Сарай, оборудованный под мастерскую, был небольшим. Не прошло и десяти секунд, как я нашел разыскиваемое. Все лежало на видном месте.
Заполнив несколько полиэтиленовых мешочков, замкнул дверь, повесил замок и пошел к машине. А вскоре снова подъехал к дому. На звонок вышел Хартнелл.
– Быстро вы вернулись, Кэвел, – весело сказал он, пропуская меня в прихожую. – Что же случилось?.. – Его улыбка мгновенно испарилась, едва он взглянул на меня. – Что‑то произошло?
– Да, – холодно ответил я, – кое‑что произошло, а вы в этом замешаны.
Не хотите ли сами признаться в происшедшем?
– Замешан?.. – напряженно повторил он со страхом в глазах. – Черт возьми, Кэвел, что вы несете?
– Выкладывайте, – резко сказал я, – если не цените свое время, то считайтесь хотя бы с моим. Не хочу терять его больше попусту и потому не собираюсь подбирать джентльменский набор слов. Итак, кратко и прямо, Хартнелл, вы просто лжец.
– Ну, это уже слишком, черт вас возьми, Кэвел. – Его лицо побледнело, кулаки сжались, будто он собирался броситься на меня, хотя и понимал, как знающий медицину человек, что сам на сорок фунтов легче, и это может иметь свои последствия. – Я ни от кого не потерплю такого тона в разговоре со мной.
– Придется его вести со следователем в Олд‑Бейли, и, кстати, тогда у вас будет возможность привыкнуть к этому тону. Если вы смотрели вечером «Золотую кавалерию», как утверждали, то тогда, должно быть, телевизор был установлен на руле вашего мотороллера. А полицейский, видевший вас проезжавшим через Хайлем, ничего не сказал о телевизоре.
– Уверяю вас, Кэвел, у меня нет ни малейшей мысли...
– Вы меня раздражаете, – презрительно сказал я. – Ложь еще можно стерпеть, но глупость в человеке вашего калибра – нет. – Я взглянул на Мэри. – Что ты скажешь об этой передаче?
Она неприязненно и печально пожала плечами:
– Все телевизионные программы в Южной Англии были отменены по причине аварии электрической сети вчера вечером. В программе было три перерыва по техническим причинам, и она не закончилась раньше одиннадцати тридцати.
– У вас, видать, какой‑то особенный телевизор, на самом деле, сказал я Хартнеллу, подошел к журнальному столику, взял радиопрограмму, но прежде чем успел открыть ее, услышал взволнованный голос миссис Хартнелл:
– Не утруждайте себя, мистер Кэвел. Программа вчера вечером была повторением воскресной полуденной программы. Мы смотрели ее в воскресенье.
– Она повернулась к мужу. – Успокойся, Том, ты можешь сделать себе хуже.
Расстроенный Хартнелл огорченно взглянул на нее, повернулся, плюхнулся в кресло и осушил двумя глотками свой стакан. Мне он не предложил, но за это его не стоило упрекать и считать негостеприимным просто ситуация сложилась не совсем удачная.
– Я выходил вчера вечером из дому, – наконец сказал он. – Ушел после десяти тридцати. Мне позвонил человек и просил встретиться с ним в Альфингеме.
– Кто это был?
– Неважно. Я не встретил его. Его не было там, когда я приехал.
– Ставлю десять против одного, что это был наш старый знакомый Тариэл из «Тариэл и Ханберри», юридический консультант.
– Да, Тариэл, – удивленно уставился он на меня. – Вы знаете Тариэла?
– Старая юридическая фирма «Тариэл и Ханберри» известна полиции дюжины графств. Они называют себя юридическими консультантами. В этом нет ничего примечательного, потому что добросовестные служители закона не в состоянии что‑либо предпринять против них.
Единственный источник знания законов Тариэлом – довольно частые встречи с акцизными судьями по обвинению во взятках и коррупции. Они известны как наиболее крупная фирма в стране, представляющая взаймы деньги, и, судя по всему, под высокий процент.
– Но как... как вы догадались?
– Здесь нет догадки, что это был Тариэл. Уверен в этом. Только человек, имеющий над вами власть, мог вытащить вас из дома в такую ночь. А такая власть над вами есть только у Тариэла. У него не только закладные бумаги на ваш дом, но и ваша расписка на восемьсот фунтов.
– Кто вам сообщил об этом? – прошептал раздраженный Хартнелл.
– Никто. Сам докопался. Не думаете ли вы, работая в самой крупной секретной лаборатории Англии, что мы ничего не должны знать о вас? О вашем прошлом мы знаем больше вас самого. Это сущая правда. Значит, это был Тариэл, так? Хартнелл кивнул.
– Он сказал, что хочет меня видеть ровно в одиннадцать. Я, конечно, заупрямился, но он пригрозил, что если я не буду выполнять его требования, то он обнародует закладные на дом и вызовет меня в суд как банкрота по предъявленной им расписке на пятьсот фунтов.
– Все вы, ученые, похожи друг на друга. Едва вы выходите из лаборатории, сразу все запутываете. Дающий вам взаймы деньги человек делает это на свой риск и не имеет права обращаться к закону. Итак, его там не оказалось?
– Нет, я подождал с четверть часа, затем пошел к нему домой. Знаете, такой большой особняк с теннисными кортами, плавательным бассейном и прочим, – сокрушенно продолжал Хартнелл. – Я подумал, что он обмолвился о месте встречи. Дома его не оказалось. Там никого не было. Я вернулся в Альфингем, еще немного подождал и возвратился домой около полуночи.
– Кто‑нибудь видел вас? Вы кого‑нибудь встречали? Есть ли кто, могущий поручиться за ваш рассказ?
– Никого. Никто не видел. Ночь, пустая дорога. Было очень холодно. Он замолк, затем оживился. – Полицейский‑то видел меня, – сказал он неуверенно.
– Если даже он вас видел в Халеме, то потом вы могли повернуть в Мортон, – вздохнул я. – Кроме того, там не было полицейского. Вы не единственный, кто обманывает. Теперь понимаете, в каком положении вы оказались, Хартнелл? Сообщению о звонке мы должны поверить на слово.
Затем, нет и следа звонившего человека. Прошли шестнадцать миль на мотороллере, ожидали в обычном обжитом маленьком городке – и ни единой души, которая бы вас видела. Наконец, вы безнадежно увязли в долгах, настолько безнадежно, что готовы пойти на любой проступок. Даже проникнуть в Мортон, если это улучшит ваше скверное финансовое положение. С минуту он молчал, затем устало поднялся:
– Я совсем невиновен, Кэвел, но вижу, в какую передрягу попал, не так уж я глуп. Выходит, меня арестуют?
– А вы что скажете об этом, миссис Хартнелл? – спросил я.
Она печально улыбнулась мне и нерешительно ответила:
– Думаю, этого не стоит делать. Я... я не знаю, как разговаривает полицейский офицер с человеком, которого собирается арестовать за убийство, но по вашему тону чувствую, что не хотите этого.
– Наверное, и мне стоило поработать в лаборатории номер один вместо вашего мужа, – сухо сказал я. – Вашей истории трудно поверить, Хартнелл.
Это не алиби. Никто в здравом уме не поверит вам, или вы считаете, что я не в здравом уме?
Хартнелл с облегчением глубоко вздохнул, но его жена, колеблясь, произнесла:
– Может быть, это ловушка? Может, вы подозреваете Тома и хотите приписать ему участие в...
– Миссис Хартнелл, я принимаю во внимание ваше абсолютное незнание жизни и ее нелепостей в ненормальном Уилтшире. Ваш муж может считать, что его никто не видел, но, уверяю вас, на отрезке от вашего дома до Альфингема жизнь бьет ключом между десятью тридцатью и одиннадцатью часами: влюбленные, джентльмены на полпути из кабака домой, осушившие последнюю бутылку и готовящиеся к домашнему скандалу, старые леди, а иные и не такие старые, выглядывающие из‑за полузадернутых занавесок.