— А чего же ты растила урода? Вырастила бы нормального человека.
— Ты как с матерью разговариваешь, неблагодарный? — В ее голосе послышались с трудом сдерживаемые слезы.
— А за что мне быть благодарным? — Петя с ненавистью посмотрел на убогую окружающую обстановку. — За это?
— Свинья, — заплакала мать. — Был бы жив отец, он бы тебе показал…
Петин отец не был мужественным лесником, павшим от пули браконьера, или героическим исследователем Арктики. Его зарезали в пьяной драке. Ножи были в руках у обоих дерущихся, но Петин отец оказался более пьяным и соответственно менее боеспособным.
Если бы Петин отец оказался более трезвым, чем его противник, он до сих пор отбывал бы наказание в местах не столь отдаленных.
И все же отца Петя любил. Он помнил, как они ходили на рыбалку. Петин отец был заядлым рыболовом. И несмотря на то что жили они бедно и все свободные деньги отец тратил на горячительные напитки, он все-таки сумел отложить сумму, необходимую для приобретения небольшой дешевенькой резиновой лодки.
Не было ничего увлекательней для маленького Пети, чем сидеть на полу вместе с отцом и чинить прорванный бредень или мастерить очередную донку. А потом, уже на озере, плыть, дрожа от утреннего тумана, и вытаскивать из холодной воды запутавшуюся в сетях рыбу.
Рыбу отец носил на рынок и продавал. Полученные деньги шли на водку, но каждый раз что-нибудь перепадало и Пете — кулек ягод, петушок на палочке, стакан семечек, кусок медовых сот. Иногда, когда улов оказывался удачным, отец покупал у кавказских торговцев один персик, и Петя старался растянуть удовольствие. Полусъеденный персик покрывался пылью, вокруг кружилось полчище мух, а Петя все не доедал его, стараясь, чтобы как можно большее количество людей увидело, какой хороший у него персик.
Впрочем, иногда у отца случался запой, и тогда он оптом отдавал всю пойманную рыбу бабе Наде, меняя ее сразу на самогон. Ушлая баба Надя коптила рыбу на маленькой коптильне и продавала ее на рынке уже втридорога.
И каждый раз, когда отец впоследствии видел на рынке ее товар, он, вздыхая, говорил Пете:
— Эх, сынок, вот видишь, как люди умеют устраиваться? Если бы я не пил да был похитрее, давно бы стал миллионером. Купили бы мотоцикл с коляской, матери твоей платье новое импортное и зажили бы как люди!
От мысли о том, что он никогда не сможет жить «как люди», мучающей каждого пьющего русского человека, желание выпить за свою несложившуюся жизнь только усиливалось.
По большим праздникам — Новый год, или седьмое ноября, или майские праздники — отец наливал сто грамм и Пете. На все возражения со стороны матери он всегда произносил одну и ту же фразу:
— Он — мужик, пускай привыкает с детства. Пускай учится, пока я жив.
Водка Пете не нравилась, но чувство приобщенности к взрослому миру перевешивало. Он старался пить не морщась, закусывал соленым огурцом и сдерживал готовые брызнуть из глаз слезы.
А однажды к ним в дом постучал участковый и, пройдя на кухню, долго говорил о чем-то с матерью. Стараясь, чтобы его не услышали, Петя вжался в стену и слушал.
Многое из того, что говорил участковый, было непонятно, но одно Петя понял — отца зарезали, и сейчас он лежит на улице возле местной пивной.
Участковый пришел за матерью, чтобы составить протокол опознания.
Петя выбежал из дома и понесся по направлению к пивной.
Толпу он увидел уже издали. Мужики, обычные посетители заведения, стояли полукругом и мрачно смотрели вниз. Там же находились и все местные милиционеры в количестве двух человек.
Протиснувшись сквозь людей, Петя увидел отца.
Спустя три минуты из пивной вышла буфетчица, неся в руках большую клеенчатую скатерть, во многих местах прорезанную завсегдатаями пивной.
Этой клеенкой накрыли тело отца.
Именно в этот момент он отчетливо понял, что отца больше нет и что этот персик ему уже никто никогда не купит.
После этого он заревел…
— Сколько можно про отца? — крикнул он. — Как он вообще мог жениться на такой дуре?
— Свинья, — монотонно продолжала причитать мать. — Свинья неблагодарная.
Петя сам не понял, как его правая рука непроизвольно сжалась в кулак и как в следующий момент этот кулак вылетел вперед.
Мать охнула и тут же замолчала.
Она держалась за щеку и испуганно смотрела на сына. Да, он действительно часто грубил ей, пил, мог не ночевать дома. Но того, что он может поднять на нее руку, она не ожидала.
Не произнеся ни слова, Петя отступил на два шага назад и, сорвавшись с места, пулей бросился вон из дома.
Он бежал, не разбирая пути, бежал до тех пор, пока не запыхался. Остановился уже далеко за деревней, возле старого колхозного загона для скота.
Потом, забившись в самый дальний угол, курил одну за другой вонючие папиросы, от которых жгло горло, и дрожал. Сотни мыслей проносились в его голове, но ни одна из них не была достаточно весомой, чтобы он мог на ней остановится. И лишь когда он начал успокаиваться, его сознание начала заполнять одна-единственная мысль. Он понял, что снова думает о лежащем на дне лесного озера трупе Славки Горячева.
И снова в его душе проснулся страх. Страх за то, что тело может всплыть.
Вчера ночью они втроем договорились о том, что минимум месяц не станут показываться возле озера, чтобы не светиться. На этом настоял Виталик. Но сейчас Петя чувствовал, что он просто обязан пойти туда и посмотреть. Ему надо было удостовериться, что все спокойно. Он чувствовал, что если не будет в этом уверен, то не сможет долго держать в себе их общую тайну и рано или поздно обязательно проболтается.
Петя долго не мог заставить себя подойти к лесному озеру. Целых полчаса он блуждал вокруг да около, не находя в себе сил и смелости приблизиться. Ему казалось, что там его поджидает милиция с собаками, которые мгновенно учуют приставший к нему запах крови. За каждым деревом ему мерещилась засада.
Озеро поразило Петю своей безмятежностью. Сверху сквозь деревья пробивалось солнце, вода была гладкой и спокойной, квакали лягушки.
Он присел возле кучи золы, оставшейся от их костра, и достал папиросы.
Неожиданно за спиной в кустах раздался шорох. Успокоившийся Петя мгновенно вскочил на ноги и обернулся в ту сторону.
В кустах стоял Виталик Королев и молча смотрел на него. Внешность Виталика поразила Петю — осунувшийся, с глубоко запавшими глазами. Судя по всему, Виталик так и не смог уснуть.
Минуту они стояли в молчании, глядя друг на друга. Молчание нарушил Виталик.
— Я тоже решил проверить, — сказал он. — Хотел раньше прийти, но не мог. Боялся.
Сейчас он совсем не был похож на того Виталика Королева, каким все привыкли его видеть и который никогда бы не позволил себе признаться кому-нибудь, что он испугался.
— Я тоже, — сознался Петя.
Виталик подошел берегу и заглянул в воду.
— Здесь все тихо, — сообщил Петя. — Как будто ничего и не было.
— Да, тихо, — согласился Королев.
— В деревне еще ни о чем не говорят?
Виталик отрицательно покачал головой:
— Нет, мне мать бы сказала, если бы его уже искать начали.
— Да, моя мать тоже ни о чем таком не говорила.
Они закурили.
— Я сегодня ходил к Славкиному дому, — сказал Виталик после нескольких затяжек, — смотрел, как там что.
— И как?
— Да никак. Машины нет, значит, отец его куда-то уехал. Он, наверное, еще и не знает, что Славка домой не пришел.
— Может, он в ментуру поехал?
— Нет, тогда бы шум поднялся. Может, он вообще только через неделю приедет.
— Значит, все в порядке?
— В порядке.