Кое-какая мебелишка, частью брошенная хозяевами, частью собранная ребятами по окрестным домам. Здесь Наташа, Леша, Сенька, Миша и пятый – долговязый, разболтанный Фитиль.
Леша осматривает колченогое кресло.
– Гвоздик, ты молоток. Отличное седалище для председателя. Итак, очередное собрание нашего Общества покровительства самим себе объявляю открытым. Для тонуса и по традиции словесная разминка.
– Тема?
Наташа поднимает руку:
– Предлагаю, как в ЖЭКе : «Молодежь и влияние улицы». Очень жаль, что нас не было.
– Сейчас воспроизведем. Даю запев. Мы, жертвы безнадзорности и дурного воспитания… – гнусаво заводит Леша.
– Подпали под улицы пагубное влияние… – подхватывает Фитиль.
И дальше идет по кругу:
– Под трамваев и троллейбусов влияние опасное…
– Под пешеходов влияние ужасное…
– Правила уличного движения производят в наших умах брожение!
– О, влияние улицы, разлагающее!
– О, мусорных урн влияние развращающее!
– А фонари? Что они освещают?
– Они понаставлены в каждом переулке, чтобы видеть темные жизни закоулки!
– Дети, берегите глаза и уши!
– Спасайте свои неокрепшие души!
– Долой светофоры!
– Свободу Карабасу-Барабасу!
«Разминка» переходит в беспорядочный гвалт, кто-то вскакивает на стул, стул ломается.
– Хватит, ребята, – проявляет благоразумие Наташа. – Нас опять застукают… Кстати, на этом стуле всегда сидел Алька. Тут стоял его стол, а тут висела гитара…
– Жалко, что дом сломают. У Альки мы хорошо собирались.
– Что ж он не приехал? Ведь обещал.
– Его запрягли, – сообщает Фитиль. – Скребет и покрывает лаком пол.
– Твои тоже малярничают? – интересуется Миша.
– Пока смету составляют… Знаешь, Сэм, а бабка на балкон выходить боится. И все горюет о своем палисаднике, можно подумать, у нее здесь Парк культуры был.
Сенька тихо спрашивает Наташу:
– Почему он «Сэм»?
– Сильно эрудированный мальчик, – расшифровывает та.
– Ну-с, продолжим заседание, – усаживается Леша в кресло. – На повестке дня проводы Фитиля.
Фитиль выходит на середину.
– В связи с переменой места жительства мы расстаемся сегодня с нашим Фитилем. Он был достойным собратом, и мы с прискорбием провожаем его в новый путь.
– Прошу не считать окончательно выбывшим. Прошу оставить за мной совещательный голос и право посещать собрания.
– Наверно, иногда ты будешь приезжать, но эти уже не то, – печалится Наташа.
– Натка, я буду обязательно приезжать! И Алька тоже. Мы обязательно!
– Ладно, Фитилек, не копти, глаза щиплет, – усмехается Миша.
– Думаю, можно переходить к следующему вопросу, – «ведет собрание» Леша. – Так сказать, гвоздик программы. Сеня, прошу. Сэм, докладывай.
– Товарищи-братцы-господа-граждане-сеньоры-и-сеньориты, – тараторит Миша. – Для пополнения нашего состава предлагается принять нового собрата со стажировкой в течение месяца. Семен Гвоздарев, он же Сенька Гвоздик, проживает в нашем микрорайоне около трех лет. За это время ничем положительным себя не зарекомендовал. Так что причин для отвода кандидатуры не вижу. Есть вопросы к стажеру?
– Расскажи автобиографию, – доброжелательно предлагает Фитиль.
– Родился… учился… В общем, все.
– Больше ничего? – насмешничает Наташа.
– Имею два привода: за разбитое окно и за то, что назвал дуру дурой. Мать – дворник, – Сенька начинает вибрировать. Отец автоконструктор и пьяница. Находятся в законном разводе.
– Спокойно, стажер. Анкетные данные устраивают. Дату рождения. Когда подарки дарить?
– Тридцать первого февраля.
Фитиль улыбается одобрительно: здесь ценят выдумку.
– Почем фунт лиха? – спрашивает сам «председатель».
– Выдается бесплатно, посуда своя, – без запинки отбивает Сенька.
– Для начала достаточно, – решает Миша. – Познакомьте новичка с принципами.
– Принципов покровительства самим себе имеется шесть, – приосанивается Леша. – Стажеру полагается знать три. Запоминай. Бей первым! Смейся последним! И не мешай себе жить, это сделают другие. Приемлешь?
– Само собой. Только почему – «смейся последним»?
– Потому что хорошо смеется – кто? – подсказывает Фитиль.
– А-а, понял.
– Голосуем. Кто «за»? – и Леша первым поднимает руку. – Единодушно. Решение будет утверждено общим собранием, когда съедутся остальные ребята. От имени коллектива поздравляю. Запомни этот миг своей жизни, о Гвоздик, и постарайся дорасти до Гвоздя! Есть стажеру задание?
– Пусть что-нибудь придумает, – капризно складывает губы Наташа. – Чтобы не было скучно.
– Натка, человечество создало целую индустрию развлечений и все продолжает скучать.
– Ну пусть хоть попробует! – настаивает она.
– Придется поднатужиться, брат-стажер, – решает Леша. – Попытайся нас чем-нибудь развлечь. Или хоть удивить.
* * *
Знаменский допрашивает простуженного мужчину лет сорока: Губенко.
– Гражданин следователь, ну ни сном, ни духом! – клянется тот. – Я как освободился, жена ультиматум поставила: если, говорит, еще хоть с одной уголовной рожей увижу, – конец. Высчитала, что до дому ходу двадцать две минуты. В восемнадцать ноль-ноль смена кончается, в восемнадцать десять я на проходной, в восемнадцать тридцать пять ужин на столе, и я должен быть как штык, иначе допрос похуже вашего. Хоть соседи, хоть кто хотите подтвердит!
– Жестокая женщина. Позавчера тоже весь вечер провели с женой?
– Она к сестре ездила. А я дома футбол смотрел.
– Хорошая была игра?
– Ну!!
– А куда же вы сломя голову бежали этак в середине второго тайма? Как раз невдалеке от ограбленного магазина?
Допрашиваемый шмыгает носом.
– Эх, мать честная…
– Так куда бежали?
– Футбол смотреть, – уныло говорит он.
– Забавно.
– Телевизор испортился, гражданин следователь. Острый момент, атака на наши ворота, а он, паразит, хлоп – и сдох. Пришлось бегом к дружку – досматривать.
– Не застали его?
– Почему? Застал. Если надо, он подтвердит.
– Но кто мне подтвердит, откуда вы прибежали к дружку? Кто подтвердит, что до той поры сидели дома у телевизора?
– Соседку спросите. Я сначала к ней рвался. Не пустила. Тут международного значения матч, а она муру смотрит, танцы какие-то!
– Ну хорошо, допустим, все все подтвердят. Как мы определим промежуток, в который вас уже не было дома, но еще не было у приятеля?
– Экран у меня вырубился на девятнадцатой минуте. К Федору я ввалился, когда штрафной назначили. Второй гол уже при мне забили. Выходит, минут девять я прозевал.
– Сколько из них вы препирались с соседкой?
– Показалось долго, но, наверно, минуты три.
– Сбрасываем три минуты, остается шесть. Какую часть пути занял переулок?
– Примерно полдороги.
– Значит, вы находились поблизости именно в то время, когда ограбление совершалось или когда грабитель удирал с места преступления. Не заметили чего-нибудь, что может нас интересовать? Думаю, вопрос понятен.
– Понятен… – мужчина тяжело вздыхает. – Парень там один ошивался, гражданин следователь. Тогда я, конечно, ноль внимания, но как теперь рассуждаю – по разным признакам – в общем, на стреме он стоял… Главное, видел я его раньше. Лицо знакомое.
– Где?
– Не помню.
– А если сосредоточиться?
– Пробовал уже, самому интересно. Но вот хоть убей!
– В какой обстановке вам его легче представить: в парикмахерской?., в метро?., в поликлинике?., сигаретами торгует?..
На каждый вопрос Губенко отвечает секундной задумчивостью и пожиманием плеч.
– Опишите его.
– Да так себе, белобрысый, крепкий, румяный. Без особых каких примет. Года двадцать два или двадцать пять.