Неизвестный венецианец - Донна Леон 11 стр.


Жара сразу сдавила его со всех сторон, так что глаза полезли на лоб. В воздухе был мертвый штиль, город задыхался, будто накрытый тяжелым засаленным одеялом. По улице мимо квестуры шмыгали машины и жалобно сигналили, когда впереди появлялся пешеход или светофор. Пустые коробки из‑под сигарет и прочая дребедень шуршала, перекатываясь по пыльной дороге. У Брунетти, который все это видел, слышал и вдыхал, было ощущение, будто кто‑то подошел сзади и крепко сжал его грудь обеими руками, словно железным обручем. И как только люди тут живут?

Он поскорее юркнул в прохладный кокон полицейской машины и покинул его лишь четверть часа спустя, когда седан остановился у восьмиэтажного жилого дома на западной окраине города. Через улицу была протянута веревка для сушки белья, и слабый ветерок ворошил разноцветную вереницу простыней, полотенец, трусов и маек. Увидав это, Брунетти даже повеселел.

В каморке консьержа копошился старичок с жидкой бородкой пегого цвета. Он сортировал на стойке письма и газеты, которые предназначались для квартирантов. Когда Брунетти вошел, он глянул поверх своих очков в серебряной оправе, сидевших на кончике носа, и произнес: «Доброе утро». В каморке воняло кислятиной, и от влажности, вероятно, еще крепче, чем обычно. На полу у ног консьержа крутился маленький вентилятор, совершенно бесполезный. Брунетти поздоровался и спросил, где живет Джованни Фельтринелли.

Заслышав это имя, старик вскочил со стула и закричал:

– Опять? Я же сказал ему, чтоб духу вашего тут не было! Пусть ублажает вас в ваших машинах или где‑нибудь в чистом поле, как другие скоты, но я не позволю ему превращать в бордель этот дом. Убирайтесь, а не то я вызову полицию!

Его рука потянулась к телефону, висевшему на стене у него за спиной, а глаза так и жгли Брунетти ненавистью и презрением.

– Я из полиции, – вежливо произнес Брунетти, достал бумажник и протянул консьержу свое удостоверение, которое тот весьма грубо вырвал у него из рук, будучи, конечно, уверен, что это фальшивка, затем поправил очки и стал читать.

– Хм… похоже, настоящее, – в конце концов признал старик, возвращая удостоверение Брунетти. Он вытащил из кармана грязный носовой платок, снял очки и принялся протирать стекла, так обстоятельно, будто всю жизнь только этим и занимался. Закончив, он водрузил очки обратно на нос, аккуратно заправил дужки за уши, убрал платок в карман и спросил уже повежливее: – И что же он натворил?

– Ничего. У нас к нему пара вопросов.

– Насчет его дружков? – Старик снова изготовился к атаке, но Брунетти оставил его выпад без ответа.

– Мне нужен синьор Фельтринелли. Возможно, он сообщит нам важную информацию.

– Синьор Фельтринелли? Синьор?! – переспросил старик, произнося слово «синьор» как непристойность. – Вы хотите сказать «красавчик Нино»? Нино – гомик?

Из груди комиссара вырвался усталый вздох. До чего же люди неоригинальны в своих антипатиях. Примитивны, можно сказать. Почему этот божий одуванчик не проникнется ненавистью к членам партии Христианских демократов, например? Или социалистов? Или хоть к тем, кто ненавидит гомосексуалистов?

– Не могли бы вы подсказать мне номер квартиры, где проживает синьор Фельтринелли?

Старик снова сел на стул и занялся почтой.

– Пятый этаж, фамилия на двери.

Брунетти молча повернулся и вышел. У дверей ему послышалось, что консьерж все еще бормочет «синьор», что, впрочем, вполне могло оказаться и просто злобным пыхтеньем.

Брунетти пересек мраморное парадное и нажал кнопку вызова лифта. После минут примерно пяти бесплодных ожиданий он заподозрил, что с лифтом что‑то не так. Возвращаться и выяснять у консьержа, работает ли лифт, ему не улыбалось. Оставалось только подняться на пятый этаж пешком.

Брунетти пересек мраморное парадное и нажал кнопку вызова лифта. После минут примерно пяти бесплодных ожиданий он заподозрил, что с лифтом что‑то не так. Возвращаться и выяснять у консьержа, работает ли лифт, ему не улыбалось. Оставалось только подняться на пятый этаж пешком. Слева от лифта была дверь на лестницу, куда он и направился. По пути он ослабил узел галстука и несколько раз приподнимал промокшую на бедрах ткань своих брюк, потому что они липли к коже и мешали идти. На пятом этаже он вытащил платок и промокнул лицо.

Нужную ему квартиру он действительно отыскал по фамилии. «Джованни Фельтринелли – архитектор», – гласила табличка на одной из дверей. Часы показывали 11.35. Он позвонил. За дверью тотчас послышались быстрые шаги. Отворил ему молодой человек, имевший весьма отдаленное сходство с фотографией, которую Брунетти видел в одном деле из синей папки: короткая стрижка, светлые волосы, тяжелая квадратная нижняя челюсть, спокойные темные глаза.

– Да? – Он глядел на незнакомца, вопросительно и приветливо улыбаясь.

– Синьор Джованни Фельтринелли? – Брунетти вытащил удостоверение.

Едва молодой человек увидал корочку, его улыбка растаяла.

– Да. Что вам нужно? – Его голос тоже переменился, от приветливости не осталось и следа.

– Мне нужно поговорить с вами, синьор Фельтринелли. Разрешите войти?

– Зачем спрашивать? – устало пробормотал хозяин. Он распахнул дверь шире и попятился.

– Permesso , – повторил комиссар, переступая порог.

Табличка на двери, похоже, не обманывала насчет профессии хозяина. Гармония и уют жилища, вкус и мастерство в его обустройстве – все говорило о том, что здесь обитает архитектор. В гостиной, куда попал Брунетти, были белые стены и светлый елочкой паркет. На полу лежало несколько поблекших от времени ковриков ручной работы, стены украшала еще пара таких же, по виду – персидских. У дальней стены помещался длинный восточный диван, обитый бежевым шелком. Напротив был невысокий столик с продолговатой стеклянной столешницей, на котором стояло большое плоское глиняное блюдо. Одну стену занимали полки с книгами, на другой висели чертежи и фотографии в рамках. Повсюду на них были запечатлены приземистые вместительные сооружения в один‑два этажа, на фоне непаханой целины. В дальнем углу стоял высокий чертежный стол. Несмотря на чудовищный угол наклона крышки, на ней каким‑то чудом держалась пепельница с дымящейся внутри вонючей сигаретой.

Расположение предметов было таково, что взгляд все время невольно возвращался к центру комнаты, к простой глиняной тарелке на столике. Брунетти чувствовал это, но не понимал, как это происходит.

– Синьор Фельтринелли, – начал он, – нам нужна ваша помощь в расследовании одного дела.

Фельтринелли молчал.

– Я предлагаю вам взглянуть на портрет одного человека и сказать, не знаком ли он вам.

Фельтринелли подошел к чертежному столу, взял сигарету, жадно затянулся и смял окурок в пепельнице.

– Я не выдаю имен.

– Простите? – Брунетти сделал вид, что не понимает.

– Я не выдаю своих клиентов. Можете показывать мне любые фотографии, я не назову ни одного имени.

– Я не спрашиваю вас о ваших клиентах, синьор Фельтринелли. Меня не интересует, кто они такие. Но мы полагаем, что вы можете знать кое‑что об одном человеке. Нам нужно, чтобы вы взглянули на его портрет и сказали, видели вы его когда‑либо или нет.

Фельтринелли отошел от стола и встал у маленького окна слева. И тут Брунетти понял, в чем секрет этой комнаты: все было устроено так, чтобы отвлечь взгляд смотрящего от этого окна, за которым не было ничего, кроме глухой и скучной кирпичной стены соседнего дома в двух метрах.

Назад Дальше