенные смотрели на Рональда остекленевшими глазами. Некоторых он узнал, но не стал здороваться с ними. Тюрьма была окутана зловещей тяжелой тишиной. Все вокруг пропиталось густым неприятным запахом. Рональд достал платок и прикрыл нос — вонь была просто невыносимой.
Очутившись на верху длинной каменной лестницы, Уильям остановился и зажег прикрытую маленьким колпачком свечу. Тюремщик открыл еще одну массивную дубовую дверь, и они прошли в самую худшую часть тюрьмы. Стоял страшный удушливый смрад. Подвал состоял из двух больших помещений. Стены их были сложены из гранита, покрытого слоем сырой плесени. Многочисленные заключенные были все поголовно прикованы к стенам или к полу ручными или ножными кандалами, а иногда и теми и другими одновременно. Идя вслед за Уильямом, Рональд был вынужден перешагивать через распростертые на полу тела. Казалось, что в камеру невозможно впихнуть больше ни одного человека.
— Одну минуту, — сказал Рональд. Уильям, обернувшись, остановился.
Рональд опустился на корточки. В одной из заключенных он узнал очень набожную и благочестивую женщину.
— Ребекка Нерс? — спросил Рональд. — Во имя Господа, скажите мне, что вы тут делаете?
Ребекка через силу покачала головой.
— Это знает только Бог, — с трудом произнесла она. Рональд поднялся, ощущая слабость в ногах. Это какой-то бред. Наверное, город сошел с ума.
— Нам туда. — Уильям указал рукой в дальний угол подвала. — Давайте покончим с этим.
Рональд последовал за ним. Его гнев растворился в жалости. Уильям остановился, и Рональд взглянул себе под ноги. В тусклом свете свечи он с трудом узнал свою жену. Ее едва прикрывали какие-то грязные лохмотья. Она была прикована к полу огромными цепями, и у нее не хватало сил разгонять омерзительных насекомых, которыми кишело мрачное помещение.
Рональд взял свечу у тюремщика и склонился к жене. Несмотря на свое ужасное положение, она приветливо улыбнулась мужу.
— Я очень рада, что ты, наконец, вернулся, — проговорила она слабым голосом. — Теперь мне не придется беспокоиться за детей. С ними все хорошо?
Рональд с трудом проглотил слюну.
Во рту у него сильно пересохло.
— Я приехал в тюрьму прямо с корабля, — сказал он. — Встреча с детьми мне еще предстоит.
— Пожалуйста, не медли. Они будут так счастливы, когда увидят тебя… Боюсь, что они очень обеспокоены.
— Я непременно поеду к ним, — пообещал Рональд. — Но сначала я должен сделать все, чтобы освободить тебя.
— Возможно, ты прав, — согласилась Элизабет. — Почему ты так задержался с возвращением?
— Постройка корабля и его оснащение потребовали гораздо больше времени, чем мы планировали, — ответил Рональд. — Новизна конструкции причинила нам множество трудностей.
— Я посылала тебе письма.
— Я не получил ни одного из них, — произнес Рональд.
— Что же делать, но, по крайней мере, теперь ты дома, — сказала Элизабет.
— Я скоро вернусь, — проговорил Рональд, поднимаясь. Его трясло от ужаса, и помимо воли он был не в состоянии составить отчетливый план действий. Он приблизился к Уильяму, они вместе покинули камеру и вернулись в кабинет.
— Я только выполняю свой долг, — смиренно произнес Уильям. Он не мог понять, что у Рональда на уме.
— Покажите мне бумаги, — потребовал Рональд. Уильям пожал плечами и, порывшись в хламе, которым был завален его стол, вручил Рональду приказ о заключении Элизабет в тюрьму и приговор. Стюарт прочел их и вернул тюремщику. Покопавшись в кошельке, он достал оттуда несколько монет.
— Я хочу, чтобы Элизабет перевели в более чистую камеру и лучше с ней обращались.
Уильям охотно принял деньги, на лице его появилось довольное выражение.
— Благодарю вас, добрый сэр, — проговорил он, и монеты исчезли в карманах его широких штанов. — Но я не могу перевести ее в другую камеру. Смертников мы всегда размещаем в подвале. Не могу я также снять с нее кандалы, так как в приказе особо оговорено, что кандалы препятствуют призраку покидать ее тело. Но я попробую улучшить условия, в которых она пребывает, принимая во внимание ваше доброе ко мне отношение.
— Делайте все, что в ваших силах, — заключил Рональд. Выйдя на улицу, Рональд в мгновение оказался в карете, хотя ноги его подкашивались.
— К дому члена магистрата Корвина, — велел он.
Честер тронул лошадей. Он хотел, было спросить об Элизабет, но не осмелился. Слишком уж явное смятение было написано на лице Рональда.
Они ехали молча. На углу Эссекс-стрит и Вашингтон-стрит Рональд вылез из кареты.
— Ждите, — бросил он.
Рональд постучал в парадную дверь. Когда она открылась, он с чувством громадного облегчения увидел в ее проеме высокую сухопарую фигуру своего старого друга Джонатана Корвина. Как только он узнал Рональда, брюзгливое выражение его лица сменилось выражением заботливого участия. Он немедленно пригласил Рональда в скромную гостиную, попросив жену оставить их одних для важного разговора. Женщина поднялась из-за прялки в углу комнаты и вышла.
— Мне очень жаль, — произнес Джонатан, когда они остались одни. — Эта новость — плохое приветствие для усталого путешественника.
— Умоляю вас, скажите, что мне делать? — слабым голосом спросил Рональд.
— Боюсь, я не смогу ничего ответить вам на это, — начал Джонатан. — Настало смутное время. В городе царит дух враждебности и злобы. И может быть, господствует невежественное и всеобщее заблуждение. Я сам уже не уверен в своей правоте, потому что даже моя теща высказывается против того, что мы делаем, а ведь она не ведьма, которая заставляет меня поставить под вопрос показания несчастных девушек и усомниться в их мотивах.