Теперь я почти не сомневаюсь, что тогда он больше верил в ценность своего товара, чем в обещания какого-то малоизвестного ему атташе.
Я выпил за его здоровье, и он очень любезно ответил на мой тост.
— Вчера ночью я был просто поражён техническим совершенством вашей работы, — сказал я, переходя на тон непринуждённой беседы. — Вы работаете один или у вас есть помощник? Но как бы вы ни работали, совершенно очевидно, что вы прекрасный фотограф.
— Я уже много лет занимаюсь фотографией. Мне никто не помогает. Я делаю все сам.
— Где вы это делаете — в посольстве или где-нибудь ещё?
— В посольстве, конечно…
— Меня очень интересует, как вы фотографируете и когда?
— Разве недостаточно того, что я доставляю вам документы? — спросил он, внезапно раздражаясь. — Может быть, я расскажу вам когда-нибудь об этом, только не сейчас.
Было ясно, что сегодня я ничего больше от него не добьюсь. Уходя, он попросил меня достать ему новый фотоаппарат.
— Я фотографировал немецкой «Лейкой», — сказал он, — которую взял у одного приятеля. Но скоро я должен буду её вернуть. Достаньте мне другую, самую обыкновенную. Хорошо, если бы её прислали из Берлина, потому что кто-нибудь, возможно, ведёт учёт фотоаппаратов, продаваемых здесь, в Анкаре.
Очевидно, он все продумал. Но его рассказ не удовлетворил меня — я так и не узнал, как именно он работает. Но пока оставалось только поверить, что он работает один и что никто ничего об этом не знает.
Он пробыл у меня почти до полуночи.
— Когда мы снова увидимся? — спросил я.
— Я позвоню вам, когда у меня будет что-нибудь новенькое, но в посольство больше не приду. Это слишком рискованно. Мы встретимся в старой части города на какой-нибудь тёмной улице. У вас, конечно, есть своя машина?
Я утвердительно кивнул головой.
— Лучше было бы установить место встречи сегодня же вечером. Надо выбрать такое место, где вам не нужно будет останавливаться. Вы просто будете ехать потихоньку, с потушенными фарами. Доехав до условленного места, откроете дверцу машины, а я вскочу в неё. Если на улице будет ещё кто-нибудь, сделайте вид, что не замечаете меня, обогните квартал и захватите меня, когда улица будет пуста. Хорошо бы прямо сейчас поехать в город и установить место нашей встречи.
— Вот ещё что, — продолжал он, когда я уже хотел отправиться за машиной. — На случай, если наш разговор по телефону будет подслушан (всякое случается в наши дни), я всегда буду называть время на двадцать четыре часа позже того, которое действительно имею в виду. Если, например, я говорю, что ожидаю вас на игру в бридж в такое-то время восьмого числа, то это будет означать, что я жду вас в это же время седьмого. Так я буду чувствовать себя в большей безопасности.
Да, кажется, он в самом деле все продумал. Я пошёл за машиной, а Цицерон остался в кабинете. Случилось так, что мой собственный старый «Мерседес» находился в это время в ремонте и я попросил машину на время у своего друга. Это был большой новый «Опель», похожий на многочисленные американские автомобили, на которых ездили члены дипломатического корпуса. Через несколько дней я купил эту машину — для наших целей она оказалась очень удобной. Днём же я продолжал ездить на своём стареньком «Мерседесе», который хорошо знали в Анкаре.
Когда в эту ночь я подъехал на «Опеле» к посольству, Цицерон сел на заднее сиденье и тщательно занавесил окна. Следуя его указаниям, я вёл машину по тёмным улицам старой части города. Наконец, он велел остановиться у пустыря между двумя домами.
— Здесь будет пока место наших встреч, — сказал он.
Я постарался запомнить это место. Оно находилось недалеко от перекрёстка, и его легко было найти. Цицерон снова проявил большую проницательность.
— А теперь не отвезёте ли вы меня в английское посольство?
— Куда? — переспросил я.
— В английское посольство, в Канкайя.
Я решил, что неправильно его понял.
— Вы хотите, чтобы я отвёз вас в английское посольство?
— Почему бы и нет? Я там живу.
«Рискованно», — подумал я, но ничего не сказал и поехал дальше. Машина была в прекрасном состоянии и легко шла по крутому подъёму в направлении к новой части города, где находилось большинство посольств.
На тёмном фоне неба уже можно было ясно различить силуэты двух больших зданий английского посольства. Ещё короткий прямой пролёт, затем крутой поворот, и через несколько секунд я буду у главных ворот посольства. Вдруг у меня мелькнула мысль, что это ловушка, но раньше, чем мы доехали до угла, я услышал позади себя голос Цицерона:
— Теперь поезжайте медленно, но не останавливайтесь.
Я снял ногу с педали газа. Мы огибали угол, и надо было внимательно смотреть на дорогу. Я слышал, как слабо щёлкнула, а затем почти бесшумно захлопнулась задняя дверь. Я оглянулся. Цицерона уже не было.
Через несколько минут я остановил машину у ворот германского посольства. По-видимому, все спали. Здание посольства было погружено в полный мрак, лишь в квартире Йенке всё ещё горел свет. Я знал, что они устраивали небольшую вечеринку. Это было очень кстати: привратник-турок, открывший ворота, несомненно, принял меня за одного из гостей.
Я пробрался вниз, в фотолабораторию, неся в руках новые катушки фотоплёнки.
«Практическое руководство для фотографа-любителя» оказалось полезным. Через час на верёвочке между электрическим нагревателем и вентилятором уже сушились две мокрые плёнки.
И на этот раз фотографии были выполнены безукоризненно. Сгорая от любопытства и волнуясь, я взял увеличительное стекло и попытался хоть что-нибудь прочесть на совсем ещё мокрой плёнке. Но почти ничего не было видно — приходилось ждать, пока плёнки просохнут. Я закрыл комнату на ключ и вышел в тёмный сад.
В квартире Йенке горел свет, хотя было уже почти два часа ночи. Я пошёл к ним и попросил дать мне крепкого кофе. За двумя столами шла игра в покер. Йенке, желая узнать новости, отвёл меня в тихий уголок гостиной.
Я рассказал ему, что Цицерон опять был у меня и что в фотолаборатории сушатся две новые плёнки. Он хотел знать содержание новых документов, но я мог сказать ему лишь то, что они помечены грифом «Совершенно секретно». Узнать о них подробнее можно было только утром.
Поскольку японский посол уходил домой, а гости, игравшие за его столом, не хотели прекращать игру, мне пришлось занять его место, но я никак не мог сосредоточиться на игре и все думал о тех новых тайнах, которые ожидают меня в фотолаборатории. Да и как мог я думать о картах моего партнёра, если меня занимала куда более интересная игра.
К трём часам ночи вечер окончился. Мне пора было возвращаться к своей работе. Попрощавшись с гостями, я ушёл. Никто не заметил, что я остался в здании посольства, а не вышел со всеми.
Вернувшись в фотолабораторию, я увидел, что обе плёнки вполне просохли, и тотчас же занялся печатанием. Часам к шести утра на моем письменном столе уже лежало сорок снимков с английских секретных документов.
К восьми часам я бегло ознакомился с их содержанием.
Затем я запер документы в сейф и через заднюю дверь, ведущую в сад, вышел из посольства. После двух бессонных ночей приятно было подышать бодрящим утренним воздухом.
Когда я пришёл домой, жена только что встала. Она встретила меня вопрошающим взглядом. Нетрудно было угадать направление её мыслей.
— Работа, дорогая, только работа! Я всю ночь работал в посольстве, если не считать нескольких партий в покер, которые мы сыграли у Йенке. Ты удовлетворена?
Я думаю, она все поняла.