Но навыки нужные заставит вспомнить, объяснит, что к чему в царствостроительстве организовать, так, чтобы и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Ну, а сам он - всего-то сбоку припёка, технический консультант. Он даже денег не возьмёт столько, сколько следовало бы запросить. Не то, чтобы он цены своей не знает - знает, очень хорошо знает. Только не нужны ему будут ни алмазы пламенные, ни палаты каменные. Мечи его всегда прокормят, пропасть не дадут. Вот потом и возьмёт он свою дорогую маленькую девочку, - Гурьев встал позади Рэйчел и положил ей руки на плечи, а она, повернувшись, подняла на него свои сияющие, полные слёз глаза. Гурьев ободряюще улыбнулся ей и повторил: - Возьмёт он свою дорогую маленькую девочку за руку - и уйдёт с ней, куда им обоим вздумается, на восход или на закат, на полночь или на полдень. Он научит вас равновесие установить и удержать, - с него и хватит. - И он наклонился к уху Рэйчел: - Пойдёшь со мной, девочка моя дорогая?
– Пойду, - кивнула Рэйчел. - Пойду, Гур.
Гурьев вздрогнул - нечасто она так называла его. Впервые - прилюдно.
– Господи, Яков Кириллович… Да что ж это такое… Нельзя же так… Кто же вас гонит-то?! Ах, Боже ты мой, да что же я такое говорю…
– Не гонят сейчас - погонят потом, - Гурьев присел на подлокотник её кресла, и Рэйчел вцепилась обеими руками в его руку так, словно боялась - он вот-вот улетит. - Мы это уже проходили. Да, девочка моя родная?
– Проходили, Гур, - шёпотом подтвердила Рэйчел. Говорить громче она не могла из-за слёз, сжимавших ей горло. - Проходили, конечно.
– Вот видите, отче, - бестрепетно улыбнулся Гурьев. - Девочка моя понимает меня - чего же мне ещё надо от этой жизни? Уверяю вас, отче - ничего. Ровным счётом.
Твоя девочка тебя понимает, Яшенька, подумала Рэйчел. Потому что она - твоя. Поэтому. Только твоя - и ничьей больше никогда не была и не будет. Не будет - и тебя никому не отдаст.
Рэйчел вдруг встала и шагнула вперёд, заслонив Гурьева собой. И голос её, поднявшись к сводчатому потолку каминного зала, обрушился на всех присутствующих, как невыносимая тяжесть самого Неба:
– Я понимаю. Лучше всех понимаю! Я знаю - и попрекнут, и погонят. И скажут: богатство твоё неправедное. И скажут: крови пролил - море, и головы рубил - не считая, и женщин любил - никого не спрашивал! А то, что упрашивали, умоляли - приди, помоги, оборони, выучи! - забудут. Забудут сразу и накрепко, словно и не было ничего. Ты прав, Гур. Именно так всё и случится. Поэтому ты уйдёшь - прежде, чем они сказать такое посмеют, а я - уйду с тобой. Нам с тобой ничего ведь от них не нужно, правда? Только прошу тебя - давай уйдём сейчас. - Она повернулась к нему. - Прямо сейчас.
– Я не могу, родная моя, - глухо проговорил Гурьев, тоже вставая. - Я слово давал.
– Они не стоят твоего слова!!!
– Ты ст о ишь, родная моя. Честь ст о ит. Родина ст о ит, Россия. Да и люди, в общем-то, не виноваты. Прости меня. Я так не смогу. Но в одном ты совершенно права: сейчас нам точно пора уходить, и пусть закончится этот разговор. - Он уже полностью взял себя в руки и обнял Рэйчел, которую колотила нервная дрожь, прижал к себе. - Пойдём, моя девочка. Утро вечера мудренее, и… Я с тобой. Идём. Спокойной ночи, господа.
Гурьев почти насильно увёл её - и не позволил оглянуться. И не оглянулся сам. Двери за ними закрылись, затворились беззвучно, словно те самые врата, и в зале повисла такая тишина, что её можно было резать ножом и раскладывать по тарелкам. Трое, оставшиеся сидеть в креслах у камина, никак не могли набраться мужества взглянуть друг на друга.
* * *
Химия. Химия. Он твердил про себя, - химия! - словно мантру, боясь, что сходит с ума. Понимая уже, что химия кончилась - и началось что-то совершенно иное. Он думал, что понимает. А оказалось - не так. Омываемый потоком её прикосновений, слёз и поцелуев, он понимал лишь одно, - что сходит с ума.
– Если ты ещё раз так дотронешься до меня, я умру.
– Как? Вот так? - Рэйчел улыбнулась сквозь слёзы, и он снова ощутил её жаркий, мягкий и дразняще-влажный язык на своей плоти. Он застонал, а она засмеялась тихонько. - Вот так, да? Или так?
– Господи…
– Это не "господи". Это я. Только я. Это могу только я. Больше - никто. Нигде. Никогда.
Чувствуя, как под её ласками выгибается дамасским клинком и звенит это сильное, красивое тело, понимая свою над ним безграничную, нежную власть, она уже знала - именно так. Никто. Нигде. Никогда. Кроме неё. Рахиль и Иаков.
Мероув Парк. Июль - август 1934 г.
– Гур, а что мы сегодня ещё будем делать?
– Сегодня мы будем заниматься геополитикой. Знаешь, надутые профессора немецких университетов пишут толстые-претолстые труды по геополитике, поэтому все думают, что геополитика - это что-то такое очень мудрёное, ужасно научное и архисложное, недоступное человеческому разуму. Сейчас я легко докажу тебе, Тэдди - это не так. Смотри.
Гурьев потянулся, взял из папки с контурными картами сброшюрованный лист Европы и быстро заштриховал на нём Германию. И пододвинул лист к мальчику:
– На что это похоже?
– В каком смысле?!
– Тэдди, у тебя же есть воображение, правда? Включи его. На что это похоже?
Мальчик некоторое время разглядывал заштрихованное поле, потом медленно проговорил:
– Это похоже… На огромного волка. Волка с разинутой пастью, - и посмотрел на Гурьева вопросительно.
– Верно, - улыбнулся Гурьев. - В самую точку! А теперь посмотри ещё внимательнее. Что тебе кажется?
– Мне кажется, - немного неуверенно начал мальчик, - что у него… Очень большая пасть. Гораздо больше, чем… нужно.
– Отлично, Тэдди, - потрепал его по плечу Гурьев. - Отлично, просто здорово! Молодец. Мне тоже именно так это представляется. А теперь скажи мне вот что. Животное с такой громадной, всё время разинутой пастью, маленьким туловищем, без передних лап и задних, для опоры - может оно быть жизнеспособным? Как ты считаешь? Подумай.
– Ну… наверное, нет. Наверное, такому… Я думаю, нет.
– Хорошо. А теперь давай представим, что нужно сделать, чтобы этот уродец превратился во что-нибудь полноценное. Давай приделаем ему туловище и лапы. Попробуешь?
Тэдди, закусив нижнюю губу, взялся за грифель. Гурьев внимательно следил за его работой. Наконец, мальчик закончил и положил грифель:
– Вот.
– Неплохо, - кивнул Гурьев. - Даже, можно сказать, хорошо. А теперь давай подумаем вот в каком направлении. Если бы во всей Европе жили одни только немцы, в той картинке, что ты нарисовал, не было бы ничего… страшного. Правда?
– Да.
– Но беда в том, что в Европе живут десятки наций и народов. Как ты думаешь, нравится ли им зверюшка, которую мы с тобой нарисовали?
– Нет, - улыбнулся мальчик и покачал головой.
– А теперь представь себе, что ты - немецкий император. Скажем, кайзер Генрих. И перед тобой стоит задача - чтобы вот этот нарисованный на карте зверь наполнился жизнью, государственной кровью, чтобы всё заработало. Что тебе нужно для этого? Чтобы завоевать, покорить, подчинить всех, кто не согласен с твоим рисунком. В первую очередь?
– Армия?
– И армия тоже, но сначала всё-таки нужны заводы для того, чтобы наделать достаточно ружей, пушек, танков и самолётов. Правильно?
– Да.
– Как ты думаешь, это легко?
– Нет, - уверенно сказал Тэдди. - Думаю, это сложно. И очень дорого.
– А где бы ты взял для этого деньги?
– Из казны. Из налогов.
– А если не хватит?
– Тогда… Надо будет увеличить налоги. Ввести пошлины.
– Акцизы, пошлины, налоги… Это довольно хлопотно, правда? Смотри, что у нас выходит. Для того, чтобы накормить и напоить нашего зверя, нам нужно очень много всего.