— Надеется завоевать симпатии избирателей. Так прямо цветные католики и отдали ему свои голоса! Как будто им не известна его позиция!
— А послезавтра, Бог даст, они узнают и позицию церкви которая с ними заодно. Вы были в соборе, там все в порядке?
— Все как всегда. За исключением полицейских и переодетых сыщиков. Все облазили в погоне за призраками.
Меры предосторожности, принимаемые в соборе по распоряжению правительства, раздражали Джеймсона. Даже недавние политические убийства не изменили его отношения к этому. Ему казалось немыслимым, чтобы в его соборе могло произойти нечто подобное. Регацци знал мнение Джеймсона, но, в отличие от него, ценил заботу федеральных и городских властей, хотя и презирал меры предосторожности, считая, что смерть приходит, когда наступает ее время, и ничто не может ей помешать. Подобное отношение к жизни, да еще с налетом сицилийского фатализма, очень затрудняло охрану кардинала.
— Если и произойдет какое-то убийство, то его совершите вы своей проповедью, Ваше преосвященство, — сказал Джеймсон. — Остается только надеяться, что вы не навлечете на себя гнев Святейшего Престола. — Джеймсон вздохнул. Он и его поколение не верили в либерализм центра римско-католической церкви. — Ватикан — сторонник дипломатии, и ему не понравится ваша убийственная критика.
— Вот тут-то вы и заблуждаетесь, — сказал Регацци. — Я уверен, Его святейшество одобрит ее. Я отправлю ему один экземпляр проповеди вместе с письмом, где излагаю свои мотивы.
— Но, пока он получит ее, проповедь уже будет произнесена, — заметил секретарь.
Изможденное лицо Регацци тронула слабая улыбка.
— Да, конечно. Но ведь речь идет не о внутренней политике, а об общечеловеческих принципах. Нет низших рас, и только невежественные, обремененные предрассудками люди, занятые собой, не видят печати Божьей на лицах своих собратьев. Наступит день, когда мое место на главном престоле займет человек с черным цветом кожи, наподобие тому, как у власти в Белом доме был католик. Зло не может победить, ибо душа людей преисполнена добра. С Божьей помощью Джон Джексон выползет завтра из собора на четвереньках.
— Вас обвинят в том, что вы помешали ему стать президентом.
— Этого я и добиваюсь. — Регацци опустил взгляд на лежащую перед ним проповедь и что-то быстро написал на полях. — Благодарю вас, Патрик, я забыл особо подчеркнуть этот момент.
— Мне можно идти спать? Я вам больше не нужен, Ваше преосвященство?
— Нет, нет! Больше ничего не нужно! Завтра у нас всех будет трудный день. Спокойной ночи, да благослови вас Господь!
И вас тоже, думал про себя монсеньер, направляясь в свою спальню. Ведь за такие взгляды людей линчевали. С этими нерадостными мыслями не так просто было уснуть.
* * *
В понедельник Келлер вышел из своей комнаты в половине девятого. Под рукой он нес аккуратный сверток с деньгами, похожий на обычный почтовый пакет. Свежевыбритый, в темном костюме, в котором он летел в Америку, — прямо скромный иностранец-турист, которому не хватило только фотокамеры. С деньгами у Келлера возникли проблемы. Он не был уверен, что вернется в отель. Да если бы он и оставил деньги там, хозяин, у которого наверняка есть второй ключ, непременно обшарит всю комнату. В собор тоже нельзя войти со свертком, пока его не проверят. Инструкции на этот счет были совершенно четкими.
Утро было холодное. Келлер поежился и поднял воротник пальто, которое он купил по настоянию Элизабет. Жаль только, что оно не такое толстое и теплое, как хотелось бы. Холод был пронизывающий. Келлер засунул руки в карманы, чтобы сохранить гибкость пальцев. Хлопчатобумажные перчатки не грели.
Он вышел с большим запасом времени на случай, если заблудится или произойдет какая-нибудь непредвиденная задержка, что всегда может случиться с неопытным путешественником в чужом городе. Как ехать на метро, он помнил хорошо. В четверть десятого Келлер был уже в кафе самообслуживания в квартале от собора. Он был голоден, но яичницу с ветчиной желудок не принимал. От одного вида глазастых яиц на розовой американской ветчине его могло стошнить прямо на стол. Он выпил кофе, который ему показался жидким, и съел плохо пропеченную булочку. За прилавком с бутербродами и горячими напитками он заметил дверь с надписью: «Туалет». Официантка, убиравшая грязную посуду, показала ему, где мужская комната. Он никогда не слышал, чтобы так странно называли туалет. Келлер спрятал сверток с деньгами за сливной бачок. На пару часов такое место вполне подойдет. Потом вернулся к своему столику и допил кофе. Он мог бы оставить деньги в комнате, мог бы выбросить их по пути в урну для мусора. Но нет, как бы не так! Деньги — это часть уговора, который они уже нарушили. Но по крайней мере этот пункт Келлер заставит их выполнить. Ему заплатили, чтобы он убил человека, и он это сделает. У профессионалов есть своя гордость. Наемный солдат сражается за своих хозяев так же яростно, как и патриот, иначе он потеряет свое вознаграждение. Убийца получает свой гонорар и убивает, как обещал. Даже подонки общества имеют свой кодекс чести. Но если его нарушают, доверять им неблагоразумно. Они могут стать очень опасными.
Келлер купил газету. На первой полосе был помещен крупный портрет Джона Джексона. Это была дешевая низкопробная газетенка, гоняющаяся за сенсациями. Келлер не стал ничего читать, внимательно вглядываясь в фотографию Джексона. Да, его расчет верен. Он все тщательно продумал, отодвинув на задний план эмоции, связанные с гибелью Соухи. То, что он собирался сделать, сорвет план убийства кардинала. Его фотография тоже была здесь, поменьше форматом, чем портрет кандидата в президенты. Даже такая дешевая газетка признавала в нем защитника бедноты и борца за права цветных. Когда Элизабет упрекнула Келлера в том, что он работает на коммунистов, смысл сказанного ею тогда не дошел до него. Он просто решил, что она имеет в виду профессионалов другого рода — политиков, взяточников и хапуг. О коммунизме Келлер знал только то, что видел во Вьетнаме, и ему это не понравилось. Под пули посылали простых людей. Человеку протыкали брюхо штыком и при этом провозглашали лозунг всемирного братства. Коммунисты считают себя представителями народа, но это не мешает им усмирять тот же народ с помощью танков. Келлер не питал симпатий ни к какой идеологии, мирской или религиозной, не доверял ни одной из них. Если бы коммунисты были искренни в своих убеждениях, то такой человек, как кардинал Регацци, должен пользоваться у них почетом. Но вместо этого они собираются убить его, потому что он не на их стороне. Им нужны президент-расист, кровавые столкновения, гражданская война, чтобы проводить свою политику. Что им стоит задушить какую-то одну арабскую девушку, если для них ничего не значат миллионы жизней! Но Кинг и те, кто стоит за ним, поплатятся за убийство девочки крахом своих грандиозных планов. И сделает это он, Келлер, такой же маленький и ничтожный по их меркам человек, как Соуха Мамолиан и ей подобные.
Джону Джексону никогда не быть президентом Америки, как не быть гражданской войне и грозным внутренним потрясениям, способным открыть путь коммунистам. Потому что убийца, которого они наняли, помешает этому и убьет Джексона.
Келлер застегнул пальто, спасаясь от холодного мартовского ветра, и направился к собору, две серые башни которого были видны издали. К десяти часам собор стал заполняться людьми. Слышался сдержанный шум: люди занимали свои места, перешептывались, покашливали. И над всеми этими звуками плыла негромкая красивая мелодия гимна, исполняемого на прекрасном органе над входом. Келлеру был хорошо знаком путь. Два дня назад он провел здесь целый час, делая вид, что рассматривает жертвенники, а на самом деле запоминая каждую деталь. Он прошел в широко распахнутые массивные бронзовые двери с изображением Христа и его апостолов, а также трех святых, покровителей Нью-Йорка. Его остановили двое мужчин.
— Что у вас в пальто, мистер?
Келлер, не споря, снял пальто и отдал им. Люди, проходя мимо, с удивлением смотрели на эту сцену, оглядывались. Но Келлер был не единственным, кого останавливали. Мужчину с портфелем тоже задержали и попросили открыть портфель. Он сердито спорил. Отдав пальто агенту службы безопасности, Келлер поднял руки. Второй агент ловко ощупал его, чтобы убедиться, что у него нет с собой оружия.
— Простите за беспокойство, — извинилась охрана, пропуская Келлера. — Правила безопасности в эти дни очень строгие.
— Все в порядке, — ответил Келлер и, свернув влево, пошел по проходу вперед. Поднялся по нескольким ступенькам и остановился позади высокой ограды из красного дерева, скрывающей почти весь алтарь за исключением резной арки. Специальная исповедальня ютилась в углу, вклиниваясь в стену. Несколько человек бродили в этой части собора. Трое из них настороженно прохаживались взад и вперед и явно были не из прихожан. Келлер заметил, что один из церковных служителей подошел к ним и о чем-то заговорил. Внимание их было отвлечено разговором. Келлер оглянулся вокруг. Возле исповедальни в этот момент никого не было и никто не смотрел в эту сторону. Келлер так часто проигрывал в уме эту сцену, что теперь сориентировался мгновенно. Он нырнул за зеленую занавеску исповедальни и протянул руку к стене. Нащупал что-то длинное и мягкое. Просунул одну руку в рукав и вышел. На виду у всех, кто поднимался по ступенькам ему навстречу, Келлер поправил на себе одеяние церковного служки и подошел к статуе святой Розы из Лимы. Сердце колотилось чуть сильнее обычного, но он нарочно испытывал себя. Приблизившись к стойке с зажженными свечами, поправил одну-другую, с которых на пол капал воск. Люди проходили мимо или останавливались неподалеку и, преклонив колена, молились, принимая его за церковного служителя. Келлер снова повернул к исповедальне. Одно дело взять приготовленный для него хитон и другое — приподнять крышку подставки и достать пистолет. Теперь сердце забилось сильнее. Спрятав руки под балахон, Келлер надел свои хлопчатобумажные перчатки. Неподалеку стояла еще одна кабина для исповеди, с такими же занавесками, сдвинутыми на одну сторону. Келлер подошел и, передвинув занавеску на место, заглянул вовнутрь. Потрогал подставку. Крышки у нее не было. Ту, другую подставку, наверное, специально переоборудовали. Он снова поднялся по ступенькам и пошел к алтарю. Массивная резная ограда закрывала ярко освещенное святилище. Проход к алтарю был неширокий и местами совсем темный. Келлер точно знал, где расположены две двери, о которых ему говорил связной. Через ту, что ближе к исповедальне, выйдут кардинал со свитой священников и прислужников. Позади нее — другая дверь, та, которая выходит на Пятьдесят первую улицу. Возле нее снаружи стоит охранник — последняя опасность на пути к спасению. Келлер прошел мимо обеих дверей и увидел то, что и ожидал. У первой дежурили четверо мужчин, у второй — один. Связной, который инструктировал Келлера, говорил, что пусть его не беспокоит охранник, который стоит с внутренней стороны двери. Он взглянул на него и заметил, что тот как-то уж очень пристально наблюдает за ним. Наверняка это их человек, тот, который приготовил для него балахон и оружие и который пропустит его, когда он будет убегать.
Келлер отвел взгляд. Он вспомнил, что ему говорила Элизабет: «Как только ты убьешь Джексона, тут же убьют и тебя, чтобы не допустить твоего ареста». Тут же. Сразу после его выстрела. И сделает это, завершив всю операцию, именно этот охранник. Когда Келлер попытается скрыться через эту дверь, он его убьет. Сообщник Кинга станет национальным героем, пристрелив убийцу кардинала. А заодно избавит заговорщиков от риска, что убийца пойман и сможет их выдать.
Не глядя больше на этого человека, Келлер повернулся и подошел к исповедальне. Он не пытался нырнуть туда незаметно. Раздвинул занавески и вошел, делая вид, будто что-то осматривает. Рядом с небольшим решетчатым отверстием, за которым сидел священник во время исповеди, висел головной электронный телефон для глухих. Келлер потянул кверху край подставки, и часть крышки открылась. Он запустил руку в узкое углубление, выдолбленное в дереве. Пистолет был там. Келлер спрятал его в карман пальто под хитоном и вышел из темной кабины.
— Все в порядке? — услышал он голос одного из охранников, стоявших у двери, откуда должен был выйти кардинал. Тот тоже подошел к кабине.
— Да, — быстро сказал Келлер. — Я просто хотел убедиться.
— Лишний раз проверить не помешает. Сегодня все может случиться, раз здесь будет этот гад. Следи за цветными на своем участке. За ними надо особенно приглядывать.
— Так и сделаю, — кивнул Келлер то ли агенту ФБР, то ли полицейскому или кому-то там еще. Он держал правую руку в кармане, сжимая пистолет. Посмотрел на часы. Было двадцать пять минут одиннадцатого. Главный вход уже закрыли. Органная музыка стала громче. Собор был полон. Все смотрели на небольшую группу людей в проходе. Это были почетные привилегированные гости, идущие занимать отведенные им места. Келлер никого из них не знал. Он стоял наверху ступенек, которые вели к проходу. Среди десятка этих мужчин и женщин, рассаживающихся в первых трех рядах по обе стороны главного прохода, Джексона не было. Он не пришел. Наверное, в последнюю минуту его предупредили. На него уже один раз покушались. Келлер узнал об этом накануне из телевизионной передачи. Наверное, у Джексона сдали нервы.