Но вот теперь получалось, что император тут был ни при чём. Он мог попросту не знать о том, что глава его Ведомства по делам иностранцев, господин Чжоу, готовит такие договоры. Потому что Чжоу готовил их не для императора, а для Плешивого Хэна. Он с моей помощью ковал оружие для нового владыки Поднебесной, оружие, которым тот быстро сокрушил бы мятеж – после того как сам Светлый император, увы, распрощался бы с этим миром.
Мне же предстояло прощаться с этим миром в самом ближайшем будущем. Причём, боюсь, очень медленно и мучительно прощаться. Потому что враг давно уже стоял у самой столицы, у неприступных ущелий Тунгуаньского прохода. И главные события, значит, должны были произойти очень скоро.
Оставались сущие пустяки. Змея украла с моего стола камфарные фигурки. Вот теперь и с ними всё было ясно. То, что змея стащила бумаги с именами сторонников Ань Лушаня, – это было не главное и не единственное.
Нужны были именно фигурки.
Если эти изумительные миниатюры были известны хотя бы десятку людей во дворце как подарок императора драгоценной наложнице Ян, то именно в таком качестве фигурки должны были всплыть очень скоро в самом неподходящем месте.
Где? Да в ставке мятежника, ясное дело. После этого несчастной мартышке Ян уже было бы не отделаться правом на почётное самоубийство. А затем пришла бы очередь её брата. Император же предстал бы перед Поднебесной как выживший из ума старик, у которого под носом творился разврат, заговоры, подстрекательство к мятежу. Заодно двору, в качестве живого (точнее, полуживого) доказательства показали бы некоего мелкого согдийского шпиона, через которого осуществлялись преступные сношения семьи Ян с заговорщиками. Сознавшегося в своих преступлениях негодяя, на чьём столе – как видело множество людей, – стояли те самые фигурки, прежде чем оказаться, по поручению злодеев из семьи Ян, у мятежника.
А затем… затем среди всеобщего хаоса и возмущения появляется Светлый Ван, опирается на помощь союзников – уйгуров и посланцев халифа, громит мятеж, и всё становится хорошо.
И это всё, для чего я был нужен господину Чжоу. А я-то мечтал, что этот достойный слуга империи просто не мог не уважать такую ценную личность, как я. А я, оказывается, нужен ему был всего-то как жертвенный козлёнок – пусть и купивший себе несколько месяцев жизни своей дипломатией с владыками Запада.
В сердце моём в те мгновения не было даже страха – одна лишь обида. Да она и сегодня никуда не ушла.
Мы ведь могли бы стать настоящими, а не притворными друзьями, господин Чжоу. Мы могли бы рассказывать друг другу интереснейшие вещи – бросили же вы мне, чуть небрежно, в ответ на мой намёк насчёт загадочного Удай-Бабы: «А, племянник раджи из Магадхи. Он не должен вас беспокоить, господин Маниах. Он и нас-то не слишком беспокоит, поскольку работает очень осторожно».
Мы так и не поговорили с вами о громадных, как императорские дворцы, боевых речных кораблях династии Суй, которые потом превратились в труху и исчезли навсегда. Или о неуклюжих боевых колесницах эпохи Чжоу, которые через полтора года ваши, господин Чжоу, коллеги бросят в бой на заснеженной равнине против мятежников у озера Чэньдао – и потерпят страшное поражение.
Я мог бы ответить вам на случайно брошенную как-то раз реплику о том, что скоро Поднебесная может стать другой. Придут на высокие должности настоящие слуги императора. Будет меньше глупых решений, меньше взяток. А я тогда, увы, не понял истинного смысла этих намёков и подумал: как это типично – чиновник, чьи глаза увлажняются от мысли об идеальном, обновлённом государстве, руководимом лучшими из лучших, такими, как он сам, – просвещёнными и непогрешимыми?
Увы, сказал бы я вам, господин Чжоу: я уже видел, чем кончаются такие мечты. И видел не раз. Идеальных империй не бывает.
И тогда вы, возможно, не пожертвовали бы десятками тысяч солдат своей империи. Я ведь и сам не раз посылал людей на смерть, но не так подло и не так бессмысленно, как это сделали вы, – так почему же вы не дали мне шанса помочь вам избежать этой подлости?
Вместо этого вы решили, что вам нужен всего лишь мой обезображенный пытками труп.
Проглотить это оскорбление было трудно. Но ничего другого не оставалось.
Бог Небесный, ведь уже разгар лета – как это я продержался столько месяцев? И сколько ещё можно испытывать судьбу? Ведь договоры о помощи империи уже готовы, я уже не нужен, значит, до развязки осталось совсем немного.
Так, на какую из былых загадок я ещё не нашёл ответа? Ну, например, на вопрос о том, зачем Чжоу подсылал ко мне карликов. И ещё: правда ли, что премьер-министр лично вписал моё имя в список заговорщиков – и почему? И почему Ань – он же Рок-шан, – так странно реагировал на моё появление и на мой документ об оплате войлока.
Пустяки, которые сейчас никому уже не интересны.
«Опять та же ошибка, хозяин, не делайте её!» – раздался в моей голове голос далёкого Юкука.
Но я, несчастный идиот, поступил как всегда – позволил себе тряхнуть головой и обнаружить, что стою среди пыли и щедрых конско-верблюжьих запахов, а мой сарт, начальник каравана, смотрит на меня терпеливо и устало.
Дальше началась долгая сверка цифр, тюков, имён. Верблюды, сладко улыбаясь, поворачивали в мою сторону змеиные головы и задумчиво жевали толстыми губами. Среди пыли и зноя караванщики распутывали великое изобретение, изменившее мир: верблюжий вьюк. Придуманный несколько сотен лет назад, он сделал путешествие вдоль Пути совсем иным, ведь до того шёлк приходилось везти с невероятными мучениями и безобразно медленно – на телегах, на колёсах, каждый день ломавшихся на острых камнях пустыни. Теперь Великий Путь можно было пройти за жалких несколько месяцев – отсюда до самого его конца, до синей воды Бизанта.
Вьюк, какая-то там грубая вязанка ремённых петель, снизил в итоге цены на шёлк, сделал его товаром не только для самых богатых – и породил массу шёлкоткацких фабрик в самых разных городах, как ни скрывала Поднебесная секрет извлечения нити из кокона. Вьюк уронил одни империи и создал другие. Положил начало большим торговым домам – и не в последнюю очередь дому некоего Маниаха.
Страшно подумать, каким был бы мир, если бы все ещё доверял архаичному колесу.
Я кивал и отдавал указания. Интересовался, все ли грузы со склада удастся погрузить на горбатые спины, – и получал ответ: да, удастся. Спрашивал про людей – и получал ответ, что готовы все.
Это был мой последний караван на Запад.
Я задумчиво похлопал по гладкому боку коня, на котором предстояло ехать кому-то из моей охраны. И на который не сядет несчастная Ян по имени Яшмовый браслетик.
Ждать было больше нечего.
– Сколько дней до отправки? – спросил я. И поморщился, услышав в ответ: «Шесть дней, хозяин».
– Мы можем быстрее, – после паузы и изучения моего лица озабоченно покачал головой сарт.
Что ж, подумал я, мы играли со смертью несколько месяцев. Ещё шесть дней? Пустяк. И ещё столько надо сделать. Сангаку надо подготовить процедуру моего исчезновения – Чжоу и его кишащие вокруг нас вторые тени вряд ли так просто меня отпустят. Что придумает на этот раз мой невозмутимый однорукий друг? Заставит меня побрить голову наголо и стать монахом из храма Учителя Фо? Ушлёт меня в другом караване за день раньше до отправки моего, потом присоединит к этому?
Пусть профессионалы работают. Не надо их торопить.
Собственно говоря, мне просто не хотелось уезжать.
Был полдень, и я отправился из западных пригородов обратно, с заездом на Западный рынок по какому-то пустяковому делу. Меванча, до того отмалчивавшаяся, неожиданно подошла ко мне с поклоном.
– Я хотела, чтобы вы узнали кое-что из очень давней истории, господин, – сказала она. – Может быть, это вам пригодится. Это связано со смертью того, кто был здесь до вас, – Мелека. И с тем, как пытались убить вас.
Ну, вот, подумал я, все загадки разрешается сразу – когда это уже не очень-то и нужно.
– Если бы вы позволили мне проводить вас к одному человеку на Западном рынке, – завершила она.
И вот я с двумя охранниками сижу в седле у этого скопища рыночных площадей, среди толпы народа, для которого ни заговоры, ни войны, казалось, не имеют значения.
Меванча подъехала ко мне на бурой степной лошадке и поманила за собой.
– Только очень прошу вас: что бы вы ни услышали, не удивляйтесь, – предупредила она. – А то мне придётся скрываться кое от кого до самого отъезда.
Из этих слов я абсолютно ничего не понял, но так или иначе удивляться чему бы то ни было я давно отучился.
Хотя то, что творилось вокруг нас, было весьма удивительно.
Мелодия «Трели весенней иволги» из Кучи резала уши – она исполнялась с грохотом и лязгом.
Несколько шагов – и рёв других рожков, барабанов и гонгов заглушил и эту мелодию, и вообще все звуки вокруг.
Народный Западный рынок, рынок для простого люда, веселился изо всех сил. Мне оставалось только посмеяться вместе со всеми – весьма грустным смехом.
– Вот они, помосты нашего цирка, – пояснила Меванча. – Утреннее представление окончено. Я танцевала здесь много лет… Нас ждут вон в той галерее за цирком, над прудом.
Я обещал не удивляться – но в галерее меня ждало зрелище, которое я до сих пор вспоминаю с ужасом.
По доскам её, из одного солнечного пятна в другое, на меня бежали два клубка тряпок. Каждый из них венчала уродливая голова с неопрятной чёрной бородой. Карлики стелились по земле слишком хорошо знакомыми мне странными прыжками. Второй из них держал в правой руке какую-то палку, на вид ничего хорошего не обещавшую.
До ближайшего из двоих оставался десяток шагов, или три его прыжка.
ГЛАВА 20
ПРОЩАНИЕ С КАРЛИКАМИ
У меня не было времени, чтобы вспоминать во всех подробностях жуткий вечер в моём доме больше года назад. Я успел только мгновенно дёрнуть головой в сторону и назад, увидев краем глаза, что между парой моих охранников и мной идёт Меванча. Значит, пришло время мести, прекрасная танцовщица?
Я оказался между двумя профессиональными убийцами, очевидно – вооружёнными, и одним профессиональным воином, из тех, что могут в одиночку справиться с десятком солдат.
На мне не было ничего, кроме тонкого тохаристанского халата. В руке был кнут, с которым, наверное, что-то можно было сделать – но немногое.
Над головой – выдававшийся далеко вперёд конёк крыши. Влезть туда с галереи невозможно.
Сзади – перила, а за ними, внизу, зелёная ряска, под ней вода, в которой наверняка плавают какие-нибудь золотые карпы или черепахи. Причём здесь скорее всего мелко.
«Глупо быть заколотым, стоя по колено в этом болоте», – успел подумать я. Но ещё глупее было бы ждать, пока тебе в глаз войдёт острое железо – прямо здесь, на галерее. Веселящийся рынок ничего не увидит и не услышит.
Я оперся спиной о балюстраду и начал было отталкиваться ногами, чтобы сначала сесть на перила, а потом перевалиться спиной назад, в воду.
Но я не успевал, карлики-убийцы были быстрее. Ноги мои ещё только отрывались от досок, а они уже…
А они уже пронеслись мимо, причём один из них успел поднять руку, помахать Меванче и хриплым басом поприветствовать её.
Лица у моих охранников стали серыми, с мрачным удовлетворением заметил я. А Меванча, чуть замедлив шаг, лишь мягко заметила:
– Это братья Ляо, те самые. Вы о них слышали. Ну, да, незаметно переведя дыхание и продолжая путь с каменным лицом, думал я. Знаменитые братья-убийцы, они же цирковые акробаты Ляо, которых было трое, а после известного эпизода в моём доме осталось двое. Какая приятная встреча…
– Нам сюда,– показала Меванча.
И я оказался лицом к лицу с вежливо встающим с циновки…
Третьим карликом.
С такой же большой бородатой головой, угольно-чёрными глазами. В руках у него ничего не было. И движения его, когда он вставал, заметил я с некоторым удовлетворением, выглядели чуть скованными и неловкими.
И опять я оказался между убийцей и женщиной-воином. Что ж, это уже становилось привычкой.
– Прошу присесть, уважаемый господин, – таким же, как у его брата, низким голосом сказал мне карлик.
Меванча зашла ему за спину и замерла там с каменным лицом. Мои охранники сзади перекрыли вход в комнату.
Я сел.
– Меванча дала мне совет попросить о встрече с вами, – с достоинством пробасил карлик, снова опускаясь на циновку и превращаясь в маленький клубок тряпок. – Раньше вы были не наш, сейчас вы с нами, поэтому Меванча сказала, что нужно закрыть эту страницу. А я всегда слушался её советов. Я мог бы прийти к вам на подворье, но мы сейчас так редко выступаем на этом рынке и вообще редко бываем в столице – все больше путешествуем, а тут Меванча сказала, что вы как раз должны проезжать через Западный рынок по дороге к себе, на Восточный. Я очень вам благодарен, что вы согласились посетить нас.
Я молчал. Хотя мог бы поинтересоваться, что означало это «вы с нами».
– Я хотел бы принести извинения за тот свой визит, весной, год с лишним назад, – поклонился карлик. – Надеюсь, вы понимаете, что наше ремесло – дело чести, и заказ должен был быть выполнен. Но вы оказались очень быстры, а ваша охрана, – тут карлик тяжело вздохнул, – хорошо стреляет. Я до сих пор не могу нормально шевелить рукой. Так вот и не выступаю больше с тех пор.
Я перевёл взгляд на Меванчу: она смотрела на меня из-за спины карлика широко раскрытыми глазами. Вот почему, значит, она просила меня не удивляться – точнее, не показывать убийце моё удивление.
– Я приношу также извинения за то, что были убиты ваши люди, – продолжал карлик, – а ещё Меванча просила рассказать вам о моём первом визите в ваш дом, когда там жили ещё не вы. Тогда я получил заказ вовсе не от нашего с вами нынешнего общего господина, – тут я чуть не вздрогнул, – заказ поступил из дворца. От человека, как мне сказали, очень высокопоставленного, выше некуда. Ваш человек торговал с врагом этого вельможи. Мы выполнили заказ, но вскоре после этого господин послал ко мне Меванчу, и я стал его союзником и слугой.
Я недолго решал эту загадку. «Господином» тут именовали, конечно, братца Аня – именно ему Меванча служила в качестве ночной ведьмы, и, насколько я понимал, с точки зрения Ань Лушаня оставалась на его службе и сейчас. Сообщать полководцу о своей отставке и предстоящем отъезде она, конечно же, не собиралась. Как не собиралась и ставить карлика в известность, что на самом деле я вовсе не «с ними».
Я взглянул на Меванчу; она все так же напряжённо смотрела на меня. Я успокаивающе кивнул сначала ей, потом карлику, принимая его извинения.
Да, уважаемая Меванча, я должен быть тебе благодарен. Очень многое стало ясно. И информация оказалась действительно важной.
Значит, вы «торговали с врагом», уважаемый Мелек, представитель нашего дома в имперской столице. И торговали войлоком, конечно, чем же ещё. Пусть даже вы знали, для чего нужен войлок, – так хотя бы на его продаже собирались заработать мы, а не кто-то иной.
Вот откуда на вашем складе оказалась та загадочная партия войлока. Её ждал Ань Лушань. И кто же мог подумать, что премьер Ян Гочжун ещё тогда, годы назад, боролся с полководцем настолько яростно, что подсылал убийц к его поставщикам, прерывая сделку на середине.
И теперь-то ясно, почему премьер или кто-то из его приближённых вписал моё имя – точнее, название моего торгового дома, – во главу списка для будущих арестов. Это Чжоу меня пока туда не вписал, но в канцелярии премьера имя Маниаха чётко связывалось с Ань Лушанем.
Так, ну а почему же тогда «наш общий господин» – то есть тот же Ань Лушань, – сначала заказал тому же карлику моё убийство? А потом, как следовало из убеждённого заявления карлика, «решил со мной спор»? Какой спор? Как решил?
Удивительная штука – человеческий ум. Решение, над которым я бился долгие месяцы, теперь пришло ко мне мгновенно.
Убитый Мелек не успел поставить Ань Лушаню товар, что было очевидно. А я, сменивший его, естественно, тоже не мог его полководцу поставить – потому что не имел понятия, для кого этот товар предназначался. Но Ань Лушань – то не знал, что мне неведомо, что делать с войлоком.