– Сами-то каджеки испытывают в том или ином виде сексуальное возбуждение?
– По сути, никакого. Пол у нас только один, причем ни мужской ни женский.
– А как же вы размножаетесь?
– Партогенезом, как снаму.
– Тогда ясно, – кивнул с улыбкой Карлсен, – почему секс вам непонятен.
– Что здесь понимать? – пожал плечами К-17. – Секс – иллюзия.
Еще несколько часов назад Карлсен не стал бы вступать в полемику. Но время, проведенное в лаборатории Ригмар, дало понять, что в целом вопрос здесь не такой простой.
– Это правда лишь отчасти. Согласен, секс по большей части основан на условном рефлексе: мужчина машинально реагирует при виде раздевающейся женщины. Такой секс действительно без малого иллюзия, за которой ничего нет. Когда же мужчина, полюбив, оказывается в постели с женщиной, которую обожает – это более высокий уровень реальности. Частично иллюзорность, разумеется, присутствует и здесь, но, чувство, по крайней мере, не испаряется с окончанием соития. Различие достаточно существенное.
– Вы в таких вещах лучше разбираетесь, – К-17 печально и добродушно развел ладошками (хотя, судя по всему, ничегошеньки не понял).
Они теперь шли по проходу в дальний конец помещения. По обе стороны тянулись стеклянные скамьи, на которых лежали женщины-роботы в различной стадии сборки. Разнообразие изумляло. Преобладали брюнетки, хотя встречались и блондинки, и русоволосые, и рыжие. Все расы налицо: негритянки, белые, азиатки, толстушки и стройняшки, высокие и невелички, причем иные вовсе не красавицы. По возрасту они варьировались буквально от нимфеток до тех, кому за сорок. И у всех начинка – розовое желе, такое же, как у той служки в капсуле у Грондэла.
Собирались они, очевидно, по сегментам: верхняя часть туловища с нижней, кисти рук, предплечья, ключицы, ступни, голени, бедра. Бюст, оказывается, прилаживался отдельно. Вон одна – без рук и без ног, и только одна грудь – вторая рядом на скамейке. Карлсен, воровато оглянувшись, поднял ее и приладил к соответствующему месту. Секунда– другая, и она приросла, как будто с помощью всасывания, да так, что даже места сращивания незаметно. Одновременно с тем удивленно раскрылись глаза, а губы тронула вкрадчивая, робкая улыбка. Глаза такие одушевленные, что Карлсен опять почувствовал что-то вроде укора совести, и поспешно повернул к двери.
– Нет-нет, постойте, – окликнул К-17, – еще не все.
Он провел Карлсена в помещение меньших размеров. Вот это да! Оказывается, здесь у роботов была и анатомия. Уже не розовое желе, а близкие к натуральным органы, ткани и кости наполняли отделенные руки, ноги и туловища. Вон один с пустой брюшиной, а рядом емкость с внутренностями, как на анатомических занятиях в медучилище. У самой женщины лицо красивейшее, с тонкими чертами, а кожа такая нежная, какой у земных женщин и не бывает. Карлсену трудно было оторвать взгляд от ее лица – сейчас вот нагнулся бы и поцеловал.
– Невероятно… В первый раз такую кожу вижу.
– Это потому, что она тоньше обычной, и кровь скорее розовая, чем красная. – Он указал туда, где в ногах скамьи стояло подобие реторты с розоватым содержимым. – Эти роботицы изготавливались специально для членов правящего совета. Поточным способом изготавливать было их невозможно. На создание каждой уходило больше года… Почему вы хмуритесь?
– Что-то не могу понять… Какая, в конце концов, разница, с внутренностями они или без? – Тут до Карлсена дошло нечто ужасное: – Уж не потрошили ли они их?
– Сомневаюсь: слишком уж дорого они обходились. Хотя ваше знание психологии может дать ответ. Создатели роботиц, – «пикрины», по местному, – считали себя людьми искусства: реализм у них был предметом гордости. Каждая роботица здесь считалась неким шедевром.
Одна из самых знаменитых, – по имени Заава, – помимо красоты обладала таким рассудком, что стала главной помощницей Гребиса – таков титул повелителя гребиров. С другой стороны, очень популярны были роботицы и небольшого ума. Здесь прославился один пикрин по имени Вольке: он создал строптивых роботиц, перечащих своим хозяевам и ведущих себя предосудительно, за что хозяева были вынуждены их то и дело шлепать. Сложились даже хитросплетения любовных интриг, ставшие характерной частью жизни в Гавуиде. Например, некоторые из хозяев как бы разыгрывали к своим наложницам ревность, так чтобы другие испытывали приятную, неподдельную дрожь запретного, соблазняя чужую роботицу.
Карлсену почему-то стало ужасно смешно, и он во весь голос расхохотался. К-17 лишь бесстрастно моргнул, очевидно, не видя в этом ничего смешного. Когда Карлсен успокоился, он продолжил:
– Из самых удачных экземпляров некоторые сдавались в городской публичный дом. Точно так, как у вас есть публичные дома для мужчин, особо вожделеющих женщин в одежде школьниц или сестер милосердия, или таких, кому нравится стегать или стегаться хлыстом, так и пикрины стремились ублажить всякую фантазию. За тысячу с лишним лет сексуальная фантазия стала своего рода искусством, вроде японского театра масок.
– Удивительно, что они не завозили настоящих женщин.
– Вот именно это они и сделали. Примерно в пятитысячном году до новой эры Дукториум, – «совет вождей», – снарядил экспедицию на Землю, которая возвратилась, привезя тысячу с лишним женщин. Из них пятьдесят были отобраны для поддержания племени, – теперешние жительницы Хешмара – их потомки, – а остальные отданы в рабство. К сожалению, из рабынь лет через двадцать в живых не осталось никого.
– А что произошло? – несказанно удивился Карлсен.
– Неужели не догадываетесь? – Карлсен покачал головой (так проще). – Несмотря на то, что, настоящих женщин, убивать было запрещено под страхом смерти, вампиры не могли устоять перед соблазном. Они так привыкли к роботицам, утоляющим любую их прихоть, что сексуальные фантазии стали у них на редкость тонкими и извращенными. Теперь, обладая настоящими, женщинами, они никак не могли совладать с соблазном поглощать их в момент оргазма. Скажем, гребис по имени Мардрук, известный своим врагам как «Грекс-разрушитель», убил более сотни женщин, прежде чем его удалось свергнуть и умертвить.
– А потому женщины спаслись бегством и обосновали свой собственный город?
– Это случилось позже: тысячелетия прошли. История гребиров – просто беспросветное насилие и кровь. Женщинам обрести независимость удалось лишь семь веков назад, с помощью женщины-вождя по имени Орйа Друвеш…
– От которой свой род веду я, – вклинился неожиданно голос Ригмар. Бесшумно войдя, она с неприязнью разглядывала пустотелую роботицу.
– Вы уже вернулись? – учтиво спросил К-17. – Чуть быстрее, чем мы ожидали. – Мастерская тел при этом исчезла, их снова окружала библиотека.
Карлсен тряхнул головой (ощущение такое, будто очнулся от сна).
– Ну теперь, наверное, понял, – обратилась к нему Ригмар, – почему мы не горим желанием вернуть себе участь рабынь в доме терпимости?
– Выходит, жаль…
– Что жаль? – переспросила она сузив глаза.
– Жаль, что жители Гавунды не смогли просто обратить процесс вспять. Если сексуальная фантазия вывела их из нормы, почему б ее не восстановить опять-таки через нее?
Ригмар саркастически улыбнулась.
– Интересная идея, хотя нереальная. Я-то надеялась, повернулась она к К-17, – у тебя получится все ему разъяснить. – Каджек в ответ лишь тускло улыбнулся. – Ты знаешь, почему мы зовем их гребирами? – снова спросила она Карлсена.
Тот молча покачал головой.