Но хотел бы услышать ваши соображения на этот счет.
– У меня нет соображений. Можно без загадок? – начинает подспудно злиться Пал Палыч.
– Хорошо. Поднимем забрало. Мы получили сигнал, в котором излагается такая версия: работники базы, причастные к хищениям, установили контакт с вашим ближайшим другом. Он согласился посредничать при получении вами взятки.
Пал Палыч смотрит на Саковина, осмысливая услышанное. Обвинение настолько мерзко, что… что остается только взять себя в руки и спокойно защищаться.
– Двое поздоровались на улице. Разве отсюда вытекает, что один – посредник, другой – взяткодатель?
– Скажите, у вас есть документы, написанные рукой Малахова?
– Накладные, акты…
– Хорошо. А сберкнижка у вас есть.
– Да. Мне, как и многим в отделе, переводят зарплату в сберкассу.
– Это я знаю. А еще какие вклады поступали в последние дни? Был кто-нибудь должен вам крупную сумму?
– Нет.
– В таком случае, как вы объясните поступление на ваш счет двух тысяч пятисот рублей?
– Есть такой вклад? – спрашивает Пал Палыч ровным голосом.
– Поедемте в сберкассу, посмотрим вместе, – встает Саковин…
Они возвращаются час спустя.
– Садитесь, – бросает Саковин и довольно долго молча копошится в столе, перебирая какие-то бумаги. – Ну, Пал Палыч?
– Все это фальшивка, – отрывисто говорит Знаменский. – Провокация.
– Но деньги-то реальные, с этим приходится считаться.
– Если человеку «дают на лапу», с ним хотя бы договариваются.
– А может быть, все-таки были предложения, намеки? Какая-нибудь записочка: пожалейте наших деток, отблагодарим?
– Ничего подобного не было!
– Допустим, я верю. Но это еще не очко в вашу пользу. Раз, согласно сигналу, посредничал Томин, прямой разговор с вами вовсе не обязателен.
– Евгений Николаевич, вы – следователь, и я – следователь. Ну зачем давать взятку через левое ухо? Выяснять, что у меня есть задушевный друг в уголовном розыске, налаживать с ним контакт, и без моего ведома… Нелепо!
– Не так уж нелепо, если учесть, что у Томина есть на базе старинный знакомый. Уже по моим, проверенным, сведениями.
– Но не Малахов же? – вырывается у ошеломленного Знаменского.
– Чуть легче, но тоже радости мало – подручный Малахова.
В кабинет входит секретарша.
– Вам просили передать из криминалистической лаборатории, – она протягивает Саковину запечатанный конверт.
– Спасибо. – Он достает из конверта исписанный лист. – Вот видите, Пал Палыч, по предварительному заключению, анализ почерка показал, что перевод послан действительно Малаховым. В свете этого очень неприятно выглядит ваше сегодняшнее голословное заявление, что Малахов непричастен к хищению. Хотя вагоны с грузом исчезли именно в его дежурство.
Еще один ушат холодной воды на голову Пал Палыча. Но пока выдержка не оставляет его.
– Надеюсь, у вас все-таки другая версия происшедшего, – твердо говорит он.
Саковин убирает заключение в папку, папку кладет в сейф, возвращается к столу и лишь после этого отвечает:
– Конечно, есть. Альтернативная версия, например, такова: проведена акция с целью вас дискредитировать и убрать из дела. – Тон его становится менее официальным.
– Так… А зачем? Я же не веду на базе следствия, Евгений Николаевич. Я не человек, от которого все зависит! Только один из проверяющих. Ну, придет другой… Должен сказать, провокация довольно бессмысленная. Или имеет другую цель.
– Все противоречия мы видим и учитываем. Они влияют на нашу позицию.
– А уж что касается Томина…
– Да будет вам вступаться друг за друга! – с чуть заметной улыбкой перебивает Саковин. – Не занимайте против меня круговую оборону. Над альтернативной версией нам работать вместе.
– В подобной ситуации мои права… – начинает Пал Палыч.
– Остаются прежними, – доканчивает Саковин. – Вас решено не отстранять.
– Спасибо за доверие, – сухо вставляет Пал Палыч.
– Но отсюда не следует, что можно даже вот столько успокаиваться. Дело очень серьезно. Если вас переиграют, Пал Палыч…
* * *
Кибрит, глядя в зеркальце, пудрит нос, поправляет прическу. Звонит телефон.
– Слушаю… Доброе утро, Шурик… Конечно, надо обсудить на свежую голову, вчера были сплошные эмоции. Приду, только позже. Есть маленькая идея, – она кладет трубку, щелкает пудреницей, решительно встает.
В кабинете Саковин встречает ее радушно.
– Знаешь, был почти уверен, что ты явишься, – говорит он после приветствий.
– А то нет!
– Да, уж раз ЗнаТоКи под обстрелом… Ну, садись, садись, все равно рад. Как жизнь?
– Твоими молитвами! – с иронией, за которой слышится упрек, отзывается Кибрит.
– Зина, претензий не принимаю. Дельный совет – пожалуйста.
– Ты этого Малахова вызывал? Он-то что говорит?
– С Малаховым я решил встретиться, держа в руках окончательный акт экспертизы почерка… Пойми, если он сознается, это будет уже официальное заявление о даче взятки. Я обязан немедленно отправлять материал в прокуратуру для возбуждения дела. А пока акта нет, можно еще много чего выяснить своими силами. Надеюсь добраться до правды в рамках служебного расследования.
– Я поняла… Фотографию ты проверил?
– Да, смотрели ее ребята, – вздыхает Саковин. – Похожа на настоящую.
– Не может быть, Женя! Я зашла как раз по этому поводу. Не знаю, помнишь или нет, но уже давно Юра Зайцев доказал: если объекты совмещены искусственно, то их освещенность всегда будет неодинакова. Даже при ювелирном фотомонтаже.
– Зайцев? … Нет, не помню.
– Он потом ушел в НИИ милиции. Я тебя умоляю, свяжись, узнай, наверняка кто-нибудь делает такие исследования!
– Умолять, Зина, незачем. Что ты, в самом деле…
* * *
В кабинете Знаменского небольшая ссора – от нервов.
– Слушай, Паша, мы с тобой по уши в дерьме! – возбужденно шагая от стола к сейфу, говорит Томин. – Требуется доказать, как мы будем вылезать. А ты рассуждаешь, что ошибся в Малахове! Не интересует меня Малахов. Меня интересует, что мы будем дальше рассказывать нашему подполковнику.
– Вот этого я обсуждать не намерен.
– Ты катастрофически слаб в защите, Паша!
– Ошибаешься! Я зол как никогда и собираюсь драться! Но я отказываюсь сговариваться, как себя вести!
– Ну публика! Успели сцепиться? – входит Кибрит.
– Да Паша обижается, что мало дали. Две с половиной – ни туда ни сюда.
– За такую голову гроши! – поддерживает Кибрит, стараясь разрядить атмосферу. – Я была у Саковина. Думаю, удастся доказать, что фотомонтаж.
Друзья тотчас забывают о распрях.
– Хотел бы я знать, вместо кого приляпан любимый Пашин Малахов… Жалко, фон размыт.
– Но снимок сделан на улице.
– Со столькими людьми встречаешься – здороваешься!
– Погоди, Шурик. За тобой ходили пять дней?
– Пять.
– А ты все дни был в том костюме, что на фотографии?
– Зинаида, ты права! Ну-ка, покопаемся в извилинах…
Он задумывается, перебирая в памяти встреченных людей.
– Этот… этот… те двое… С Мишей мы постояли… потом… нет, я был без пиджака… Кому же я подавал руку на улице?.. Подключить, что ли, мышечную память…
Томин встает с кресла, делает шага два, протягивает вперед руку, стараясь через жест восстановить ситуацию.
– Я там так стою? – спрашивает он Знаменского.
– Рука чуть повыше… И голову приподними.
– Значит, он более рослый…
Приняв замечание к сведению, Томин делает новую попытку.
– Убавь улыбку! – режиссирует Знаменский. – В лице, пожалуй, удивление.
– Ага… – Снова два шага вперед, рука протянута для пожатия, губы изображают полуулыбку.