Местность здесь была дачная, но не слишком оживленная, и машин на асфальтовой дороге было – раз-два и обчелся. Далеко впереди маячил велосипедист, который сосредоточенно приник к рулю, крутя педали. Судя по коричневой хозяйственной сумке, из которой углом выпирал чемодан, его-то и следовало изловить...
Игорь Кулаков продолжал потрясать глориевцев, превосходя собственные физические возможности. Мало того, что он, ненамного отстав от тренированных членов группы захвата, выбежал на шоссе – он также рванул вслед велосипедисту, намереваясь, очевидно, догнать его на своих двоих. Однако полноватое телосложение, короткие ноги и одышка не оставляли этой затее никаких шансов.
Агеев голоснул. Проносящиеся мимо владельцы собственных транспортных средств его проигнорировали. Они отлично видели, что на обочине собралась пусть небольшая, но подозрительная толпа, и меньше всего хотели оказаться в чем-то замешаны.
– Стой, стрелять буду! – Наконец-то найдя применение табельному оружию, Галя сделала предупредительный выстрел. Велосипедист, спиной чуя губительный свинец, резвее заработал ногами. Второй выстрел Галя сделала по колесам... Эх, промазала! Человек на велосипеде был уже далеко...
– Это вы, что ли, похитителей ребенка ловите? – рядом с ними притормозила зеленая «девятка».
– Мы! Ура! – не удержался от несолидного восклицания опытный опер Володя Яковлев. Наконец-то подоспели помощники с ближайшего поста!
Теперь они наверняка догонят человека с чемоданом, полным долларов...
Дело Кирилла Легейдо. Переговоры с французами
После пережитого испытания Александру Борисовичу трудно было привести себя в порядок. Перед глазами все плыло, голова кружилась так, что легко было вообразить себя мухой, которая ходит вверх ногами по потолку. Однако в любом состоянии Турецкий не мог забыть, что обещал быть на переговорах в агентстве «Гаррисон Райт». А это обещание он обязан исполнить, живой или мертвый. От него зависит, потеряет ли хороший человек веру как в правоохранительные органы, так и в частные охранные агентства. Веру в то, что наши сыщики умеют не только арестовывать невинных людей, но и восстанавливать справедливость... Одним словом, час спустя Турецкий – аккуратно причесанный, бодрый, будто не лежал совсем недавно без сознания, вошел в переговорную рекламного агентства.
Он успел как раз вовремя. За столом рассаживались Леня, Таня, парень копирайтер, бородач арт-директор и двое господ, чем-то похожих друг на друга – первый повыше и потоньше, второй пониже и потолще, оба в дорогих пиджаках. Встретив мужчин с такой внешностью на московской улице, Александр Борисович принял бы их за гостей из Чечни или Дагестана. Однако то, как привычно переговаривались они по-французски, доказывало, что эти смуглые черноволосые мужчины родились в местах, расположенных ближе к Пиренеям, чем к Кавказу. А впрочем, они могут и не быть коренными французами: этнический состав Франции в наши дни довольно пестрый. Де Голль со своим «освобождением» от Алжира здорово подгадил потомкам... От размышлений на национальные темы Турецкого отвлек громкий голос исполнительного директора. Леня обратился по-английски ко всем присутствующим:
– Поскольку не все мы знаем французский, с позволения Жюля и Джима мы будем общаться на английском.
Французы выразили благосклонное согласие, закивав брюнетистыми головами.
Таня, заметив Турецкого, приглашающе махнула рукой:
– Позвольте представить, новый сотрудник моего креативного отдела, Александр Турецкий. Садитесь, Александр!
Двое рекламистов – арт-директор и копирайтер – удивленно переглянулись и вопросительно посмотрели на Таню. Она осталась невозмутима. Французы, почувствовав общее замешательство, напряженно-вежливо улыбнулись. Леня тоже изобразил улыбку, похожую скорее на гримасу:
– Ну что ж, если все в сборе, то начнем.
Леня вставил диск в ноутбук, подсоединенный к проектору. Большой экран на стене вспыхнул синим цветом – изображение появилось не сразу. Зазвучали первые музыкальные такты ролика. Отсветы картинок, которые возникли на экране, легли на лица...
Честно сознаться, Александр Борисович не в состоянии судить, был рекламный ролик хорошим или так себе. Он лишь краем глаза замечал, как молоденькая актрисулька на экране сексуально изгибалась, демонстрируя части тела, цензурно дозволенные к обнажению, вокруг которых вилась мультипликационная цветная лента, демонстрируя негу и ласку косметики «Do»... Несравненно больше его интересовала реакция сотрудников «Гаррисон Райт». А сотрудники «Гаррисон Райт» напряженно и даже несколько затравленно поглядывали на французов. Французы же созерцали происходящее на экране с каменными лицами.
– Леонид, вы не могли бы повторить последние секунды ролика? – по-английски прозвучала в гробовой тишине реплика Жюля, заставившая всех вздрогнуть, как шаги Командора.
Леня кивнул и поспешно нажал на кнопку компьютерной мыши. Вновь зазвучали последние такты музыки.
Женский голос интимно промурлыкал по-русски:
– Косметика Do. Уход от и Do.
– Если можно, – вмешался теперь Джим, – чуть раньше, до пэкшота... да, вот здесь, на крупном плане актрисы. Нажмите на паузу.
На экране застыло девичье лицо. Нежная кожа, мягкая улыбка. С точки зрения Турецкого, не Мона Лиза и не Анджелина Джоли, но ничего себе мордашка, смазливенькая. Во всяком случае, для рекламы косметики она вполне подходит... Однако Жюль, очевидно, придерживался иной точки зрения, потому что заговорил в быстром темпе, почти визгливо:
– Мы утверждали другую актрису... Относительно этого лица мы отмечали, что оно недостаточно гламурно.
– Но это лицо было утверждено вами как бэк ап... – постарался оправдаться Леня.
– Господин Легейдо сумел тогда нас убедить, – возразил настырный Жюль. – Но вы не предупредили нас о форс-мажоре с вашей основной актрисой перед съемками.
– Как? – Леня больше даже не делал попыток улыбаться. – Разве Кирилл не отправлял вам сообщение, что актриса...
– Было одно сообщение, но в непонятной формулировке, – заявил Джим. – Мы не придали ему значения.
– Мы разделяем ваше горе и скорбим с вами о кончине господина Легейдо, – припечатал Жюль, – но вынуждены сказать, что фирма Do не может оплатить этот ролик и продолжать сотрудничество.
– Что ж, это ваше право... – помолчав, ответил Леня. – Однако хочу напомнить вам о гарантийном письме, которое вы предоставили банку, давшему нам кредит в 300 тысяч евро на эти съемки.
– Леонид! – надменно сказал Джим. – Несмотря на трагическую кончину господина Легейдо, мы очень удивлены, что вы, как исполнительный директор, не знаете, что творится в вашем агентстве.
– На этапе подписания сметы господин Легейдо заверил нас, что гарантийное письмо не требуется, – поддержал его Жюль. – Мы не подписывали никакого письма...
– Если у вас есть сомнения, – снова Джим, – вы можете связаться с нашими юристами или обратиться в международный арбитраж.
На Леню было жалко смотреть. Обессиленный, он опустился на стул. Глаза его неподвижно уставились в пол. Прочие сотрудники «Гаррисон Райт» замерли, точно фотограф скомандовал им: «Сейчас вылетит птичка!» Вот только выражения их лиц вряд ли подходили для групповой фотографии...
Нанеся последний удар, французы поднялись с места. И вот тут-то, словно желая подсластить пилюлю, Жюль произнес единственное за все время общения с агентством более или менее русское слово:
– Дозвиданья!
Оба француза вышли из переговорной. Повисла недобрая тишина. И в этой тишине, необычно медленно, словно с трудом проталкиваясь сквозь ее плотность, Таня подошла к городскому телефону, сняла трубку, нажала две кнопки.
– Скажи всем, чтоб зашли в переговорную, – скомандовала в трубку креативный директор. – Да, сейчас. Да, все, кто сейчас в офисе.
Ведущие сотрудники агентства ждали. Турецкий в силах был прекратить происходящее, но ждал и он: во что выльется этот спектакль? В дверях появились несколько парней и девушек – человек семь. Не понимая, очевидно, зачем их вызвали, они нерешительно толпились у входа.
– Ребят, проходите, садитесь! – радушно замахала руками Таня. – Сейчас наш строгий и принципиальный исполнительный директор Леонид Савельев расскажет нам, как он разорил наше агентство...
Леня, продолжавший до сих пор так же убито сидеть на стуле, поднял голову. Действительно ли глаза у него были заплаканы, или это померещилось Турецкому вследствие плохой освещенности переговорной?
– Что? – простонал Савельев. – Таня, ты что говоришь?
– То, что знаю. – Таня рубила наотмашь, сплеча. – В чем уверена. Ты, Ленечка, создал себе якобы безупречное алиби... – Произнося это, Таня шагала с гордо поднятой головой взад-вперед перед экраном, на который до сих пор проецировалось лицо актрисы. По гневному лицу Тани пробегали свет и тень. – Ты всем вокруг говорил, что Кирилл подписывал сметы с французами без тебя. И так могло показаться со стороны, потому что общался с людьми всегда он, а тебя было как-то не видно...
– Таня... это что, и есть твои доказательства? – Леня будто бы не мог поверить своим ушам.
– Да! Еще ты говорил, что все финансовые документы по этой теме – в директории Кирилла, и вскрыть ее ты не можешь.
– Я и сейчас так говорю! – взвился исполнительный директор.
– Не смеши меня! Даже я вскрыла ее за пять минут. И увидела, что там нет ни гарантийного письма в банк, ни уведомления о замене актрисы.
– Ты? Но ты же говорила, что не знала пароля...
Но Таня, не слушая его жалкий лепет, гнула свою линию:
– А раз их там нет, значит, их там никогда и не было. И не по вине Кирилла, а по твоей вине.
– Таня! Все знают, что я всегда был против такого риска! Я всегда брал гарантийные письма...
– Тебя поманили хорошей должностью в крупном агентстве, – упрямо перебила его Таня. – И ты решил тут рискнуть напоследок, потому что наша судьба тебя уже мало волновала? А когда не получилось, договорился с кем надо и устроил падение самолета?
– Абсурд! – Когда Леонид это услышал, мужество как будто вернулось к нему, даже глаза мигом высохли. – Зачем бы мне было Кирилла убивать?
– Затем, чтобы сохранить твою безупречную деловую репутацию. – Таня, как видно, заранее все продумала. – Тебя в рекламе знают только по работе в агентстве Кирилла Легейдо «Гаррисон Райт». Аккуратной, точной, без финансовых рисков...
Леня молча посмотрел на Таню. Она с вызовом глядела ему в глаза.
– Будь Кирилл жив, вся Москва бы уже знала, что это ты нас разорил, – продолжала Таня. – Кто бы тебя взял после этого на самую ничтожную финансовую должность? Никто! Вот потому ты и убил Кирилла...
Арт-директор вскочил с места. Борода у него от возмущения растопырилась, точно банный веник:
– Танюх, ты че, охренела?
– А что? А вдруг она права? – поддержал Таню копирайтер.
– Да стопудняк это бред! – никак не мог успокоиться арт-директор. – Лень, девушка заболела, не обращай внимания...
Таня непроизвольно сжала кулаки, так что ногти впились в ладони. Глаза ее светились в полутьме опасным блеском, точно у приготовившейся к нападению рыси.
– А может, ты с ним заодно? – бросила она в лицо арт-директору.
– Я? Ты мала еще рассуждать, с кем я и за что!
Все начали говорить одновременно, причем на повышенных тонах. Деловое совещание перерастало в безобразную ссору. Копирайтер замахнулся на исполнительного директора. Видя, что ситуация выходит из-под контроля, Турецкий набрал в грудь побольше воздуха и рявкнул:
– Тихо! Всем оставаться на местах! Следователь Турецкий, по поручению генпрокуратуры!
Волшебное слово «генпрокуратура» оказало свое обычное действие: вмиг стало тихо.
– Мы занимаемся этим делом, – без крика, спокойно произнес Турецкий. – Прошу вас всех воздержаться от скороспелых обвинений. Дело расследуется. В нем появились новые обстоятельства. Я обещаю: скоро все станет ясно...
Личное дело Александра Турецкого. Муж в отсутствие жены
Если бы Турецкий мог себе это позволить, после посещения агентства «Гаррисон Райт» он вернулся бы в «Глорию», несмотря на окончание рабочего дня. Он вообще временно стал бы, в буквальном смысле, дневать и ночевать на работе. Но в «Глории» его поджидали Плетнев и Меркулов, а ему как-то не хотелось смотреть им в глаза... А дома придется смотреть в глаза Ирине, что еще мучительнее... Черт, может, снять номер в гостинице? Хотя бы на сутки? По деньгам он может себе это позволить. «Лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать», – вспомнилась песня Высоцкого. Саша достал мобильник: не отключить ли его, чтобы и вправду не могли запеленговать? Но мобильник и так не подавал никаких сигналов. Похоже, Александр Борисович Турецкий больше никому не нужен...
Да нет, ерунда. Можно скрыться на сутки, на двое, ну а дальше-то? Все равно придется, рано или поздно, встретиться с женой, друзьями, перед которыми так невыносимо стыдно, будто они поймали его за каким-то неприличным делом... да по существу так оно и есть! Нет уж, придется как следует разобраться и все объяснить. «Или эмигрировать в Аргентину», – усмехнулся Турецкий, направляя автомобиль к дому. Антон и Костя, – они и так уже все поняли. А вот отношения с Ириной нельзя бросать на самотек. Кажется, у нее от этой ее психологической науки совсем крышу сносит, – по крайней мере, в последнее время Иркины реакции стали непредсказуемы...
Стоя в пробках, Турецкий составлял речь. Объяснительно-покаянную. По убедительности доводов и силе эмоционального воздействия она способна была растрогать Нюрнбергский трибунал. Входя в подъезд, Александр Борисович отрабатывал ее завершительную часть... Но стоило открыть дверь своими ключами, как превосходно составленные фразы начисто улетучились. Какая-то особая, снулая, лишенная живого присутствия тишина в квартире доказывала, что Ирины дома нет. Для верности Саша прошел по всем комнатам. Возле шкафа с одеждой – разбросанные платья, на подзеркальнике – ворох косметики: точно, знакомая картина маслом, супружница в спешном порядке собиралась в ресторан... Турецкий сморщился и напрягся, пережидая волну обрушившейся на него боли. Она торопилась... она думала, что опаздывает... такая педантичная, как всегда... она пришла на час раньше! Какое дурацкое совпадение... по времени... с Ольгой...
Дурацкое? Нет, это он дурак! Надо было либо сразу признаваться, выложив Ирине свою версию происходящего, либо получше маскироваться. Зачем было назначать встречу в агентстве? Следовало развести Ольгу и Ирину по разным местам, по разным домам, по разным отсекам мироздания, чтобы полностью исключить их встречу. Тем более на месте, так сказать, преступления, когда Ирина не могла не поверить собственным глазам. Хотя эти глаза видели совсем не то, что происходило на самом деле...
«Легко сказать – полностью исключить встречу, – скептически напомнил о себе предыдущий опыт бабника. – Сколько раз пытался, и никогда не получалось. Мои любовницы рано или поздно становились известны Ирине. По крайней мере, самые долговременные мои любовницы... Но там хотя бы действительно что-то было! А сейчас – из-за чего я страдаю?»
Тоскливо глядя с балкона на небо, в котором копились грозовые тучи, Турецкий не мог не прийти к выводу, что страдает он как раз за предыдущих любовниц. В том числе и тех, о которых Ирина ничего не узнала. Как если бы Ольга, с которой у него ничего не было, стала расплатой за то, что было... «Единожды солгавший, кто тебе поверит?» А он лгал жене не один раз. Он приучил ее к тому, что измена в их супружеской жизни – почти норма. Вот и получай! Александр Борисович яростно саданул кулаком по выходящей на балкон шершавой стене. Ребро ладони украсилось точечными царапинами. Не слишком помогло...
Устрашающие сине-багровые, точно кровоподтеки, тучи навели Турецкого на другие мысли. Где сейчас Ирина? Собственно, эта мысль посетила его, как только он вошел в квартиру, и только рассуждения на тему измены слегка вытеснили ее... Так куда она делась? После сборов в ресторан жена домой не заходила, иначе эта чистюля прибрала бы свое разбросанное бабье хозяйство... Где ее искать – по всей Москве? Хоть бы зонтик с собой прихватила – вот-вот грянет гроза... Но где же она может пребывать столько времени? Он успел уже и отлежаться после столкновения с Жорой-Технарем, и пленку посмотреть, и в рекламное агентство смотаться... А вдруг с Иркой что-то произошло? В то, что жена способна покончить с собой, Турецкий до конца не верил. Но все-таки, а вдруг... В состоянии аффекта? Решила, что если муж, вопреки всем обещаниям и длинному периоду нерушимой супружеской верности, продолжает ее обманывать, то жить ни к чему. Ведь один раз она уже пробовала, после потери ребенка, и хотя говорит, что этот опыт навек отвратил ее от самоубийства, – так ведь это всего лишь ее слова... Турецкий вздрогнул, как будто первая капля ледяного дождя упала ему за шиворот. Но это была иллюзия: хотя тучи неумолимо стягивались, дождь еще не шел.