– Ему и в самом деле было очень плохо. У него бывали приступы боли, которые длились по несколько дней подряд. Тогда он просто не вставал с постели. Он принимал всякие лекарства, но без толку. Осенью он несколько раз наведывался в участок, чтобы посмотреть, как у них идут дела, – так он выражался, но работать он не мог.
– И вы, фру Нюман, не припоминаете, чтобы он сказал или сделал что‑нибудь, что можно хоть как‑то увязать со всем случившимся? – спросил Мартин.
Она покачала головой и начала всхлипывать без слез. Взгляд ее был устремлен мимо собеседника в пустоту.
– У тебя есть братья или сестры? – спросил Рённ.
– Есть сестра, но она замужем и живет в Мальме.
Рённ вопросительно поглядел на Мартина Бека, а тот задумчиво крутил между пальцами сигарету и разглядывал сына и мать.
– Ну, мы пошли, – сказал Мартин Бек мальчику. – Я думаю, ты способен и сам позаботиться о маме, но лучше бы всего было раздобыть врача, который уложил бы ее в постель. У вас есть врач, которому удобно позвонить в это время?
Мальчик встал и кивнул.
– Доктор Блумберг, – сказал он. – Мы всегда его вызываем, когда у нас кто‑нибудь заболеет.
Он вышел в холл, и они услышали, как он набирает номер, а немного спустя ему кто‑то ответил. Говорил мальчик недолго, потом он вернулся в гостиную и встал подле матери. Теперь он казался более взрослым, чем тогда, в подворотне.
– Доктор приедет, сказал мальчик. – Вам не обязательно дожидаться. Он скоро будет здесь.
Они встали. Рённ встал первым и, уходя, прикоснулся к локтю женщины. Она не шелохнулась и не ответила на их «до свиданья».
Мальчик проводил их до входных дверей.
– Возможно, нам еще придется побывать у вас, – сказал Мартин Бек. – Но до этого мы позвоним, чтобы справиться о самочувствии фру Нюман.
Когда они вышли на улицу, Мартин Бек спросил у Рённа:
– А ты хорошо знал Нюмана?
– Не особенно, – уклончиво ответил Рённ.
IX
Едва Мартин Бек и Рённ подъехали к месту преступления, сине‑белая вспышка магния на мгновение озарила грязно‑желтый фасад больничного корпуса. И машин здесь прибавилось; они стояли с включенными прожекторами.
– Это, должно быть, наш фотограф, – пробормотал Рённ.
Когда они вышли из машины, фотограф поспешил им навстречу. У него не было сумки, аппарат и лампу‑вспышку он держал в руках, а карманы его куртки оттопыривались от пленки, лампочек и объективов. Мартин Бек узнал его по прежним встречам на местах преступлений.
– Это не наш, – ответил он Рённу. – Похоже, что пресса нас обскакала.
Фотограф, делавший снимки для одной вечерней газеты, поздоровался и сразу, покуда они шли к дверям, щелкнул обоих. У крыльца стоял репортер из той же газеты и пытался втянуть в разговор полицейского. Увидев Мартина Бека, он воскликнул:
– Доброе утро, господин комиссар. Вы разрешите вас сопровождать?
Мартин Бек покачал головой и поднялся на крыльцо, имея Рённа в кильватере.
– Ну хоть маленькое интервью, – не унимался репортер.
– Потом, – ответил Мартин Бек и, придержав дверь для Рённа, захлопнул ее перед носом репортера, скорчившего недовольную мину.
Наконец прибыл и полицейский фотограф, он остановился перед палатой, держа в руках свою сумку. Поодаль стоял тот самый врач со странным именем и полицейский в штатском из пятого участка. Рённ вместе с фотографом вошел в палату, чтобы дать ему необходимые указания. Мартин Бек подошел к двум другим.
– Как дела? – спросил он.
Старый, неизменный вопрос.
Мартин Бек подошел к двум другим.
– Как дела? – спросил он.
Старый, неизменный вопрос.
Полисмен в штатском – звали его Ханссон – поскреб в затылке и сказал:
– Мы разговаривали с большинством пациентов в этом коридоре, и ни один из них не видел и не слышал ничего подозрительного… Я хотел поговорить с доктором… но с этим много не наговоришь.
– А с теми, кто лежит в соседних палатах, вы беседовали? – спросил Мартин Бек.
– Да, – ответил Ханссон. – Мы сами обошли почти все помещения. Никто ничего не слышал, в старых домах знаете какие толстые стены!
– Остальных можно опросить за завтраком.
Врач молчал. Он явно не понимал по‑шведски. После некоторого молчания он ткнул пальцем в сторону ординаторской.
– Have to go. [4]
Ханссон кивнул, и чернокудрый помчался прочь, стуча деревянными башмаками.
– Ты Нюмана знал? – спросил Мартин Бек.
– Да как тебе сказать. В его участке я никогда не работал, но встречаться мы, само собой, встречались. Сотни раз. Он старый служака, он уже комиссаром был, когда я только начинал. Двенадцать лет назад.
– А ты не знаешь кого‑нибудь, кто с ним близко знаком?
– Тебе стоит, пожалуй, связаться с ребятами из округа Святой Клары. Он там работал, пока не заболел.
Мартин Бек кивнул и посмотрел на электрические стенные часы над дверью в туалетную комнату. Часы показывали без четверти пять.
– Я, пожалуй, туда съезжу, – сказал он. – Здесь я все равно почти ничего не могу сделать.
– Поезжай, – сказал Ханссон. – Я скажу Рённу, куда ты делся.
Выйдя на крыльцо, Мартин Бек глубоко вздохнул. Прохладный ночной воздух казался свежим и чистым. Репортер и фотограф куда‑то исчезли, а полицейский стоял на прежнем месте.
Мартин Бек кивком попрощался и побрел к воротам. За последнее десятилетие внутренняя часть Стокгольма подверглась очень значительным преобразованиям. Сровняли с землей целые кварталы и на их месте возвели новые. Структура города изменилась, транспортная система расширилась, но новый строительный стиль свидетельствовал не столько о стремлении обеспечить людям сносные условия жизни, сколько о желании домовладельцев выколотить все, что можно, из дорогих земельных участков. В центре города не ограничились тем, что снесли девяносто процентов строений и перекроили существовавшую ранее сеть улиц, здесь изменили даже естественную топографию местности.
Жители Стокгольма с тревогой и огорчением наблюдали, как еще вполне пригодные и очень нужные жилые дома буквально стираются с лица земли, чтобы уступить место безликим и однообразным административным зданиям; бессильные что‑либо изменить, они принимали ссылку в отдаленные пригороды, тогда как удобные и оживленные кварталы, где они раньше жили и работали, лежали в развалинах. Центр города превратился в гулкую и труднодоступную строительную площадку, из которой медленно, но неуклонно вырастал новый город, новое сити, где будут широкие и шумные транспортные магистрали и блестящие фасады из стекла и легких металлов – безжизненные бетонные плоскости, холодные, безликие.
Но эта оздоровительная вакханалия совсем не коснулась полицейских участков; в Старом городе многие устарели и обветшали, а поскольку численность персонала с каждым годом возрастала, там, помимо всего, просто негде было повернуться. В четвертом участке, куда направлялся Мартин Бек, недостаток помещений давно уже превратился в проблему номер один.
Когда он вылезал из такси у полицейского участка Святой Клары на Регерингсгатан, начинало светать. Скоро взойдет солнце, небо по‑прежнему чисто, день обещает быть ясным, но прохладным.
Он поднялся по короткой каменной лестнице и открыл дверь.