Из последних проведенных вместе с ним минут я отчетливо запомнила, как мы оба посмотрели на свои часы, когда на небе вдруг сгустились тучи и по окну, возле которого мы сидели, потекли первые капли дождя. У него на подбородке была маленькая царапинка – порез от бритья, – и потом, вспоминая его лицо, я неизменно видела его с этой ранкой, и почему-то от этой детали у меня как-то особенно щемило сердце.
Он умер в феврале, когда война в Персидском заливе подходила к концу, и оставил мне вечную боль. Я продала свой дом и переехала на новое место. Но, покинув родные края, я ничего не добилась, лишь потеряла окружавшие меня растения и хороших соседей. Обустройство на новом месте, перепланировка сада только усугубили мой стресс. За что бы я ни бралась, везде возникали какие-то трудности, на которые у меня не хватало времени, и я представляла Марка, качающего головой.
«Как такой рассудительный человек может...» – сказал бы он с улыбкой.
«А что бы сделал ты?» – в свою очередь мысленно спрашивала я его ночами, когда мне порой не удавалось уснуть. «Как, черт возьми, поступил бы ты сейчас, здесь, на моем месте?»
Вернувшись на кухню, я сполоснула свой стакан и пошла в кабинет узнать, что ожидало меня на автоответчике. Звонили несколько репортеров, мама и Люси, моя племянница. Трижды просто клали трубку.
Мне бы очень хотелось, чтобы мой телефон нигде не значился, однако это невозможно. Полиция, адвокатура, четыреста или около того судмедэкспертов по всему штату – все могли вполне законно звонить мне в нерабочее время. Чтобы хоть как-то отгородиться от подобных вторжений в личную жизнь, я прибегала к помощи автоответчика, и все, кто звонил с угрозами или оскорблениями, рисковали быть вычисленными по определителю номера.
Нажав кнопку, я стала просматривать номера, появляющиеся на узеньком экранчике. Дойдя до тех трех звонков, я оказалась в полнейшем недоумении и растерянности. Номер телефона был мне теперь знаком. Он появлялся на моем экране уже несколько раз за последнюю неделю, и звонивший неизменно клал трубку, не оставляя никаких сообщений. В свое время я пробовала звонить по этому телефону, с тем, чтобы узнать, кто это, но там раздавался лишь пиликающий сигнал, похожий на факс или компьютер. Кому и зачем понадобилось трижды звонить мне в промежутке от десяти двадцати до одиннадцати вечера, пока я ожидала доставки тела Уоддела в морг. Компьютерные телефонные звонки не повторяются с такой частотой и в такой поздний час, а в случае неправильного номера кто-то уже давно должен был бы узнать об ошибке.
За то короткое время, что оставалось до утра, я просыпалась несколько раз. От каждого едва различимого скрипа или шороха в доме у меня начинало учащенно биться сердце. Красные огоньки на контрольной панели сигнализации, висевшей напротив кровати, зловеще мерцали, и, когда я поворачивалась или поправляла постель, сенсорное устройство, которое я не включала, когда находилась дома, беззвучно наблюдало за мной своими ярко-красными глазками. Мне снились странные сны. В половине шестого я включила свет и стала одеваться.
Еще не рассвело, и, когда я ехала в офис, на улицах было очень мало машин. Пустынная автостоянка за воротами оказалась усеянной маленькими восковыми свечками, которые зажигаются на вечерах моравских братьев и прочих религиозных праздниках. Однако на этот раз ими воспользовались для протеста. Несколько часов назад они были оружием. Поднявшись наверх, я приготовила кофе и начала просматривать оставленные мне Филдингом бумаги. Мне было интересно, что оказалось в конверте, найденном мною в заднем кармане Уоддела. Я ожидала увидеть нечто поэтическое, или очередные размышления, или письмо его духовника.
Но то, что я обнаружила, и то, что Уоддел считал «сугубо конфиденциальным» и просил захоронить вместе с ним, оказалось квитанциями об оплате. Как ни странно, пять из них свидетельствовали о плате за телефонные услуги и три – за еду, включая ужин с жареным цыпленком, заказанный в «Шониз» двумя неделями раньше.
Глава 2
Детектив Джо Трент выглядел бы весьма молодо, если бы не борода и не редеющие светлые волосы, в которые уже вкралась седина. Он был высоким, подтянутым, в плаще с поясом на талии и в начищенных ботинках. Нервно моргая, он пожал мне руку и повел на тротуар перед входом в центр скорой помощи. Я заметила, что он был встревожен делом Эдди Хита.
– Не возражаете, если мы минутку поговорим здесь? – спросил он, выдыхая морозный пар. – С глазу на глаз.
Поежившись, я прижала локти, и в этот момент со склона неподалеку от нас со страшным шумом взлетел вертолет медицинской службы. Луна напоминала ледышку, тающую на фоне синевато-серого неба. Машины на стоянках были грязными от дорожной соли и холодных зимних дождей. Неприветливое бесцветное раннее утро с резким порывистым ветром ощущалось мною еще острее из-за приведшей меня сюда причины. Не думаю, что мне стало бы тепло, окажись я сейчас под ярким солнцем в сорокаградусную жару.
– Дела действительно плохи, доктор Скарпетта. – Он моргнул. – Думаю, вы согласитесь со мной, что не следует разглашать подробности.
– Что вы можете рассказать мне про мальчика? – спросила я.
– Я поговорил с семьей и еще с некоторыми людьми, знавшими его. Насколько могу судить, Эдди Хит самый обыкновенный парень – увлекался спортом, разносил газеты, никаких неприятностей с полицией у него никогда не было. Его отец работает в телефонной компании, мать занимается шитьем. Вчера вечером миссис Хит понадобилась грибная подливка для запеканки на ужин, и она попросила Эдди сбегать в магазинчик «Лакиз».
– Магазин далеко от их дома? – спросила я.
– В двух кварталах, и Эдди часто ходил туда. Продавцы знают его по имени.
– Во сколько его видели в последний раз?
– Около половины шестого. Он пробыл в магазине несколько минут и ушел.
– К тому времени уже стемнело, – заметила я.
– Да. – Трент смотрел, как вертолет, все уменьшаясь, точно белая стрекоза, глухо стрекотал среди облаков. – А приблизительно в половине девятого патрульный офицер, осматривая дворы зданий на Паттерсон-авеню, наткнулся на мальчишку, которого прислонили к мусорному контейнеру.
– У вас есть фотографии?
– Нет, мэм. Когда офицер понял, что мальчик еще жив, первой необходимостью было оказание срочной помощи. Снимков у нас нет. Но у меня есть подробное описание, составленное со слов того офицера. Мальчик сидел прислоненный к контейнеру с прямыми вытянутыми вперед ногами, опущенными вниз руками, наклонив голову вперед, абсолютно голый. Его одежда лежала возле него на тротуаре вместе с сумкой, в которой были грибная подливка и батончик «сникерса». По нашим предположениям, он мог находиться там от нескольких минут до получаса, при температуре минус два.
Рядом с нами остановилась машина «скорой помощи». Хлопнув дверями, санитары со стуком поставили носилки на землю и покатили какого-то старика через самооткрывающиеся стеклянные двери. Мы молча пошли вслед за ними по ярко освещенному коридору, в котором стоял запах антисептика. Мимо нас сновали медицинский персонал и пациенты, удрученные тем, что им было суждено сюда попасть. Пока мы поднимались в лифте на третий этаж, я поинтересовалась насчет улик.
– Что с его одеждой? Пулю извлекли? – спросила я Трента, когда двери лифта уже открылись.
– Его одежда у меня в машине, и я собираюсь отвезти ее сегодня днем в лабораторию. Пуля еще у него в голове. До нее пока не добрались.