У него был тупой вид, у Фогеля – хитрый, и у обоих – подлый.
Кениг захихикал:
– Он сознался. Педофилия и ограбления. Фрици говорит, что мы все получим благодарность. – Он протянул мне свою руку. – Отлично сработал, блондин.
Я пожал его большую лапу, заметив на рукаве его рубашки свежее пятно крови. Поблагодарив Кенига, я протянул руку Фрицу Фогелю. Тот подержал ее долю секунды, пробурил меня ледяным взглядом и затем отдернул руку, словно вляпался в дерьмо. Ли похлопал меня по спине.
– Баки – лучший из лучших. Смекалка и ум. Ты уже сказал Эллису про признание?
Фогель ответил:
– Эллис – он только для лейтенантов и выше.
Ли засмеялся:
– Я – исключение. Кроме того, ты сам за глаза называешь его жидом и Еврейчиком, так что не мудри.
Фогель покраснел. Кениг, разинув рот, озирался по сторонам. Когда он повернулся ко мне, я увидел, что спереди его рубашка тоже в брызгах крови. Фогель сказал ему:
– Пошли, Билли. – И Кениг послушно поплелся за ним.
– Это с ними‑то повежливей?
Ли пожал плечами.
– Говнюки. Если бы они не были полицейскими, то сидели бы сейчас в Атаскадеро. Ты меня слушай, но не повторяй, что я делаю, напарник. Меня они боятся, а ты здесь еще без году неделя.
Пока я придумывал достойный ответ, в дверях показалась физиономия Гарри Сирза. У него был еще более неряшливый вид, чем утром на инструктаже.
– Ли, у меня новость, которая тебя заинтересует. – Он произнес эти слова без намека на заикание, от него несло спиртным.
Ли сказал:
– Выкладывай.
– Я был сегодня в комиссии по условно‑досрочному освобождению, и инспектор сказал мне, что Бобби Де Витт получил добро на освобождение. Его освободят в середине января. Думал, ты должен об этом знать.
Сирз кивнул мне и ушел. Я посмотрел на Ли, его стало ломать, как тогда в комнате 803.
– Напарник! – бросился я к нему.
Ли вымучил улыбку на лице.
– Ладно, пойдем чего‑нибудь пожуем. Кей приготовила тушеную говядину и велела, чтоб я привел тебя.
* * *
Решив приволокнуться за женщиной, я был приятно поражен ее вкусом: они жили в элегантном особняке бежевого цвета к северу от Сансет‑Стрип. Когда мы шли к крыльцу, Ли предупредил:
– Не упоминай о Де Витте, это расстроит Кей.
Я кивнул и вошел в гостиную, словно сошедшую с киноэкрана.
Стены были обшиты красным деревом, мебель в стиле датского модерна – из светлых пород дерева. На стенах – картины современных художников, а на полу ковры с современными абстрактными мотивами – то ли устремленные ввысь небоскребы, то ли высокие деревья в лесу или фабричные трубы с картины какого‑то немецкого экспрессиониста. К гостиной примыкала столовая, на столе стояла ваза со свежими цветами и блестящая столовая посуда, от которой исходили аппетитные запахи. Я не удержался и сострил:
– Неплохо на зарплату полицейского. Балуешься взятками, напарник?
Ли засмеялся.
– Это мои боксерские сбережения. Эй, киса, ты здесь?
На кухню вошла Кей Лейк в платье с тюльпанами, удачно гармонировавшем с цветами на столе. Она взяла меня за руку и сказала:
– Привет, Дуайт.
Я почувствовал себя как первоклашка на балу выпускников.
– Привет, Кей.
После продолжительного рукопожатия она наконец отпустила мою руку.
– Ты и Ли – напарники. Даже не верится. Как в сказке, да?
Поискав Ли глазами и не найдя его, я ответил:
– Я реалист, в сказки не верю.
– А я верю.
– Оно и видно.
– В моей жизни было столько реализма, что хватит на двоих.
– В моей жизни было столько реализма, что хватит на двоих.
– Я знаю.
– Кто тебе об этом рассказал?
– "Геральд Экспресс".
Кей рассмеялась.
– Значит, ты все‑таки читал про меня? Сделал выводы?
– Да. Сказок не бывает.
Кей подмигнула; у меня появилось ощущение, что Ли этому научился у нее.
– Значит, надо делать сказку былью самому. Леланд! Пора обедать!
Появился Ли, и мы сели обедать. Кей открыла бутылку и разлила шампанское по бокалам. Затем провозгласила тост:
– За сказки.
После того как мы выпили, Кей налила еще, и тост сказал Ли:
– За проект "Б".
Шампанское ударило мне в нос, и я засмеялся, затем предложил свой вариант:
– За матч‑реванш в «Поло Граундс» между Бланчардом и Блайкертом, за то, чтобы он собрал больше народа, чем бои Луиса и Шмелинга!
Ли добавил:
– За вторую подряд победу Бланчарда!
Кей сказала:
– За бескровную ничью.
Мы допили бутылку, и Кей принесла из кухни вторую. Открывая, она попала пробкой Бланчарду в грудь. Когда бокалы были наполнены, мне вдруг шибануло в голову, и я выпалил:
– За нас!
Ли и Кей посмотрели на меня словно в замедленном кино, а я заметил, что наши руки лежат на столе всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Увидев, что я это заметил, Кей опять мне подмигнула. Ли сказал:
– Вот у кого я научился так подмигивать.
Руки нашей троицы соединились, и мы дружно прокричали:
– За нас!
Противники, напарники, друзья. Вместе с дружбой пришла Кей, никогда не пытавшаяся нас разлучить, напротив, наполнявшая нашу жизнь вне работы красотой и изяществом. Осенью 46‑го мы были неразлучны. Если ходили в кино, то Кей садилась между нами и во время страшных эпизодов хватала нас обоих за руки; по пятницам на вечеринках в «Малибу Рандеву» она танцевала с каждым по очереди и всегда подбрасывала монетку, чтобы узнать, кому достанется последний медленный танец. Ли не выказывал и капли ревности, и натиск Кей постепенно угасал, оставаясь все же на точке медленного кипения. Это проявлялось всякий раз, когда мы задевали друг друга плечом, всякий раз, когда мы с ней одинаково реагировали на услышанную по радио или прочитанную в газете шутку или на остроту Ли. В такие моменты наши глаза находили друг друга. Я знал, что чем спокойней вела себя Кей, тем доступней она для меня становилась – и тем больше я ее хотел. Но я оставлял все как есть, и не потому, что тогда бы испортились наши партнерские отношения с Ли, а потому что это нарушило бы нашу тройственную гармонию.
После дежурства мы с Ли возвращались домой и заставали Кей за чтением очередной книги, в которой желтым маркером она делала какие‑то пометки. Она готовила ужин на троих, потом Ли иногда уезжал кататься на мотоцикле в район Малхолланда. И еще мы разговаривали.
Мы никогда не говорили о самом Ли, как будто обсуждать неоспоримого лидера нашей троицы в его отсутствие было неприлично. Кей говорила о шести годах колледжа и двух магистерских дипломах, оплаченных Ли из его боксерских сбережений; о том, что работа учителем «на подхвате» как нельзя лучше подходила для такой сверхобразованной дилетантки, как она; я рассказывал о том, каково было расти «гансом» на Линкольн‑Хайтс. Мы никогда не касались моих отношений с федералами или ее с Бобби Де Виттом. Мы оба про это знали, но не хотели вдаваться в подробности; правда, у меня в этом смысле было преимущество: братьев Ашида и Сэма Мураками уже давно не было в живых, а Бобби Де Витта уже через месяц должны были освободить – и я видел, что Кей очень боялась этого.
Если Ли и был встревожен новостью, то никак этого не показывал, разве что в первый раз, когда услышал новость от Гарри Сирза, но в любом случае в лучшие моменты общения, а именно – во время совместной работы в нашем отделе приставов, это никак не сказывалось.