— Но у него нет практики...
— Он занимался больными в госпитале. В одном из отделений нашего учреждения.
— Для ваших людей нет ничего святого!
— Согласен. Как скоро вы приготовитесь выехать в Европу?
— Куда?
— В Европу...
— У нас есть много предварительных контрактов, но это не проблема.
Еще три дня мы даем представления здесь, затем еще три дня на Восточном побережье.
— Аннулируйте их!
— Аннулировать? Это невозможно! Я имею в виду, что все приготовления уже проделаны, помещения забронированы, подготовлена реклама, проданы тысячи билетов.
— Компенсация, мистер Ринфилд. Вам все возместят по самым великолепным расценкам. Подумайте о подходящей цифре, и завтра же мы перечислим всю сумму на ваш счет в банке.
Ринфилд только что не поднял руки, но по его физиономии было ясно, что он готов это сделать.
— Но мы и в будущем намереваемся заключать здесь контракты. У нас тут хорошие связи.
— Удвойте цифру, о которой подумали вначале. А контракты аннулируйте.
Теплоход будет подготовлен для вас в Нью-Йорке через неделю. Когда вы свяжетесь с Харпером, он организует прививки. Если возникнут трудности с визами, мы вам немного поможет. Я не ожидаю затруднений со стороны посольств и консульств тех стран Восточной Европы — они умирают от желания заполучить вас. Я буду сегодня вечером у вас на представлении.
Очаровательная мисс Хопкинс будет тоже, но не со мной. Пусть кто-нибудь, но не вы сами, встретят ее.
— У меня есть весьма сообразительный приятного вида племянник. Так что...
— Чудесно! Ему ничего не говорите. Путь он побудет гидом, пока новая секретарша знакомится с местом своей будущей работы. Пусть она познакомится с некоторыми вашими знаменитостями, прежде всего, конечно, с Бруно. Дайте ему знать об этом.
* * *
Генри Ринфилд внешне скорее походил на сына Теско Ринфилда, чем на племянника. У него были такие же темные глаза, такое же приметное лицо, та же интеллигентность. Если бы он был так же умен, как его дядя, то вырывался из списка посредственностей, но был достаточно сообразителен, чтобы не сталкиваться с трудностями, сопровождая Марию Хопкинс за кулисы цирка. За это время, что-то около часа, он практически забыл Или Лигуэр, с которой был помолвлен, и был скорее удивлен, когда через час впервые вспомнил о ней — он редко проводил более десяти минут, не вспоминая ее но угрызений совести при этом не испытывал.
У Мэри Хопкинс была хорошенькая фигурка, длинные темные волосы, великолепные темные глаза и необыкновенная манера смеяться и улыбаться.
Она совершенно не походила на сотрудника разведки, и это могло быть причиной того, что Харпер так высоко ценил ее.
Генри, без всякой к тому необходимости, вел ее под руку, показывая ей животных, представил ей Мальтуса и Бейбацера, которые готовили животных к выходу на арену. Мальтус был обаятелен и грациозен, и пожелал ей всего самого приятного. Бейбацер, хотя и был достаточно вежлив, но как быть галантным он не знал, и поэтому ничего не пожелал.
Затем Генри отвел ее в сторону, туда, где звучали тяжеловесные шлепки. Там находился играющий огромными шарами Кан Дах. Выглядел он как всегда внушительным и мощным. Он взял ее маленькую ручку в свою огромную лапу, широко улыбнулся и объявил ей, что она самый лучший доброволец, прибывший в цирк с тех пор, как несколько лет назад он сам сюда прибыл, и пожелал ей счастливого пребывания здесь. Он всегда был большим юмористом, хотя никто с уверенностью не мог сказать — то ли это от здоровой натуры, то ли потому, что несколько лет назад он был вынужден скрывать свою неприязнь к окружающим.
Макуэло, мексиканский мастер метания ножей, стоял за перегородкой и благосклонно смотрел, как молодые и не очень молодые зрители кидают ножи в движущиеся мишени. Наконец, он вышел из-за перегородки и в течение нескольких секунд сбил шесть целей, показывая публике, что это очень просто. Он приветствовал Марию со всем своим латиноамериканским темпераментом, и предложил себя к ее услугам на все время пребывания в цирке.
Чуть позже ее серьезно, но дружелюбно приветствовал Рон Росбак специалист по лассо. Он поразил ее тем, что когда она повернулась и стала двигаться к выходу, вокруг ее тела замелькали кольца веревки, но не коснулись ее. Она повернулась к нему, подарила обаятельную улыбку, и он перестал быть серьезным.
Бруно уже собрался выходить из своей маленькой гримерной, когда в нее вошли Генри и Мария. Он был одет в одежду китайского мандарина и выглядел весьма внушительно. Генри представил их друг другу, и Бруно оценивающе посмотрел на девушку. Как обычно, его мысли было прочитать практически невозможно, но он улыбнулся ей — сравнительно редкий жест для него, но очень меняющий его лицо.
— Добро пожаловать в цирк. Надеюсь, ваше пребывание здесь будет долгим и счастливым.
— Спасибо, — обворожительно улыбнулась она в ответ. — Почту за честь.
Вы... вы звезда?
Бруно указал на небо:
— Все звезды там, мисс Хопкинс. Внизу только исполнители. Все мы делает то, что умеем.
— Да. Все такие красивые и вежливые.
Генри рассмеялся.
— Ну, мы не только что слезли с деревьев.
Он взял ее под руку и повел к арене. Образ его невесты Иви Лигуэр растаял словно облачко на горизонте.
* * *
В это же время в цирке присутствовал кое-кто, кого нельзя было назвать очень приятным и вежливым, но Адмирала работником цирка не назовешь, а менять свои планы он не собирался. Более того, у него был долгий, утомительный день, и его обычная любезность покинула его.
— Не думаю, что вы как следует выслушали меня, — проговорил Адмирал со зловещей сдержанностью. — Но вы меня выслушали, и этого достаточно.
Так как у служебного входа в цирк освещение было слабым, так как было темно и моросил дождь, а старые глаза уже не так хорошо видели, ночной сторож Джонни не признал Адмирала.
— Вход для публики гораздо дальше. Идите туда.
— Вы арестованы, — произнес Адмирал без всякого выражения. Он повернулся к расплывчатой фигуре позади себя. — Заберите этого парня в ближайший участок. Пусть знает, как препятствовать следствию.
— Полегче, полегче, — Джонни несколько сбавил тон. — В этом нет необходимости... — Он подался вперед и всмотрелся в Адмирала. — Вы ведь тот джентльмен, что был здесь утром, когда у нас были легкие хлопоты?
— Если убийство — это легкие хлопоты, то да. Проведите меня к мистеру Ринфилду.
— Извините, сэр, но я на дежурстве.
— Вас зовут Джонни, не так ли? А завтра хотите здесь дежурить?
Джонни пришлось проводить его к Ринфилду. Их встреча оказалась короткой.
— С визами для турне проблем не будет, — сообщил Адмирал.
— Да? В один день?
— У меня штат в четыре сотни, и среди них достаточно таких, у которых при внимательном рассмотрении можно обнаружить проблески ума. Доктор Харпер прибудет сюда в десять утра. Будьте на месте, пожалуйста. Он сразу подключится к делу. Наша работа и усилия полиции в расследовании убийства Пилгрима и Фосетта ничего не дали. Да я этого и не ожидал. Предвижу, что может случиться еще кое-что, так что будет хорошо, если вы не потеряете бдительность.
— А что может случиться?
— Не знаю. Но могут произойти серьезные события. Далее... Я тут прощупал Джонни, ночного сторожа. Чтобы проверить возможность сотрудничества с ним. Он агрессивен, немного тускловат, но надежен.
— Я доверяю ему до гроба.
— Мы несколько по разному ценим наши жизни. Я выделил шесть человек для патрулирования жилых помещений сегодня ночью. Они не из нашей организации, поэтому на этот счет у вас не должно быть беспокойства. Они будут дежурить здесь по ночам до тех пор, пока вы не уедете, что, между прочим, произойдет через пять дней.
— Зачем мне это? Мне не по душе такие штучки.
— Честно говоря, неважно, нравится вам это или нет, — устало улыбнулся Адмирал, чтобы смягчить свои слова. — С того момента, когда вы согласились на наше предложение, вы выполняете приказы правительства.
Патрулирование необходимо, как мера безопасности. А Джонни я хочу использовать в роли сторожевой собаки.
— А для чьей это безопасности?
— Бруно, Марии, Харпера и вашей.
— Моей? Я в опасности?
— Если по правде, то я уверен, что нет. Но ведь если по какой-то причине что-нибудь случится с вами, то ваше турне будет аннулировано, а это совсем не устраивает наших друзей. Но чем черт не шутит...
— И вы считаете, что патрулирование поможет?
— Да. В таком близком окружении, как ваше, об их присутствии станет известно всем уже через час. Объясните это тем, что полиция получила угрозы по адресу вашего коллектива. Если в него кто-то затесался. Эта новость заставит их притаиться.
— Но ведь вы сказали, что дальнейшие инциденты невероятны, не так ли?
— Я думаю, что души Пилгрима и Фосетта всецело одобрят меня, — сухо проронил Адмирал. — Бруно и Мария уже встретились? — Ринфилд подмигнул. Какова их реакция?
— У Бруно никакой. Если она и есть, то он ее не выкажет. Что касается Марии, то Генри сказал, что она не в восторге.
— Можно сказать, что не впечатлило?
— Да.
— Она смотрит представление?
— Да. С Генри.
— Удивлюсь, если ее не впечатлит.
* * *
— Все еще не впечатляет? — осведомился Генри, не отрывая взгляда от Марии.
Девушка ответила не сразу. Она во все глаза, как зачарованная, как и все остальные десять тысяч зрителей, смотрела, как «Слепые орлы» проделывают немыслимые трюки. В конце представления она с трудом перевела дыхание.
— Невероятно, — прошептала она. — Не верю своим глазам.
— Я и сам с трудом верю в это, а ведь я видел это сотни раз. Первое впечатление может быть ошибочным, так?
— Как ошибочным?
Через полчаса она с Генри уже находилась возле гримерной, когда из нее вышел Бруно, одетый в будничную одежду. Он вернулся к облику, не привлекающему внимания. Бруно остановился, улыбнулся девушке и сказал:
— Я видел вас на представлении.
— С завязанными глазами?
— На низкой проволоке, на велосипеде.
Она удивленно уставилась на него.
— Проделывая такую немыслимую вещь? И у вас остается время разглядывать публику?
— Я должен на чем-то сконцентрировать внимание, — произнес он с дразнящей бравадой. Вам понравилось? — она кивнула и он вновь улыбнулся. Даже «Слепые орлы»? Я, конечно, напрашиваюсь на комплимент.
Мария без улыбки взглянула на него, перевела взгляд вверх и заметила:
— Звезда упала с неба.
После этого она повернулась и ушла. По легкому движению брови невозможно было понять, как отреагировал на это Бруно: позабавился или остался в недоумении.
* * *
Доктор Харпер, выглядевший каждым своим дюймом как высокооплачиваемый консультант, кем он и был, прибыл ровно в десять часов, но ему пришлось ждать Ринфилда более получаса, пока тот разбирался с другими претендентами на место циркового врача, прибывшими еще раньше.
Ринфилд был один, когда в его кабинет постучал и вошел доктор Харпер.
— Доброе утро. Доктор Харпер.
Ринфилд в полном удивлении посмотрел на него и собрался было открыть рот, чтобы проинформировать того, что не забыл его хотя бы потому, что познакомились у трупа Пилгрима, но тут Харпер протянул ему записку, чтобы Ринфилд прочитал ее.
«ЭТОТ КАБИНЕТ МОЖЕТ БЫТЬ С ЖУЧКАМИ. БЕСЕДУЙТЕ СО МНОЙ КАК С ОБЫЧНЫМ КАНДИДАТОМ».
— Доброе утро, — Ринфилд даже не мигнул. — Ринфилд, хозяин цирка.
Затем он приступил к собеседованию. Харпер одновременно слушал и отвечал, и одновременно написал другую записку:
«ЗАКАНЧИВАЙТЕ БЕСЕДУ И БЕРИТЕ МЕНЯ НА РАБОТУ. СПРОСИТЕ МЕНЯ О МОИХ БЛИЖАЙШИХ ПЛАНАХ И ПРИГЛАСИТЕ ОСМОТРЕТЬ ЦИРКОВЫЕ ПОМЕЩЕНИЯ.»
— Ладно, достаточно, — проговорил Ринфилд. — Я слишком занятый человек, чтобы тянуть с решением. Я беру вас. Честно говоря, когда приходится выбирать между опытным консультантом и молодыми врачами, которые были тут до вас, то выбирать не приходится. Я не так наивен, чтобы думать, что это венец вашей карьеры.
— 12 лет в Бельведере — очень долгий срок.
— Как скоро вы освободитесь, док?
— Уже свободен.
— Чудесно! И каковы ваши ближайшие планы?
— Все зависит от того, как скоро вы отправитесь в турне.
— Дней через пять.
— Времени куча. Сперва, мистер Ринфилд, нужно ваше разрешение на осмотр медицинского хозяйства. Затем мне необходимо просмотреть все паспорта на предмет выяснения, кому понадобятся прививки и вакцинация. Как я понял, за рубеж вы отправляетесь впервые. Боюсь, что некоторым вашим артистам придется отказаться от выступлений в ближайшие дни.
— Все это я могу уладить немедленно. Но вначале я хотел бы, чтобы вы все здесь осмотрели. Когда вы увидите, что взвалили на свои плечи, то, может быть, откажетесь от своего решения.
Мужчины покинули кабинет и Ринфилд повел нового доктора на центральную арену, место, пожалуй, самое уединенное, чем любое другое в миле отсюда.
Тем не менее, Ринфилд поковырял песок носком своего ботинка и внимательно осмотрелся по сторонам, прежде чем спросить:
— Для чего все это?
— Простите эти штучки. Мы не часто к этому прибегаем — все портит наша фантазия. Между прочим, примите поздравления. Вы дали нашей организации чудесного новобранца. Однако, перед самым моим приходом сюда, мы беседовали с Адмиралом и оба одновременно пришли к одному неприятному подозрению.
— Что в моем кабинете жучки?
— Если это так, то многое объясняется.
— Но зачем эти записки, что вы протягивали мне? Почему бы просто не позвонить и не предупредить меня? — Харпер слегка улыбнулся, и Ринфилд постучал себя по голове. — Да, не блестящая мысль. Телефон могут тоже прослушивать.
— Конечно. Через несколько минут вы примете еще одного врача, точнее претендента на роль врача в вашем цирке. Его зовут доктор Морли, и у него будет с собой черный полицейский саквояж. Но он не доктор, он эксперт-электронщик. А в саквояже у него необходимое оборудование для обнаружения жучков. Ему хватит десяти минут, чтобы выяснить этот вопрос.
Через 15 минут, когда Харпер и Ринфилд подошли к кабинету, оттуда вышел темноволосый человек с черным саквояжем. Они прошли в буфет и заняли отдельный столик в углу.
— Два жучка, миниатюрные радиопередатчики. Один в светильнике на потолке, другой в телефоне, — сообщил Морли.
— Значит, я снова смогу спокойно дышать? — поинтересовался Ринфилд.
Никто ему не ответил, и он продолжил не так уж уверенно:
— Я имею в виду, вы их обезвредили?
— Конечно, нет, — ответил Харпер. — Жучки там и останутся, возможно, до вашего возвращения из Европы. Вы думаете, мы хотим, чтобы противники знали о том, что мы догадались? Подумайте, сколько дезинформации мы сможем им пропихнуть. — Можно было почувствовать, как Харпер мысленно потирает руки. — С этого времени разговоры в кабинете только о цирковых делах, за исключением, конечно, тех случаев, когда я буду давать противоположные инструкции и дезинформацию.
* * *
В последующие дни цирк жил исключительно четырьмя заботами. Первая из них, несомненно, ожидание предстоящей поездки в Европу, эйфоричное состояние, которое не коснулось тех неудачников, которым предстояло вернуться на зимние квартиры во Флориде по вполне логичной причине — в турне участвовало лишь две трети штата цирка. Но для этих двух третей предстоящий визит в Европу, особенно если к этому присовокупить поездку через океан туда и обратно, представлялся сплошными каникулами. Половина штата цирка были американцами, и лишь немногие из них ездили раньше за границу из-за финансовых затруднений или же из-за того, что цирковой сезон настолько долог, что в году остается только три недели свободного времени, причем в самое неподходящее время года — глубокой зимой — и эта поездка была для них единственным в жизни шансом. Другая половина была преимущественно европейцами, большей частью из-за Железного Занавеса, и это, возможно, также был их единственный шанс увидеть свою родину и родных.