— Давай заводи… Ехать пора — время!
— Погоди, Толян, а ты как? Где скрываться намерен?.. Учти, с твоими бабками, какие нынче поимел и еще поимеешь, на дно залечь надолго придется! Да и то сказать — с такой «капустой» можно куда хошь: хоть в Гималаи, хоть на Майами…
— Да тебе-то какая разница, куда я линяю? Ну в Испанию… И что?
— В Испании хорошо… — Цезарь доброжелательно улыбнулся и посмотрел на Толяна. — Так что удачи тебе, друган!..Движения — короткого и стремительного, как молния, сопровождавшего эти слова Цезаря, — «друган» не заметил. Длинная тонкая спица легко вошла офицеру в бок… Умер он, в отличие от сержантика, не сразу. Минуты две Толян, так и не поверивший в случившееся, мелко дергался и хрипел, вытаращив на Садовничего глаза. Потом все было кончено.
Пашка извлек спицу, спокойно вытер ее об одежду жертвы, после чего вложил орудие убийства ему же в руку.
— Возьми, — ядовито ухмыльнувшись, пробормотал он, — на корриду в Испании сходишь…
Свои действия по уничтожению ненужного ему свидетеля Цезарь завершил как раз вовремя: возле так и не тронувшейся с места серой «девятки» затормозил черный джип с тонированными стеклами. Прежде чем покинуть машину и пересесть в него, Цезарь зорко оглядел улицу через лобовое стекло «девятки». Улица была пуста. Ну или почти пуста: вряд ли стоило принимать во внимание двух сикилявок лет по пятнадцать, щебетавших о чем-то своем в тупичке возле гаражного кооператива, выстроенного на задах переулка. Погода, с утра обещавшая дождь, наконец-то расщедрилась на него, первые капли потекли по стеклу машины, небо, обложенное тяжелыми, серыми тучами, казалось, вот-вот свалится на московские крыши… Усмехнувшись, Цезарь выбрался наружу и через пару секунд скрылся за пассажирской дверцей иномарки. В то же мгновение джип, водитель которого и не думал глушить движок, рванул с места. К зданию суда Константин Дмитриевич Меркулов подъехал за пятнадцать минут до начала заседания. Намеревался раньше, но пробки, будь они неладны, даже при наличии сирены, время все равно отняли. Дениса, пробиравшегося к нему сквозь толпу, ставшую за это время гораздо больше и плотнее, несмотря на то что заседание будет закрытым, он увидел сразу и, несмотря на спешку, дождался его.
— Ну что?
На потянувшиеся к нему микрофоны и блики многочисленных телекамер Константин Дмитриевич постарался пока не обращать внимания.
— Все нормально… Только что его адвокат соловьем заливался в камеру, — зло усмехнулся Денис.
— Саша здесь?
— Нет, Константин Дмитриевич. — Грязнов-младший хмуро пожал плечами. — Что бы там ни было, не понимаю я его… Что вы хотите?!
Последнее замечание относилось не к Меркулову, а к самому настойчивому из телевизионщиков, сумевшему-таки продраться к ним ближе всех.
— Господин Меркулов, всего один вопрос! — выкрикнул журналист. — Как вы относитесь к мораторию на смертную казнь?.. Народ требует для Садовничего высшей меры, что вы можете на это сказать?..
Константин Дмитриевич поморщился и, дождавшись, когда один из сопровождавших его оперативников вместе с Денисом устранит с дороги нахального журналюгу, поспешно двинулся к зданию суда по проложенному для него сквозь толпу коридору. — И что там болтал его адвокатишка? — поинтересовался он, едва очутившись в коридоре, все у того же Грязнова-младшего.
— Да ничего конкретного ни на один вопрос, так — треп о демократии, при которой каждый имеет право на справедливость… Константин Дмитриевич, мне кажется, что-то стряслось…
Но Меркулов уже и сам видел бледного как полотно судью, спешившего им навстречу с перекошенным от страха лицом.
— Несчастье… — пролепетал судья, хватаясь за сердце.
— В камере для подсудимых молоденький сержант… убит…
— Где Садовничий?! — рявкнул тоже побелевший в одно мгновение Меркулов.
— Н-не знаю… Его нет…
— Дьявол!.. Денис, быстро звони дядьке! Здесь полно оперов! Обыскать каждый угол в здании и вокруг…
И, круто развернувшись, он бросился в сторону камеры для подсудимых.
Меркулову хватило одного взгляда на неподвижное тело молоденького сержанта, вокруг которого уже суетились медики, чтобы понять, что именно здесь произошло.
— Где старший офицер конвоя? — Вопрос он задал запыхавшемуся от быстрого бега и только что догнавшему его судье.
— Он тоже исчез… — выдохнул тот.
Константин Дмитриевич молча достал мобильный телефон и, отыскав в меню номер Турецкого, стал ожидать ответа.
МАЙЯ
Она думала, что и квартира у дяди Юры окажется такая же шикарная, как его машина. И поэтому немного удивилась, обнаружив, что живет он в обыкновенной двушке-распашонке, да еще в пятиэтажке, выстроенной в хрущевские времена, о которых любил рассказывать ей когда-то отец.
Обстановка в квартире тоже была самая обыкновенная и совсем не шикарная. В той комнате, что побольше, стоял старенький письменный стол с когда-то полированной столешницей, диван, маленький журнальный столик и два желтых кресла.
Стены хоть и чистые, но оклеены заурядными серыми обоями в мелкий цветочек. Ни одной картины или эстампа, способных оживить их, только сбоку от письменного стола дяди-Юрин диплом психолога в простой рамочке под стеклом.
Маленькая комнатка была уютнее: здесь помимо узкой кушетки, накрытой ярким клетчатым пледом, и точно такого же журнального столика, как в большой комнате, имелось огромное, во всю стену, зеркало, а на дверце встроенного раздвижного шкафа-купе висел яркий плакат с красоткой, возлежавшей на фоне березовой рощи.
Дядя Юра, судя по всему, почувствовал Майино недоумение, потому что, некоторое время понаблюдав за ее перемещениями по квартире, тихонько усмехнулся и пояснил:
— Это, Майечка, съемное жилище, хозяева давно уже живут за рубежом, на ПМЖ… Ты знаешь, что такое ПМЖ?Девушка кивнула, и они отправились на кухню — пить чай.
То есть это у дяди Юры называлось «пить чай». На самом деле небольшой холодильник оказался настоящим клондайком еды: на столе одно за другим появлялись извлекаемые из него хозяином настоящие яства. Красная и черная икра, несколько нарезок разной копченой колбасы, сыр, брынза, нарезка с белой рыбой, баночка маринованных помидоров-черри, которые Майя обожала. На маленькую, двухконфорную, плиту была взгромождена большая чугунная сковорода с настоящим, как он выразился, пловом…
— Дядя Юра, я же лопну! — Майя улыбнулась. — Или растолстею так, что мамуля меня не узнает…
— Ничего, тебе и впрямь не помешало бы немного поправиться, деточка, если бы не наши планы… — Он оценивающе посмотрел на девушку.
Майя ни в коем случае не тянула на свои шестнадцать с половиной. Худенькая, хрупкая, с едва обозначившейся грудью, она явно отставала в физическом развитии от своих ровесниц. Да и личико нежное, тонкое, совсем детское, с наивными голубыми глазами.
Чаепитие действительно получилось более чем плотным, и, внимательно глянув на свою гостью, дядя Юра безапелляционно отправил ее в маленькую комнату отдыхать.
— Не стоит бороться с режимом, к которому ты успела привыкнуть в больнице, — сказал он. — Иди ложись и постарайся уснуть. Выспишься — сразу почувствуешь себя лучше! Да ты и так носом клюешь… — Он рассмеялся.
— Это потому, что я объелась!.. Ну хорошо, я прилягу.