А следователь должен какой быть? На три метра под землю видит, а в душе сталь!.. Нет, по-вашему, я злодей, а она невинная овечка, да? Только об меня замаралась, с детским мылом помыть – и порядочек. Да если хотите знать, иной месяц ей куш больше моего доставался! Вся между нами разница, что я расходовал на разных кошечек, а она – на одного своего кота с котятами!
Насчет кошечек – да, падок Кудряшов до женского пола. И все они у него пышнотелые, цветущие первой молодостью. Но, пожалуй, не похотлив, сами летели на огонь. Щедр он был порой с кошечками до безрассудства. Гуляй, Манька, ешь опилки, я директор лесопилки. А с женой разведен и не детолюбив: платил алименты с зарплаты – и только.
– Я Маслову не оправдываю. Куда человек тратит деньги – это кому что нравится.
– Вот наконец вы здраво рассуждаете. Но, Кудряшов, мне небезразлично, как кто пришел к преступлению. Сам искал, где плохо лежит, или втянули по слабоволию. И второе: как относится к своему прошлому – жалеет, что воровал, или жалеет, что попался. Маслова отдала деньги и ценности, а не устраивала тайников в ванной, как вы. Она…
– Думаете, все отдала? – прервал Кудряшов. – Ни в жизнь не поверю! Сережки с брильянтами отдала?
– При мне из ушей вынула.
– А золотые часы?
– Отдала.
– Три колечка?
– Да отдала, не волнуйтесь, – потешался над его усилиями Знаменский. – Поговорим лучше о вас.
– Погодите. Портсигар гравированный, по краям по изумруду, отдала?
Знаменский рад бы оглохнуть. Неужели мордой в грязь? Непохоже, что врет.
– Откуда вы знаете ее вещи?
– Знаю, я ее к своему ювелиру пристроил, хорошую вещь просто так не достанешь. Так вот, портсигар и еще – отличный браслет с камушками, сам сначала хотел взять. Отдала?
– Опишите портсигар и браслет подробней.
– Ага-а!.. Вот вам ваша Маслова!
Уел он меня, подлец. Ох, как уел!
Масловой Знаменский едва дозвонился, короткие гудки выводили из себя. Подошел муж, заорал нервно: «Да! Да!» Знаменский назвался, и на том конце провода будто умерли. Что с красавчиком стряслось? Ни бе ни ме. Но все-таки прорезался голос, и по мере того, как он говорил, Знаменский мрачнел и стискивал трубку.
– Куда?! – заорал и он. – Как не знаете?! Паспорт взяла с собой?.. Слушайте, меня не интересуют ваши эмоции! Я освободил вашу жену под подписку о не-вы-ез-де, понимаете?.. Жду вас немедленно!.. Что-что?.. Ах, время… – действительно был восьмой час. – Завтра к началу дня, минута в минуту!
Еле разлепил пальцы, и тут вошел Томин.
– Не в духах?
Томин вернулся из сыщицкого турне, настроен был рассказать, какой он молодец, и вообще поболтать за жизнь.
– Как насчет того, чтобы собраться у меня вечером?
– Обсудим, – неопределенно ответил тот. – Прости, секундный звонок… Смолокурова, – попросил он в трубку. – Миша, сидишь еще? Вынужден сообщить: по-видимому, Маслова скрылась…
Зато Зина встретила Томина сердечно и приглашение приняла без раздумий.
– Зинуля, мать обещала тряхнуть стариной и состряпать что-нибудь подлинно армянское!
(Она наполовину армянка, отец наполовину украинец, вырос Томин в Киеве, и быт в семье сложился «винегретистый»).
– Роскошно, Шурик, у меня уже слюнки текут.
Да и по друзьям она соскучилась. Шурика долго не было, а Пал Палыч погружен в ресторанные свои труды, в экспертизах не особо нуждается и забегает редко.
– Удачно съездил?
– Целая эпопея, за ужином изложу. Да, у Паши сбежал кто-то?
– Я ничего не знаю.
– Какая-то Маслова.
– Маслова?! – ахнула Кибрит. – Бедный Пал Палыч! О Масловой она слышала – Знаменский делился радостью после визита к Скопину…
И за ужином не обошлось без толков на ту же тему. Пал Палычу могло прилично нагореть.
Наутро Томин отправился к Смолокурову, тот выдал полную информацию.
Оба оперативника сошлись во мнениях относительно либерализма Знаменского. Томин сердито мерил ногами кабинет:
– Хотел бы, как поется, в единое слово, но меньше трех никак не получается!.. Воровать у них здоровья хватает, а сидеть – сразу все больные! Главное, зрение слабое, не могут видеть небо в клеточку!
Смолокуров утонул в наваленных по комнате гроссбухах, одни брови шевелились в такт движению Томина.
– Давай вот что – давай не кипятиться. Понимаешь, если прикинуть со счетной линейкой, бежать ей ни к чему.
– Да?.. А никто из коллег не был, случаем, заинтересован, чтобы ее того?
– Нет, такой вариант отпадает.
– Тебе видней. Что-нибудь предпринято для розыска?
– Прошло всего ничего, как мы узнали. Больно ты скор, чужими-то руками!
– Могу предложить свои.
– Серьезно?
– Если не сочтешь за обиду, что лезу в твое дело.
Смолокуров улыбнулся редкой своей скупой улыбкой.
– Не сочту. Тем более что у меня горы документов непаханых.
– Я же чувствую – надо помочь! – оживился Томин. – Чем быстрее мы ее водворим на место, тем меньше будет шуму, верно? Есть у меня несколько отгулов за командировку…
– Валяй. Я не ревнив и уважаю преданность дружбе. С начальством утрясем.
– Что дашь для начала?
– Список ее родственников и знакомых. Фотографии. А прежде всего посмотри вот это, – он вынул из ящика три скрепленные вместе отпечатанные на машинке листка. – Я тут составил справку на нее.
Томин пораздумал над справкой, забормотал под нос:
– Сегодня пятница, завтра суббота… Скорей всего, ей сейчас вспоминается непорочная юность… и наверняка тянет поглядеть на детей… Послезавтра воскресенье… Так. Мне понадобятся координаты какой-нибудь закадычной приятельницы ее матери, если таковая имеется. Затем список ее институтской группы. Маршрут, каким старшая дочка ходит в школу… Что рассказывает муж?
– Еще не знаю. Он у Паши.
Да, там он и был и, по обыкновению, предавался сетованиям на судьбу.
– Ирина все-таки знала, на что шла. Она все-таки расплачивается за то, что натворила. А я-то за что расплачиваюсь?!
Чисто отмытый, стройный, загорелый (выбирался за город или облучался кварцевой лампой), одежда обнимает его ласково, словно она любит его. Знаменскому было трудно смотреть на Маслова. Тот никак не понимал, почему следователь равнодушен к его горю. Господи, он все переживет, что угодно! Эгоизм дает воловьи силы.
– Вот жены нет дома третий день. Что вы предприняли?
– Обзвонил кого мог. Обращался в бюро несчастных случаев. Теща обегала знакомых.
– Почему не сообщили мне?
– Думал, вернется…
– Вы понимаете, что она нарушила условие, с которым была освобождена из-под стражи? В какой-то мере и под вашу ответственность.
– Да… я понимаю… в какой-то мере… Боже мой, мало ей было всего прежнего, теперь еще пропала! Вы не представляете, сколько надо нервов!
– Вы говорили о записке.
– Да, вот.
«Коля, прощай, не поминай лихом, береги детей».
– Накануне она не намекала, что собирается уйти?
– Нет, уверяю вас!
– Но такой поступок должен иметь очень серьезную причину. Женщина рвется домой, мечтает побыть с детьми и мужем и вдруг исчезает неведомо куда! Вы действительно не знаете, где ее искать?
– Что вы! В чем вы меня подозреваете?..
– Самое печальное, что мы будем вынуждены снова арестовать ее. Когда разыщем.
– Боже мой! А я сообщил на работе, что выпустили! Сразу вокруг меня разрядилась атмосфера!..
– Ничего не поделаешь. Ваша жена виновна больше, чем вы полагаете.
– Я знаю.
Знаменский отшатнулся, затем подался к Маслову, разом утратив официальную невозмутимость.
– Знаете?! С каких пор?
– В тот день, когда я привез ее домой… вечером… даже, скорее, ночью… Ирина мне призналась.