– Деревянников, согласно вашего приказа, вновь зачислен в штат уголовного розыска и откомандирован в мое распоряжение. Ему в помощь я придал молодого сотрудника Елизарова. Возглавляет подразделение Климов, следователь прокуратуры. Особая группа приступила к работе в прошлый понедельник, двадцать шестого мая. За это время все имеющиеся в окружных отделах угро и прокуратуре материалы о преступлениях, приписываемых Гимназисту, сведены воедино, началось их изучение и систематизация.
– Добро, – кивнул Черногоров. – Однако к чему ты ввел в состав группы Елизарова? Он же малограмотный сопляк!
– Виноват, товарищ зампред, я действовал из соображений тактических: Деревянников эксперт и аналитик, Елизаров хорошо знающий улицу оперативник, хваткий и энергичный специалист…
– …по облавам и мордобою, – с усмешкой подсказал Черногоров.
– Зря вы так, Кирилл Петрович, – не согласился Гринев. – У него, конечно, есть недостатки «полевого агента», но он набирается опыта, повышает образовательный уровень. Школу вот вечернюю закончил, юриспруденцию штудирует.
– Убирай этого волкодава! – безапелляционно оборвал Гринева зампред. – И Климова отправляй обратно в прокуратуру. Нечего ему в группе делать. Гимназистом должны заниматься люди нестандартно мыслящие, а не крысы канцелярские. И не обижайся, Паша, знаю, с кадрами трудно.
Черногоров подвинул к себе картонную папку.
– Я вот тоже кандидатуру в состав группы приготовил, – он открыл досье. – Гляди: оперуполномоченный уголовного розыска Приречного округа Непецин Борис Борисович. В органах с восемнадцатого года, член партии. Отзывы самые положительные. Кстати Непецин вел первое дело Гимназиста, в двадцать втором году. У него позже был конфликт с Шаповаловым, и Непецина перевели на работу с беспризорными.
– Да-да, припоминаю, – наморщил лоб Гринев. – Непецина тогда обвинили в незаконном аресте.
– Верно. Не нравится Непецин Шаповалову, плетет начугро интриги, – глаза Черногорова недобро блеснули. – А только не ведает, болван, что мне все доподлинно известно. Ох, Паша, попадет Шаповалов под горячую руку, разгоню его вместе с наушниками по уездам, будут там по оврагам абротников [5] ловить.
Зампред на минуту задумался.
– Прикажете включить Непецина в опергруппу? – подал голос Гринев.
Черногоров встрепенулся:
– Непременно! И назначь его старшим. Временно.
– А постоянным кто будет? – Гринев поднял левую бровь вверх.
– Узнаешь. Потом. Еще вопросы есть?
– Никак нет, – Гринев щелкнул каблуками. – Есть деликатная информация.
– Выкладывай.
– Товарищ Медведь написал рапорт в Москву, – негромко проговорил Гринев. – Просит самого товарища Дзержинского перевести его на более опасную и ответственную работу.
– А-а, так ему давно в нашей губернии скучно, – махнул рукой Черногоров. – Глядишь, и переведут куда-нибудь в Туркестан басмачей гонять. Платон Саввичу там будет веселее. Все у тебя? Ну, так можешь идти.
Глава II
Ленинградский поезд прибыл точно по расписанию – в 20.02.
Андрей торопливо прошел по вокзалу и, отмахнувшись от назойливых извозчиков, отправился домой пешком. Он с удовольствием поймал себя на мысли, что идет именно домой. Минуло совсем немного времени, а этот город стал для него таким близким и даже родным. Вспомнился Петербург: «Конечно, кощунственно по отношению к городу детства, но теперь он вызывает только щемящую боль, как по усопшему, – с грустью подумал Андрей. – Там прошлое, а здесь жизнь и все светлые надежды».
Он улыбнулся и задорно сдвинул кепку на затылок. «Вот шагает по улице счастливый человек.
У него есть чистое небо над головой, любимая девушка, возвращения которой он будет ждать, интересная работа и добрые приятели.
А что еще нужно для счастья? И представляете, этот счастливый человек – я!» Веселые мысли носились в голове, сталкивались и разлетались, словно бильярдные шары.
Андрей не заметил, как дошел до улицы Красной армии. Не обратил он внимания и на то, как мчавшаяся навстречу пролетка вдруг с шумом остановилась, и выскочивший на мостовую ездок долго смотрел Андрею вслед, бормоча: «Нет, чертовщина какая-то!»
– Мишка! – громко прокричал кто-то за спиной Рябинина.
Андрей невольно вздрогнул и огляделся по сторонам. Навстречу шли две девушки, на противоположной стороне улицы оживленно болтала ватага парней, однако никто из них не повернулся на голос.
– А и впрямь Мишка?
Рябинин медленно обернулся. На тротуаре, шагах в десяти, стоял среднего роста молодой мужчина и улыбался широкой довольною улыбкой. В глазах Андрея потемнело: это знакомое до боли лицо, этот курносый нос могли принадлежать только одному человеку в мире.
– Жорка! – ошарашенно прошептал Андрей и бессильно опустил руки.
– Ну Мишка же!!! – восторженно взревел человек, бросился к Рябинину и заключил его в крепкие объятья. – Мишка, какими судьбами? Чудеса разнебесные, да и только! – тиская и целуя Андрея, приговаривал Георгий. – Да что ты прямо малахольный какой-то? Неужто не рад?
– Очень… очень рад, – обнимая друга и озираясь по сторонам, отозвался Рябинин. – Не кричи так… неудобно.
– Брось. А я, знаешь ли, качу себе на лихаче, смотрю: Нелюбин. Думал, почудилось, а пригляделся точно! – звонко рассмеялся Георгий и хлопнул Андрея по плечу.
– Идем ко мне, я живу неподалеку, – заторопился Рябинин.
– Как? – оторопел Георгий. – Я решил, ты проездом, город осматриваешь.
– Да нет, вот уже месяц, как я работаю на «Ленинце»… Идем же! – Андрей потянул друга за руку.
– Ну и дела! – Георгий почесал затылок. – На «Ленинце»!.. Подожди-ка, я шепну пару слов извозчику.
* * *
– Выходит, здесь ты пристроился, – прохаживаясь по комнате Рябинина, приговаривал Георгий.
– Разместили, по-моему, неплохо, – пожал плечами Андрей.
Усевшись к столу, он с улыбкой разглядывал друга. Те же карие глаза, вздернутый нос, широкие плечи и присущая только Жорке легкая походочка. Он почти не изменился, разве что появились глубокие морщины у рта, и речь стала какой-то отрывистой, резкой.
– Так кем ты там, на «Ленинце»? – усаживаясь, спросил Георгий.
– Начальником столярного цеха.
– Да-а? А служба?
– Демобилизовали в апреле. А ты?
– Ну, я… – Георгий развел руками и поглядел в потолок. – У меня здесь свое дело, «Бакалея Старицкого», пекарня, лавка, домишко.
– Ловка-ач! – в восхищении покрутил головой Андрей. – Пиджак крем-габардиновый, жилет цвета «призрачная зыбь». А где же золотая цепь на животе?
– Ехидничаешь? Оно и понятно: куда мне, нэпману, до вас, заводских!
– А я еще и комсомолец, Жора! – расхохотался Андрей.
– Тем паче, – подхватил Георгий. – Вот и встретились два друга, Миша с Жорой, офицеры ударного батальона!
– Так я и не Михаил давно, – вздохнул Андрей. – Меня зовут Рябининым, Андреем Николаевичем.
Глаза Георгия стали внимательными и жесткими.
– Понял. Ты в «конспиралке» или перекрестился?
– Имя сменил. С моим-то прошлым… Еще расскажу. А ты, значит, под своей фамилией живешь?
– А чего мне бояться? Перед властью я чист, – махнул рукой Георгий. – Я, брат, бывший партизан, инвалид гражданской. У меня даже документ имеется.
Андрей открыл рот:
– П-партизан?! А Корнилов, Добрармия? Ты же туда поехал!
– Верно, был я у Корнилова, – понизил голос Георгий. – А потом занесло к коммунарам, где я и отличился. Иначе тоже был бы каким-нибудь «Рябининым».
– М-да-а, – протянул Андрей, – неисповедимы пути твои…
– Не поминай, – нахмурился Георгий. – Не в ладах я с небесами, даже креста не ношу.