В нашей работе годится решительно все.
Нельзя предвидеть всех положений, в которых можно очутиться.
Я колебался, но в таких делах она, несомненно, была опытнее меня.
- Да,да,иногда самые неожиданные вещи приносят неоценимую пользу, -
добавилаона.-Поэтомуположитеэтикарточки обратно,местаонине
пролежат... - Она взяла у меня конверт и сама положила его на прежнее место.
- Теперьпересчитайте валюту,еенадоберечь,-деловитопосоветовала
Янковская.- А сережки и кольца предназначены специально для вознаграждения
девушек.
Иядарилприходившим комнедевушкам тонедорогой перстенек,то
брошку...
Подарки они принимали охотно,но,вероятно,не возражали бы и против
более нежного внимания к их особам.
Во всяком случае,Янковская,которая,должно быть, все время держала
меня в поле своего зрения, как-то спросила:
- Скажите, Август, это трусость или принципиальность?
Я не понял ее.
- Тот,другой, на которого вы так похожи, был менее скромен, - сказала
она. - Девушки на вас обижаются. Не все, но...
Меня заинтересовали ее слова,но совсем не в том смысле,какой она им
придавала.
- А вы их видите?
- Не всех,-уклончиво ответила она. - Август посвящал меня не во все
свои тайны...
- Но почему немцы так снисходительны кэтому таинственному Августу?-
спросил я ее тогда.-Контрразведка работает у них неплохо,и как это они
привсей своей подозрительности незамечают этих довольно частых и,ябы
сказал,весьмасомнительных посещений?Почемунеобращаютвниманияна
странное поведение Берзиня? Почему оставляют его в покое? Почему проявляют в
отношении ко мне такое странное равнодушие?
- Апочему выдумаете,что они квам равнодушны?-не без усмешки
вопросом навопрос ответила мнеЯнковская.-Просто-напросто они отлично
знают, что вы не Август Берзинь, а Дэвис Блейк.
Глава IV. ПРИГЛАШЕНИЕ К ТАНЦАМ
"Час от часу не легче,-подумал я. - Из Андрея Семеновича Макарова я
внезапно превратился в Августа Берзиня. И не успел выяснить, каким образом и
для чего это превращение произошло,как мне сообщают,что яуже не Август
Берзинь, а Дэвис Блейк!"
Было от чего прийти в недоумение.
Я, конечно, понимал, что участвую в какой-то игре, но что это за игра и
для чего она ведется, мне было неясно, а особа, пытавшаяся двигать мною, как
пешкой в шахматной игре, не хотела мне этого объяснить.
В эти дни я ставил перед собой лишь одну цель:добраться как-нибудь до
своих.Японимал,чтосделатьэтонепросто:янаходилсявгороде,
захваченном врагом; весь распорядок жизни в Риге был строго регламентирован,
ивряд ликтомог оказаться запределами наблюдения придирчивой немецкой
администрации.
Августа Берзиня почему-то щадили,во всяком случае, оставляли в покое,
ноеслиАвгуст Берзинь вздумает перебраться через линию фронта,навряд ли
его пощадят, да и добраться до линии фронта было не так-то легко.
..
Для того чтобы действовать увереннее, следовало разгадать тайну Августа
Берзиня,присматриваться,выжидать,узнать все,что можно узнать. И лишь
тогда...
Но внезапно тайна Августа Берзиня превратилась в тайну Дэвиса Блейка.
Жизнь, как всегда, была сложнее и запутаннее любого авантюрного романа.
Герой романа,особенно романа авантюрного,принялся бы сопоставлять факты,
делатьвсяческие предположения,строитьразличные гипотезы ипосредством
остроумных предположений вконце концов разгадал бы тайну;но яне владел
методом индукции и дедукции столь совершенно,как детективы из криминальных
романов, да и терпение мое, правду сказать, тоже истощалось...
ВчераЯнковская сказала,чтоменязовут Августом Берзинем,сегодня
говорит, что я Дэвис Блейк, а завтра объявит Рабиндранатом Тагором...
Я решил заставить ее заговорить!
- Дэвис Блейк? - повторил я и добавил: - Это вы мне тоже не объясните?
- Объясню,но несколько позже,- ответила она, как обычно. - Вам надо
слушаться - и все будет хорошо.
Я сделал вид,что подчинился; я позволил нашему разговору уклониться в
сторону,имызаговорили онеизвестном мнеБерзине,которого Янковская
знала,по-видимому,довольнохорошо.Япринялсяиронизировать надего
условными белесымиакварелями,нашразговор перешелнаживопись вообще,
Янковская сказала, что ей больше всего нравятся пуантилисты, всем художникам
она предпочитала Синьяка, умеющего составлять видимый нами мир из мельчайших
отдельных мазков...
Внезапно я схватил ее за руки и вывернул их назад,совсем так, как это
делают мальчишки.
Янковская закричала:
- Вы с ума сошли!
Никогдаранееятакнеобращался сженщиной,номенявынуждали
обстоятельства.
- Марта!-сдавленным голосом крикнула Янковская,но ябесцеремонно
прикрыл ей рот ладонью.
Перевязью с портьеры я прикрутил ей руки к туловищу и насильно усадил в
кресло.
Без всяких церемоний яосмотрел ее;свой пистолет она обычно носила в
сумочке иливкармане пальто,иникакая предосторожность небыла сней
лишней.
Сдернутой со стола скатертью обвязал ей ноги и сел в кресло напротив.
- Поймите меня,Софья Викентьевна, - сказал я, - на этот раз вы в моих
руках ибудете мне отвечать.Даю слово,что втаком положении выбудете
находиться до тех пор,пока не начнете говорить,а если так и не надумаете
заговорить, я вас застрелю, а сам постараюсь добраться до своих, даже рискуя
попасть в руки гестаповцев...
И Янковская, еще минуту назад растерянная, подавленная, готовая во всем
мне подчиниться, вдруг подняла голову и пристально посмотрела на меня своими
зелеными в это мгновение, как у кошки, глазами.
- Ах, вам угодно разговаривать? - насмешливо спросила она. - Извольте!
- Кто вы такая? - спросил я ее. - Говорите.
- Вы не оригинальны,-сказала она.