Должен признаться, в эту минуту и меня охватила паника, какой-то неописуемый страх. Когда-то мне пришлось стоять перед нацеленными на меня автоматами предателей, но и тогда я не испытывал такого отвратительного чувства, черт бы его побрал! Даже желудок свело судорогой. И я сказал себе: «Вот ты хотел отразить настоящий удар, хотел набрать побольше очков, но каково придется тебе теперь, а? Каково придется?»
В эту критическую минуту капитан Баласчев откашлялся и попросил разрешения расставить своих людей, чтобы начать действовать.
— Погоди, — сказал я ему, — дело это очень важное, и потому всю работу будешь вести только по моим указаниям и под моим наблюдением. А сейчас я хочу задать еще один, последний вопрос. — И, обращаясь к главному директору, спросил: — Подозреваете ли вы кого-нибудь и есть ли у вас какое-то объяснение случившемуся?
— Я никого не подозреваю, — сказал, горько усмехнувшись, директор. — Никого из моих людей, — уточнил он. И добавил словно через силу: — То, что случилось, кажется мне необъяснимым. У нас в здании установлено специальное электронное контрольное устройство. Оно не позволит незаметно вынести из здания даже булавку, не то что пол-литровую склянку, наполненную раствором!
Я вообще отношусь к технике с большим уважением, а электронно-вычислительную технику просто обожаю. Но тут я скептически поджал губы и сказал вызывающе:
— Ну, мы на нее еще поглядим, на эту вашу кибернетику! — и вышел с капитаном Баласчевым из кабинета.
Мы поднялись на четвертый этаж. Перед входом в отделение стоял пост внутренней охраны. Еще один пост был поставлен по моему указанию у выхода на лестницу, так что теперь, как говорится, даже муха не могла ни пролететь туда, ни вылететь оттуда. Сотрудникам отделения, включая профессора Маркова, я велел не трогаться со своих рабочих мест. Профессор даже не шелохнулся за все время в своей «кабине». Затем я разрешил ребятам Баласчева приступить к делу. Одни снимали отпечатки пальцев с замка входной двери, другие — с ручек несгораемого шкафа, третьи — следы на полу, четвертые старались обнаружить «необычное» положение некоторых предметов, пятые снимали отпечатки пальцев у сотрудников отделения, в том числе и у профессора. Специалисты изучали состояние оконных решеток и рам, осматривали потолок, полы, подсобные помещения, личные шкафчики персонала. Все эти операции продолжались около часа. За это же самое время мы с капитаном Баласчевым успели изучить обстановку вокруг здания, парадный и черный входы, ограду и следы возле нее, насколько в такую отвратительную дождливую погоду вообще можно было различить какие-то следы. Пока мы кружили взад-вперед, наши люди проверяли пропуска, выданные посетителям с середины вчерашнего дня до девяти часов нынешнего утра. Собранные материалы сразу же курьерскими машинами отправляли на исследование. Посредством специальной машины, оснащенной рацией, установили прямую связь с министерством и с различными техническими службами.
Под конец проверили кибернетическую систему. Я сунул за подкладку пиджака маленькую бутылочку и быстро прошел через проверочную зону. Раздался страшный вой, загорелись красные лампы сигнала тревоги, мгновенно опустились железные решетки перед всеми выходами. Система работала безупречно.
Ровно в одиннадцать ноль-ноль я снова вошел в помещение злополучной . «ЛС-4». Должен признаться, черт побери, что порог ее я перешагнул с каким-то озлоблением, потому что, пока мыс капитаном ходили туда-сюда, в голове у меня начало выкристаллизовываться достаточно правильное предположение. Я поздоровался за руку с сотрудниками. Их было шесть человек: пятеро мужчин, включая профессора, и одна женщина-лаборантка.
Я вряд ли был изысканно любезен с ними: заставил их повторить свои имена и отдал распоряжение фотографу снять каждого анфас и в профиль. После этого собрал всех посередине помещения в кружок, сообщил свое имя и посоветовал им быть предельно откровенными.
— Только при одном условии. — заявил самый молодой из них, Найден Кирилков, нахально разглядывая меня и выпуская дым сигареты прямо мне в лицо. — Только при одном условии, — повторил он. — А именно: вы не будете требовать от нашего профессора, чтобы он стоял навытяжку, словно наказанный ученик.
В груди у меня закипело, но я сдержался и сказал спокойно:
— Мне и в голову не могло прийти держать вашего профессора в такой позе. Пожалуйста! Вы все можете стоять, сидеть, лежать на животе — как вам заблагорассудится. Это ваше личное дело. Я требую от вас только откровенности, и больше ничего.
— Я бы лег, — снова подал реплику этот нахал, — и тем более рядом со своей коллегой Спасовой, но в данный момент тут лежать не на чем.
Спасова, лаборантка, вся залилась краской и опустила голову, а я подумал, что Кирилкова надо крепко держать в руках.
— Если вы будете неуважительно относиться к следствию, — сказал я, — то вынудите меня действительно обращаться с вами, как с плохим учеником.
— Если вы себе позволите подобное, — заявил этот нахал. — то дьявол, который нам друг и компаньон, устроит вам такой номер, что вы всю жизнь будете сожалеть об этом!
— Это еще что! — воскликнул я.
— А то, что дьявол наверняка уже взял вас на заметку! — серьезно заявил наглец Кирилков и рассмеялся. Но я держал себя в руках.
— Смеется весело тот, кто смеется последним! — напомнил я Кирилкову, пытавшемуся играть роль остряка, и, обращаясь к профессору, предложил: — Теперь мы пойдем к вам за ширму, и вы расскажете все по порядку, начиная со второй половины вчерашнего дня и кончая событиями нынешнего утра.
Кирилков поглядел на свои часы. Теперь рассмеялся я и сказал ему:
— Не глядите, это бессмысленно. Вы и ваши коллеги не покинете здания, пока не получите моего разрешения.
Потом я попросил всех выйти в коридор и ждать там.
Профессор прервал свой рассказ на том моменте, когда сургуч пролился на оба конца шнура и Войн Константинов и Недьо Недев ждали, пока он снимет с пальца свой золотой перстень.
— Ну, а дальше? — спросил я.
— Тогда я вдруг вспомнил, что не запер склянку в несгораемом шкафу.
— Как же вы могли забыть?! — удивился я. Профессор развел руками.
— Ведь вам лучше всех было известно, что содержится в этой склянке!
— Не только мне — все знали, что содержит в себе эта склянка. Потому мы и закрывали ее в несгораемом шкафу, потому и запечатывали дверь!
— Но на вас лежит самая большая ответственность. Профессор молча поднял на меня глаза, и взгляд его, словно паровой пресс, сдавил меня. Черти бы тебя побрали! Ишь, как давит! Да только зря, не на того напал! — подумал я и спросил строго:
— Что было потом?
— Потом я предложил коллегам вместе войти внутрь и, как это мы обычно делали, запереть в сейфе склянку на глазах у всех.
— Почему на глазах у всех?
— Мы так договорились.
— Почему вы предложили вашим коллегам войти, вместе с вами?
— Чтобы они видели меня и то, что я буду делать со склянкой.
— И ваши коллеги вошли вместе с вами?
— Нет, они отказались.
— Значит, они не видели ни вас, ни того, что вы делали со склянкой.
Профессор пожал плечами.
— Выходит, свидетелем вашим был один господь бог, как говорится! — усмехнулся я.
— На что вы намекаете?! — возмутился он и впился, проклятый, взглядом мне в лицо — казалось, меня стукнули по лбу тяжелым молотом.
— Позвольте, почему вы думаете, что я на что-то намекаю? — с недоумевающим видом спросил я.