Было уже почти темно. Автомобиль остановился, и из него вышли двое полицейских в униформах.
– Что тут происходит? – спросил один из них.
Тут он узнал Колльберга и повторил чуть изменившимся тоном:
– Что тут происходит?
– Заберите этих двоих, – сказал Колльберг бесцветным голосом.
– Я ни разу в жизни не переступал порог полицейского участка, – запротестовал старший из двух мужчин.
– Я тоже, – присоединился к нему мужчина в спортивном костюме.
– Ну так самое время вам это сделать, – сказал Колльберг.
Он помолчал, посмотрел на обоих полицейских и добавил:
– Я приеду через пару минут.
Повернулся и ушел.
В полицейском участке округа Мария уже стояла длинная очередь пьяных.
– Что мне делать с этими двумя инженерами? – спросил дежурный.
– Обыщи их и посади под замок, – сказал Кольберг. – Я сейчас отвезу их в криминальную полицию.
– У вас за это будут неприятности, – сказал мужчина в спортивном костюме. – Вам известно, кто я такой?
– Нет, – ответил Колльберг.
Он вошел в дежурную комнату, чтобы позвонить, и, набирая номер, с грустью в сердце смотрел на старомодную мебель и оборудование. Когда‑то он служил здесь простым патрульным. Ему казалось, что это было страшно давно, но уже тогда это был наихудший округ в городе по количеству пьяных. Теперь же здесь жили главным образом состоятельные люди – в так называемых «капиталистических дотах», уродливых жилых домах с высокой квартирной платой, однако округ по‑прежнему надежно занимал почетное третье место по статистике алкоголизма вслед за округами Клара и Катарина.
– Колльберг слушает, – сказала его жена.
– Я немного задерживаюсь, – сказал Колльберг.
– У тебя какой‑то странный голос. Что‑то не в порядке?
– Да, – сказал он. – Всё.
Он положил трубку и минуту сидел неподвижно. Потом позвонил Мартину Беку.
– Несколько минут назад в парке Тантолунден на меня напали и сбили с ног два вооруженных инженера‑строителя, – сказал он. – Они организовали здесь гражданскую милицию.
– Не только они, – заметил Мартин Бек. – Час назад избили какого‑то пенсионера в парке в Хагалунде. Я только что узнал об этом.
– Похоже, наши дела все хуже и хуже.
– Да, – сказал Мартин Бек. – Откуда ты звонишь?
– Из второго. Сижу в дежурке.
– А что ты сделал с этими двумя героями?
– Они внизу, в камере.
– Привези их сюда, ко мне.
– Хорошо.
Колльберг спустился в подвал, к камерам. Некоторые из них уже были полностью заняты. Человек в спортивном костюме стоял и смотрел через решетку. В соседней камере сидел высокий худощавый мужчина лет пятидесяти, колени он подтянул к подбородку и что‑то громко напевал по‑английски.
– У нас здесь уже почти как на Диком Западе, – заметил полицейский, дежурящий у камер.
– Что он сделал? – спросил Колльберг.
– Ничего, – ответил мужчина.
– Верно, – сказал полицейский. – Сейчас мы его отпустим. Его притащили ребята из морской полиции. Их было пятеро! Он подшучивал над какими‑то моряками в проходной Шепсхольменского порта, и эти болваны задержали его и привезли сюда. Сказали, что якобы не могли найти никакой другой полицейский участок. Мне пришлось посадить его в камеру только для того, чтобы избавиться от них. Впечатление такое, что у них совсем нет работы…
Колльберг подошел к соседней камере.
Впечатление такое, что у них совсем нет работы…
Колльберг подошел к соседней камере.
– Ну вот, теперь вы уже переступили порог полицейского участка, – сказал он мужчине в спортивном костюме. – А через несколько минут увидите, какие условия у нас, в криминальной полиции.
– Я намерен подать на вас жалобу за превышение служебных полномочий.
– Ну вы даете, – сказал Колльберг.
Он вытащил из кармана блокнот.
– Прежде чем мы отправимся в путь, будьте настолько любезны и сообщите мне имена и адреса всех членов вашей организации.
– Это вовсе не организация. Это всего лишь несколько отцов семейств и…
– И вы ходите вооруженные в общественных местах и пытаетесь сбивать с ног полицейских, – сказал Колльберг. – Давайте имена.
Через десять минут он затолкал обоих отцов семейств на заднее сиденье, отвез их на Кунгсхольмсгатан, поднялся с ними лифтом наверх и втолкнул их в кабинет Мартина Бека.
– Об этом вы будете жалеть до самой своей смерти, – сказал старший из мужчин.
– Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не сломал вам руку.
Мартин Бек быстро и испытующе посмотрел на Колльберга и сказал:
– Спасибо, Леннарт. Ты уже можешь ехать домой.
Колльберг ушел.
Мужчина в спортивном костюме сделал глубокий вдох, словно хотел что‑то сказать, но Мартин Бек жестом остановил его. Он показал им кивком, чтобы они присаживались, и несколько секунд сидел молча, поставив локти на стол и сжав ладони. Потом сказал:
– То, что вы сделали, безответственно. Такие действия для общества намного опаснее, чем единичный преступник или даже целая банда преступников. Дело в том, что они открывают дорогу менталитету линча и произволу в отношении закона и правосудия. Они выводят из строя механизм защиты общества. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Вы говорите как по‑писаному, – кисло заметил мужчина в спортивном костюме.
– Совершенно верно, – сказал Мартин Бек. – Дело в том, что это основополагающие вещи. Катехизис. Вы понимаете, что я имею в виду?
Им понадобилось больше часа, чтобы понять, что он имеет в виду.
Когда Колльберг приехал к себе домой на Паландергатан, его жена сидела в постели и вязала. Он не произнес ни слова, разделся, пошел в ванную и принял душ. Потом забрался в постель. Жена отложила вязание в сторону и сказала:
– Что это за ужасная шишка у тебя сзади на голове? Тебя кто‑то ударил?
– Приласкай меня, – сказал он.
– Мне мешает живот, сейчас… вот так, иди ко мне, мой маленький. Так кто тебя избил?
– Два болвана‑дилетанта, – сказал Колльберг и уснул.
Мартин Бек сгорбившись сидел за столом, он был еще в пижаме и халате. Он пытался вспомнить, что ему, собственно, снилось перед тем как он проснулся. Это было что‑то неприятное. Связанное с Гюнвальдом Ларссоном. Он погасил первую утреннюю сигарету, посмотрел на свою жену и сказал:
– Они не знали, что он полицейский.
– Не имеет значения, – сказала она. – Это ужасно.
– Да, – согласился он. – Это ужасно.
Она откусила поджаренный ломтик хлеба и хмуро посмотрела на окурок в пепельнице.
– Тебе не следовало бы курить с самого утра, – сказала она.