Черная Орхидея - Джеймс Эллрой 58 стр.


Пять минут спустя я нашел его – огромный склад прямо посередине квартала, в котором располагались такие же огромные складские терминалы. Это было единственное здание, с освещенной надписью над входом: «Каунти Кинг – поставщик мяса для учреждений Лос‑Анджелеса с 1923 года». Припарковавшись, я посигналил; дверь под надписью открылась, свет погас, и показался Фрици Фогель, засунувший руки за ремень брюк.

Я вышел и открыл дверь фургона. Психи высыпали на улицу; Фрици крикнул им:

– Сюда, господа. – Четверка, расставив ноги, прошлепала в направлении голоса; свет в здании снова включился. Я закрыл машину и вошел в помещение.

– Подарок от округа, парнишка. Хозяин этого склада – должник шерифа Бискалеза, а у того есть лейтенант, у которого брат работает врачом, и этот врач мне кое‑чем обязан. Скоро поймешь, о чем я говорю.

Я закрыл дверь и запер ее на замок; Фрици провел меня мимо ходоков в коридор, воняющий мясом. Пройдя по коридору, мы пришли в большой зал – с покрытым пылью полом и рядами свисающих с потолка ржавых крюков для мяса. На половине из них при комнатной температуре болтались говяжьи полутуши, вокруг которых роились слепни. У меня скрутило желудок; затем, увидев в самом конце зала четыре стула, стоявшие под четырьмя неиспользуемыми крюками, я стал осознавать происходящее.

Фрици снял с психов кандалы и, заставив их вытянуть руки перед собой, надел им наручники. Стоя рядом, я наблюдал за реакцией этой четверки. Старика Бидвелла затрясло еще сильнее; Деркин что‑то напевал себе под нос; Орчард ухмылялся, его голова склонилась набок, словно под тяжестью напомаженной прически. И только Чарльз Айсслер заинтересованно следил за всем происходящим – нервно сжимая руки и переводя взгляд с меня на Фрици и обратно.

Фрици достал из кармана рулон изоленты и швырнул мне.

– Приклей их досье к стене рядом с крюками. По алфавиту, напротив каждого крюка.

Сделав это, я заметил в нескольких ярдах от себя, у соседней двери, стоящий поперек стол, накрытый простынью. Фогель подвел заключенных ближе и, заставив их залезть на стулья, зацепил их наручники за крюки. Я стал просматривать досье в надежде обнаружить информацию, которая бы вывела меня из себя и обозлила настолько, чтобы возникшей ненависти хватило на всю ночь и до самого возвращения в Отдел судебных приставов.

Лорен Бидвелл имел три судимости, все за изнасилование малолетних. В период между отсидками он признавался во всех нашумевших сексуальных преступлениях и был даже одним из главных подозреваемых в известном в двадцатых годах деле о похищении мальчика из семьи Хикман. Сесил Деркин был наркоман, хулиган и насильник, который в свое время играл на ударных с довольно неплохими джаз‑бандами; отсидел два срока за умышленный поджог. Во время последнего поджога его поймали, когда он мастурбировал перед горящим домом – домом, в котором жил руководитель оркестра, который якобы задолжал ему деньги за одно из выступлений. За эту выходку Деркин получил двенадцать лет тюрьмы; освободившись, стал работать посудомойщиком в одной из забегаловок и жить в общежитии Армии спасения.

Чарльз Айсслер был сутенером и любителем сознаваться в убийствах проституток. Три привода в полицию за сутенерство обеспечили ему в общей сложности год тюрьмы; его ложные признания в убийствах стоили ему девяносто двух дней в психушке «Камарильо». Пол Орчард был вором и альфонсом, а также бывшим шерифом округа Сан‑Бернардино. В дополнение к своим административным правонарушениям он имел две судимости за вооруженные налеты. Во мне вспыхнула небольшая искорка ярости. Я чувствовал себя так, как если бы выходил на ринг против боксера, в победе над которым я не был уверен. Фрици сказал:

– Красивый квартет, а, паренек?

– Прямо хор мальчиков.

Фрици поманил меня пальцем; я подошел и стал лицом к четырем подозреваемым.

Моя искорка ярости все еще горела, когда он произнес:

– Вы все сознались в убийстве Орхидеи. Мы не можем это доказать, поэтому попробуйте сделать это сами. Баки, задавай вопросы про последние дни жизни девчонки. А я буду слушать до тех пор пока не услышу откровенный сифилитический бред.

Я начал с Бидвелла. Из‑за его дрожания под ним трясся стул; протянув руку к крюку, я остановил трясучку.

– Расскажи мне про Бетти Шорт, старик. Почему ты ее убил?

Старикан посмотрел на меня умоляющими глазами; я отвел взгляд. Фрици, изучавший досье на стене, заполнил возникшую паузу.

– Не робей, паренек. Этот хрыч заставлял мальцов сосать ему хрен.

Моя рука дернула крюк.

– Выкладывай, старик. Почему ты ее грохнул?

Бидвелл ответил едва слышным старческим голосом:

– Я не убивал ее, сэр. Я просто хотел, чтобы меня забрали в психушку. Трехразовое питание и постель – это все, что мне надо. Пожалуйста, мистер.

И действительно он едва ли мог удержать в руке нож, не говоря уж о том, чтобы связать женщину и отнести две части трупа в машину. Я подошел к Сесилу Деркину.

– Рассказывай ты, Сесил.

Этот пижон передразнил меня.

– Рассказывай про что? Ты эту фразу где взял из «Дика Трейси» или из «Охотников за гангстерами»?

Краем глаза я увидел, как за мной пристально наблюдает Фрици.

– Еще раз повторяю. Расскажи мне про твои отношения с Бетти Шорт.

Деркин захихикал.

– Я трахал Бетти Шорт. И я трахал твою маму! Я твой папочка!

Я нанес ему двойной в солнечное сплетение – короткие, но сильные удары. Его ноги подкосились, но он удержался на стуле. Отдышавшись, он вдохнул и снова стал хорохориться.

– Строите из себя умников, да? Ты – плохой парень, твой напарник – хороший? Ты меня ударишь, он спасет. Разве вы, клоуны, не знаете, что эти роли пришли из водевиля?

Я помассировал свою правую руку, до сих пор не зажившую после Ли Бланчарда и Джо Дюланжа.

– Я – хороший парень, Сесил. Помни об этом.

Это была красивая фраза. Деркин не нашелся что ответить; я переключился на Чарльза Майкла Айсслера.

Потупив глаза, он сказал:

– Я не убивал Лиз. Я не знаю, зачем я это делаю, простите меня. И, прошу вас, пожалуйста, не позволяйте тому человеку меня бить.

Он говорил вполне искренне, но что‑то меня в нем насторожило. Я сказал:

– Убеди меня.

– Я... я не могу. Я просто не убивал.

Я представил Айсслера сутенером, а Бетти Шорт временной проституткой и подумал, не было ли между ними каких‑либо отношений, – но потом вспомнил, что проститутки, имена которых упоминались в ее черном блокноте, говорили, что она работала в одиночку. Я спросил:

– Ты знал Бетти Шорт?

– Нет.

– А слышал о ней?

– Нет.

– Почему же ты сознаешься в ее убийстве?

– Она... она выглядела такой хорошенькой и симпатичной, и, когда я увидел ее фотографии, мне стало так плохо. Я... всегда сознаюсь в убийстве симпатичных девушек.

– В твоем досье сказано, что ты сознаешься только в убийстве проституток. Почему?

– Ну, я...

– Ты бьешь своих девчонок, Чарли? Ты подсаживаешь их на наркотики? Заставляешь их обслуживать твоих дружков?

Я остановился, подумав о Кэй и Бобби Де Витте. Айсслер начал качать головой, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Через некоторое время он уже просто рыдал.

– Я занимаюсь такими плохими делами, мерзкими, мерзкими, мерзкими.

Подошел Фрици и стал рядом, кастеты в каждой руке. Он сказал:

– Мягким отношением мы ничего не добьемся, – и выбил стул из под Айсслера.

Назад Дальше