Аннотация: В центре повествования — генерал Маккензи Хаукинз, герой второй мировой войны. Уволенный из армии чиновниками Пентагона, он ищет своё место в жизни и вместе со своим другом Сэмом Дивероу попадает в самые невероятные ситуации, что позволяет отнести роман к лучшим образцам приключенческого жанра.
---------------------------------------------
Роберт Ладлэм
Посвящается Джону Патрику, выдающемуся писателю, уважаемому человеку и доброму другу, подавшему мне идею написания этого романа. С любовью.
Значительная часть этой истории произошла в недалеком прошлом. Но кое-что осталось и на потом.
В этом, выражаясь поэтически вольно, сущность сей психологической драмы.
От автора
«Дорога в Гандольфо» — одно из тех исключительных, чтобы не сказать безумных, творений, которые выходят из-под пера писателя разве что раз или дважды за всю его жизнь. Под воздействием то ли божественных, то ли демонических сил в голове возникает внезапно замысел, будоражащий и без того без меры богатое воображение романиста, полагающего наивно, будто потрясшая его до глубины души идея — уже сама по себе залог того, что его послужной список будет пополнен воистину бесценным произведением. Перед мысленным взором сочинителя проходят впечатляющей чередою картины, глубоко драматичные и свидетельствующие о том... Впрочем, к черту все это! Достаточно и того, что любого ошеломят они своею нетривиальностью.
И вот на столе появляются бумажные кипы. Вытирается пыль с пишущей машинки, затачиваются карандаши. Плотно прикрываются двери, и звучащая в голове музыка возносится ввысь кантатой во славу человека и природы, кои и являются объектом творческого поиска. Всепоглощающий порыв окончательно овладевает автором. Первоначальный, еще не ясный замысел, который положен был в основу будущего романа, постепенно конкретизируется, а главные персонажи повествования обретают индивидуальные черты, проявляющиеся не только в их внешности, но и в характере их поведения в конфликтных ситуациях. Фабула, по мере ее развития, все более усложняется, обрастая неожиданными и для самого писателя хитросплетениями. Работа близится к совершенству, доступному лишь истинным мастерам вроде Моцарта или того же Генделя.
Но затем вдруг происходит нечто совсем непонятное.
Что уж совсем не кстати: гениальная идея требует уважительного к себе отношения, смеха же небеса не приемлют!
Однако попробуйте поставить себя на место малого, которому слышится многоголосый хор, изрекающий старую, как и само искусство, фразу: «Да над тобой теперь смеяться будет всяк, кому не лень!»
Бедный автор обращает свой взор к покровительствующим ему музам. Но те лишь смущенно хлопают глазами. Что же такое в конечном счете приведенные выше слова? Пророчество мессии или пустая болтовня? И что станет с подвигнувшей его на труд идеей? Неужто испарится она бесследно, как клубящийся над костром дымок, устремляющийся в безоблачную голубую высь? И все, во что обратится она, — это лишь безудержный хохот?
Последнее соображение придало писателю силы, и он, восторгаясь самим собой и не страшась более нападок критики, отдает свое творение на суд жене, а сам предается трапезе, сдабривая разнообразные блюда доброй порцией мартини.
Но вскоре, к великой радости глупца, он слышит приглушенный смех, переходящий тут же в неудержимый хохот.
А вслед за тем — и мудрый совет, как избежать физической расправы:
— Издавай свой роман, но под чужим именем!
Однако время неизбежно привносит в жизнь нашу оздоровляющие обстановку перемены.
А потому и нет мне долее нужды скрываться под псевдонимом.
Надеюсь, произведение это понравится вам: я так старался!
Побережье штата Коннектикут, 1982 год
Роберт Ладлэм
Часть первая
За каждой корпорацией должны стоять некая сила или мотив, противопоставляющие ее прочим корпоративным структурам и определяющие ее специфику.
Экономические законы Шеперда", кн. ХХХII, гл. 12.
Пролог
Безбрежное людское море буквально затопило площадь Святого Петра. Многотысячная толпа застыла благоговейно в ожидании того момента, когда на балконе появится папа и, воздев руки, благословит свою паству. Время поста и молитв прошло, и теперь с минуты на минуту предвечерний Ватикан огласят удары знаменитого колокола, возвещающего начало Святого Януария, а вслед за тем по всему Риму разольется веселый перезвон, призывающий к веселью и доброжелательному отношению друг к другу. Но все это — после того, как к собравшимся обратится папа Франциск I.
Праздник — это танцы на улицах, музыка. В Треви, как и на Пьяцца-Навона, по всему дворцу, уже расставлены длинные столы, заваленные пирогами, фруктами и всевозможной домашней выпечкой. Не этому ли и учил правоверных возлюбленный всеми Франциск?
"Откройте сердца свои и дверцы шкафов соседу вашему, и да растворит и он вам свои, — возгласит папа и на сей раз. — И пусть люди всех званий и сословий поймут наконец, что все они одна семья. В дни выпавших на нашу долю тяжких испытаний, хаоса и высоких цен есть только один путь преодоления всех трудностей — через слияние с Господом Богом и проявление истинной любви к ближнему!
Пусть хоть на несколько дней исчезнут вражда и различия между людьми и будет провозглашено во всеуслышание, что все мужчины — братья, а женщины — сестры! Пусть эти братья и сестры служат опорой друг другу; а сердца их источают милосердие, благоволение и заботу. Пусть радость и горе станут общими и каждый уверует, что нет на свете силы, способной победить добро!
Обнимайтесь, пейте вино, смейтесь и плачьте, возлюбя ближнего своего и не отвергая его любви. И пусть поймет мир, что нет ничего постыдного в восторженном состоянии души. Услышан голоса сестер и ваших братьев и вникнув в смысл сказанного ими, сохраните добрые воспоминания о празднике Святого Януария и постарайтесь руководствоваться и жизни христианский доброжелательностью. Земля может стать гораздо лучшим местом, чем сейчас, и. собственно, предназначение жизни и заключается в том, чтобы добиваться этого!"
На запруженной многолюдным скопищем площади Святого Петра царила тишина. В любую секунду на балконе мог появиться пользующийся всеобщей любовью папа. преисполненный, как обычно, силы, достоинства и великой любви. Вознеся руки к небу, он благословит собравшихся. А тем самым подаст сигнал и звонарям.
В одной из высоких палат ватиканского дворца, возвышавшегося над площадью, стояли небольшими группами кардиналы, епископы и священники и, беседуя, то и дело поглядывали на сидевшего в конце залы папу. Помещение поражало великолепием красок — алых и пурпурных в сочетании с ослепительно бедой. Ну а сами священнослужители в своих живописных одеяниях и головных уборах, символизировавших высшую церковную власть, словно являли собою яркую, живую фреску.
Наместник Бога на земле папа Франциск I — полный, ширококостный, с самым что ни на есть мужицким лицом — восседал на обитом голубым бархатом троне из
слоновой кости. Рядом с ним стоял его личный секретарь, молодой негритянский священник из нью-йоркской епархии.