– А я никогда и не пытался, Дэниел, – возразил Крейтц. – Я резко осуждал рейх за распространение лжеучений, доступных обнищавшему народу. Тевтонская мифология была наркотиком, которым с радостью пользовались слабые, разочаровавшиеся, голодные люди. Разве я не писал об этом?
– Писали, – кивнул американский посол. – Но вот о чем я хотел напомнить вам.
– Ваша точка зрения мне совершенно ясна. Однако вы обязаны защищать интересы Вашингтона, а у меня есть такие же обязательства перед Бонном… К чему же мы пришли? К тому, что все стремимся к одному.
– Позвольте мне, господин посол, – сказал Моро, поднимаясь с дивана, – установить наблюдение за некоторыми вашими дипломатами высокого ранга.
– А что это даст, кроме вмешательства правительства данной страны на дипломатическом уровне? Я знаю всех своих сотрудников. Это порядочные люди и профессионалы – как мужчины, так и женщины. Они вполне достойны доверия.
– Вот в этом-то вы и не можете быть уверены, мсье. Существуют неоспоримые доказательства того, что здесь, в Париже, есть организация, связанная с неонацистским движением. Все указывает на то, что это центральная организация за пределами Германии. По всей вероятности, она играет не менее важную роль, чем та, что находится в вашей стране, поскольку здесь не подпадает под действие германских законов и не находится на глазах у немцев. Стараниями этой организации, вероятно возникшей лет пятьдесят тому назад, из Франции переправляются нацистам огромные суммы денег. Это уже установлено, не выявлены лишь детали, связанные с пересылкой. Так что, как видите, господин посол, данная ситуация вышла за узкие рамки традиционных дипломатических отношений.
– Чтобы позволить вам это, я должен заручиться поддержкой моего правительства.
– Конечно, – согласился Моро.
– Информация финансового характера может передаваться по нашим надежным каналам кем-то из посольства тем лицам в Париже, которые помогают этим психопатам, – задумчиво произнес Крейтц. – Я понимаю, что вы имеете в виду, хотя это и малоприятно… Хорошо, я дам вам ответ позже. – Крейтц повернулся к Лэтему. – Мое правительство, конечно, возместит нанесенный вам ущерб, герр Лэтем.
– Вам следует сотрудничать с нами, когда это необходимо, иначе вашему правительству едва ли удастся возместить ущерб, – сказал Дру. – Все снова повторится.
– Его нет дома! – рыдая, сказала Жизель Виллье в телефонную трубку. – Мсье Моро был здесь четыре часа назад и рассказал о том, что произошло прошлой ночью с вами и с Анри Брессаром, и муж, казалось, прислушался к его настоятельным советам не вмешиваться. Maintenant, mon Dien,[38] вы же знаете актеров! Они так убедительно говорят, что вы невольно верите им, а сами замышляют совсем другое.
– Так вы не знаете, где он? – спросил Дру.
– Я знаю, где его нет, мсье! После того как Моро уехал, он, казалось, принял решение и сказал мне, что едет в театр на репетицию с дублерами. Он не раз говорил мне, что при нем на таких репетициях второстепенные актеры играют лучше. Мне и в голову не пришло усомниться в этом, но потом позвонил Анри с Ке-д’Орсе – ему надо было срочно поговорить с Жан-Пьером. Я попросила его позвонить в театр…
– И вашего мужа там не оказалось, – прервал ее Лэтем.
– Да, но и репетиция с дублерами не сегодня, а завтра!
– Вы думаете, он решил осуществить свои планы?
– Уверена и до смерти этого боюсь.
– Думаю, не стоит тревожиться. Его охраняет Второе бюро – они следуют за ним повсюду.
– Но, наш новый друг, а я надеюсь, вы наш друг…
– Вне всяких сомнений.
– Вы не знаете, что такое талантливый актер. Такой актер может войти в здание в одном обличье и выйти на улицу совсем в другом. Рубашка торчит из-под пиджака, брюки висят мешком, походка неузнаваемая – в театре ведь есть костюмерная.
– По-вашему, он мог такое выкинуть?
– Потому-то я так и боюсь. Вчера ночью он был непреклонен, а Жан-Пьер – человек волевой.
– Именно так я и сказал Брессару, когда он вез меня в посольство.
– Я знаю. Поэтому Анри и хотел убедить его отказаться от этой затеи.
– Я спрошу у Моро, как дела.
– Надеюсь, вы позвоните мне потом.
– Конечно. – Дру положил трубку, нашел в картотеке номер Второго бюро и позвонил Моро. – Это Лэтем.
– Я ждал, что вы объявитесь, мсье. Что же вам сказать? Мы упустили актера – он нас перехитрил. Он зашел в Центральный рынок, где всегда дикий бедлам. Все эти прилавки с мясом, цветами, курами, овощами – истинный хаос! Он миновал мясные ряды, но ни один из моих людей не видел, чтобы он оттуда вышел!
– Потому что они высматривали того, кто туда вошел, но вышел он оттуда другим. Что же вы теперь намерены делать?
– Группы моих людей прочесывают самые неблагополучные наши улицы. Мы должны его найти.
– Вы его не найдете.
– Почему же?
– Потому что он – лучший актер Франции. Но сегодня вечером он должен быть в театре. Ради всего святого, приходите туда и при необходимости посадите его завтра под домашний арест… если он к тому времени еще будет жив.
– Не каркайте.
– Я побывал на тех улицах, Моро, – едва ли они вам знакомы. Вы слишком оторваны от жизни, и ваша высокоинтеллектуальная стратегия неприменима к трущобам Парижа, где он, вероятно, сейчас обретается.
– Зря вы меня оскорбляете; мы знаем об этом городе больше, чем кто бы то ни было.
– Отлично. Тогда ищите. – Дру повесил трубку, раздумывая, кому еще позвонить и что можно предпринять. Мысли его нарушил стук в дверь. – Войдите, – нетерпеливо бросил он.
В кабинет вошла приятная брюнетка тридцати с небольшим лет в очках с большими стеклами в черепаховой оправе и с толстой папкой в руках.
– Мы нашли материалы, которые вы просили, сэр.
– Простите, кто вы?
– Меня зовут Карин де Фрис, сэр. Я работаю в отделе документации и справок.
– Этим эвфемизмом обозначают «секретное» и «совершенно секретное»?
– Вовсе нет, мсье Лэтем. У нас есть также карты дорог, расписания самолетов и поездов.
– Вы француженка?
– Нет, фламандка. – Женщина говорила с легким акцентом. – Однако я провела несколько лет в Париже – училась в Сорбонне.
– Вы превосходно говорите по-английски…
– А также по-французски и по-голландски – на фламандском и валлонском диалектах, разумеется, – и по-немецки, – спокойно сообщила де Фрис, – и читаю на всех этих языках.
– Да вы полиглот.
– В этом нет ничего необычного – в отличие от умения читать научные книги, разбираться в абстракциях и пользоваться идиомами.
– Потому-то вы и работаете в таком отделе.
– Здесь, конечно, нужны такие знания.
– Еще бы! Так что же вы для меня отыскали?
– Вы просили просмотреть законы, которыми руководствуется французское министерство финансов, выявить, нет ли лазеек для иностранных инвесторов, и доставить вам эту информацию.
– Давайте ее сюда.
Она положила папку перед Лэтемом и раскрыла ее – там лежали компьютерные распечатки.
– Здесь уйма материала, мисс де Фрис, – сказал Лэтем. – Нужна неделя на то, чтобы все просмотреть, а недели-то у меня и нет. Увы, я плохо знаком с миром финансов.
– О нет, сэр, почти все это выдержки из законов, подкрепляющие наши выводы, а также досье на тех, кто уличен в нарушении законов. Их имена и краткое описание проделанных ими манипуляций занимают всего шесть страниц.
– Господи, я ведь и не просил проделать такую большую работу! И вы прокрутили это всего за пять часов?
– У нас прекрасное оборудование, сэр, и министерство охотно пошло нам навстречу, вплоть до того, что закодировало наши модемы.
– Они не возражали против нашего вмешательства?
– Я знала, кого попросить. Этот человек понял, что вы ищете и почему.
– А вы?
– Я ведь не слепая и не глухая, сэр. Огромные фонды переправляются через Швейцарию в Германию для Bedentung unrechtmabig unbekannt.
– Поясните, пожалуйста. Я совсем не знаю немецкого.
– Прошу прощения: неизвестным лицам без законного основания. Это значит, что расчеты по этим счетам производятся по принятой в Швейцарии процедуре, когда написанные от руки номера подвергаются спектральному анализу.
– А кто скрывается под этими номерами?
– Об этом моментально сообщается в Цюрих, Берн или Женеву, где эта информация хранится в тайне. Так что нельзя получить ни подтверждения, ни опровержения.
– Похоже, вы много знаете об этих процедурах, не так ли?
– Позвольте объяснить, мсье Лэтем. Я работала на американцев в НАТО. Американские власти открыли мне доступ к самым секретным материалам, ибо я часто видела и слышала такое, что ускользало от американцев. А почему вы спрашиваете? Что вы имеете в виду?
– Не знаю. Пожалуй, меня просто потрясла ваша оперативность – ведь именно вы занимались этой папкой, да? То есть вы одна, верно? Я же могу выяснить это в вашем отделе.
– Да, – сказала Карин де Фрис и, обойдя стол, встала перед Лэтемом. – Я увидела ваш запрос с красной пометкой в папке нашего шефа и познакомилась с ним. Понимая, что обладаю необходимыми знаниями для его выполнения, я вынула документ из папки.
– А вы сказали об этом вашему шефу?
– Нет. – Помолчав, она тихо добавила: – Я сразу решила, что могу проанализировать и подать такую информацию быстрее любого другого в нашем секторе. И принесла вам результат моей работы всего через пять часов.
– Вы хотите сказать, что никто, включая заведующего вашим сектором, не знал, что вы работаете над этим?
– Шеф уехал на день в Кале, а идти к его заместителю я не сочла нужным.
– Почему? Разве вы могли обойтись без его разрешения? Это ведь задание особенного рода, о чем говорит красная пометка.
– Я же говорила вам, что прошла проверку у американских служб в НАТО и у наших разведчиков здесь, в Париже. Я принесла вам то, что вы просили, а мотивы, побудившие меня сделать это, не имеют значения.
– Думаю, что имеют. У меня тоже есть свои мотивы, и я намерен проверить и перепроверить все, что содержится в этой папке.
– Вы убедитесь, что все записи сделаны точно и документально подтверждены.
– Надеюсь. Благодарю вас, мисс де Фрис, это все.
– Простите, сэр: не мисс, а миссис де Фрис. Я – вдова: мой муж погиб в Восточном Берлине за неделю до падения Стены; его убила Штази, сэр. Это были озверелые гестаповцы или эсэсовцы, хоть и назывались иначе. Мой муж, Фредерик де Фрис, работал на американцев. Можете это тоже проверить и перепроверить. – Она повернулась и вышла.
Лэтем удивился, когда она с грохотом захлопнула дверь. Набрав номер начальника службы безопасности посольства, он услышал:
– В чем дело, К.О.?
– Кто такая Карин де Фрис, Стэнли?
– Большая подмога, полученная от НАТО, – ответил Стэнли Витковски, тридцатилетний ветеран армейской разведки, полковник, добившийся столь необычайных успехов во Втором отделе общей разведки, что его откомандировали в Госдепартамент. – Работает быстро, умна, сообразительна, читает и свободно говорит на пяти языках. Само небо помогло нам заполучить ее, друг мой.
– Это-то я и хочу выяснить. Кто ее прислал?
– Почему вы спрашиваете?
– У нее странные методы работы. Я направил в отдел документации и справок запечатанный запрос с красной пометкой, она без разрешения вынула его из папки и сама проделала всю работу.
– С красной пометкой! Это действительно странно – уж она-то должна знать такие вещи. Документ с красной пометкой фиксирует начальник сектора или его заместитель, а затем согласует с начальством, кому из сотрудников поручить работать с этим документом, и заносит его имя в журнал.
– Так я и думал, а данная операция заставляет меня особенно опасаться утечки информации или получения ложных сведений. Так кто же все-таки прислал сюда эту женщину?
– Не берите в голову, Дру. Она попросилась в Париж и во всех инстанциях, начиная с главнокомандующего, получила «зеленый свет».
– Есть настоящий зеленый свет, а есть ложный, Стэн. Она сделала выводы, выходящие за пределы ее допуска, и я хочу знать, каким образом и почему.
– Можете намекнуть, о чем речь?
– Это связано с мерзавцами, марширующими по Германии.
– Это почти ничего мне не дает.
– Она сказала, что ее мужа убила Штази в Восточном Берлине. Вы можете это подтвердить?
– Черт побери, конечно. Я работал с западной стороны Стены, круглосуточно поддерживая контакт с нашими людьми по другую сторону. Фредди де Фрис был молодым, очень оперативным осведомителем. Беднягу поймали буквально за несколько дней до того, как Штази отошла в сторону.
– Значит, обостренный интерес Карин к событиям в Германии вполне обоснован?
– Безусловно. Знаете, куда ушли большинство сотрудников Штази, когда рухнула Стена?
– Куда?
– Прямиком в дружеские объятия бритоголовых, этих проклятых нацистов… Кстати, Фредди де Фрис работал с вашим братом Гарри. Я знаю об этом, потому что мой Второй отдел координировал их действия. Услышав про Фредди, Гарри не просто расстроился, а разозлился как черт, будто это случилось с его младшим братом.
– Спасибо, Стэнли. Боюсь, я совершил ошибку и оскорбил Карин. И все же кое-что требует разъяснения.
– А именно?
– Откуда миссис де Фрис узнала про меня?
По теневой стороне мрачной улочки на Монпарнасе шел, спотыкаясь, Жан-Пьер Виллье. Он был неузнаваем: огромный толстый нос, набухшие веки. Его прикрывали рваные, грязные лохмотья. По пути ему попадались пьяницы: они сидели на камнях мостовой, привалившись к стене. Виллье бормотал, с трудом, как пьяный, выговаривая слова:
– Ecoutez, ecoutez… gardez – vous, mes amis!.. Слушайте меня, слушайте, да внимательней, друзья… что говорил мне наш дорогой Жодель… Кто-нибудь хочет узнать, или я зря стараюсь?
– Жодель – псих! – раздался голос слева.
– Он на всех нас беду накличет! – выкрикнул кто-то справа. – Пошли ты его к черту!
– Он велел мне разыскать его дружков, сказал – это очень важно!
– Отправляйся в северные доки на Сене – там ему лучше спится да и воровать проще.
Жан-Пьер побрел на набережную Тюильри, останавливаясь в каждой темной улочке и покидая ее без всякого результата.
– Старик Жодель – свинья! Никогда не угостит вином!
– Треплется, будто у него друзья во властях – где же они, эти друзья?
– Болтает, что знаменитый актер – его сын, вот дерьмо!
– Я вот спился, и плевать мне на все, но дружкам своим я не вру.
Только добравшись до грузовых пристаней выше моста Альма, Жан-Пьер услышал от одной старой бродяжки то, что немного приободрило его.
– Жодель, конечно, сумасшедший, да только ко мне хорошо относится. Приносит мне цветы – краденые, сам понимаешь, и называет меня великой актрисой. Представляешь?
– Да, мадам, представляю.
– Значит, и ты такой же сумасшедший.
– Возможно, но вы и впрямь прелестны.
– Ай! Глаза-то у тебя! Синие, как небо! Может, это его призрак явился!
– Разве он умер?
– Кто знает? А ты-то кто?
Наконец, много часов спустя, когда солнце уже зашло за высокие здания Трокадеро, Жан-Пьер услышал в одном проулке, более темном, чем все предыдущие, нечто иное.
– Кто это говорит о моем друге Жоделе?
– Я! – крикнул Виллье, углубляясь во тьму узкого проулка. – А ты его друг? – спросил он, опускаясь на колени рядом с лежащим лохматым бродягой. – Мне надо отыскать Жоделя, – продолжал Жан-Пьер, – я заплачу тому, кто мне поможет. Вот, смотри! Пятьдесят франков.
– Давненько я не видал таких денег.
– Ну, гляди. Так где Жодель, куда он пошел?
– Он сказал, это секрет…
– Но от тебя-то он ведь не скрыл.
– Ну да, мы с ним как братья…
– А я его сын. Так скажи мне.
– В долину Луары, к страшному человеку в долине Луары, больше я ничего не знаю, – прошептал бродяга. – Никому не известно, кто этот человек.