Майор покачал головой:
- Выходит, сделали... Голос, глаза... Что еще?
- Да говорите вы совсем по-другому... Будто старше стали лет на десять. И слова
у вас какие-то... не такие...
Сказано было не особо ясно, но майор понял. Очевидно, старший лейтенант
Пустельга говорил как-то попроще, да и не столь уверенно. Впрочем, чему
удивляться, ведь он, майор Павленко, - не последний человек в Ленинградском
Управлении, к тому же незаменимый специалист...
- Ладно, Прохор. Постарел так постарел, что поделаешь... Значит, нас в группе
было трое. Не спрашиваю, чем мы занимались... - Намек был ясен, но Карабаев
пропустил его мимо ушей - откровенничать он явно не спешил. - С вами, вижу, все
в полном порядке...
- Ага, третий "кубарь" кинули, - на этот раз старший лейтенант соизволил
откликнуться.
- А что случилось с капитаном Ахилло? Он, как я понял, не был арестован?
- Не могу знать, товарищ майор! - отчеканил Карабаев. - Исчез он. И говорить о
нем не велено...
Не требовалось каких-то особых способностей, чтобы сообразить: Прохор, конечно,
что-то знает, но не желает делиться со своим неизвестно откуда появившимся
командиром. Майор понял, что Карабаев прав: в конце концов, вся эта история в
глазах чернявого могла быть хорошо спланированной провокацией. Оба они работали
не в "Красном Кресте"...
- Хорошо. Как мне вас найти?
Майор почему-то решил, что Прохор затруднится с ответом, но старший лейтенант
тут же назвал свой адрес - он жил в одном из общежитий Главного Управления, - а
заодно и служебный телефон. Собственно, почему бы и нет: чернявый показывал, что
ему нечего скрывать - ни от своего подозрительного начальства, ни от любопытных
из "лазоревого" стана.
- Может, еще увидимся. - Майор спрятал записную книжку и бросил взгляд на
собеседника. Карабаев казался невозмутимым, но нетрудно было понять, что это -
лишь маска. Старший лейтенант еле сдерживался, чтобы не заговорить. О чем? Что
знал этот чернявый? Чем занимался он сам, бывший старший лейтенант Главного
Управления? Спросить? Нет, не скажет.
- Во всяком случае, спасибо, Прохор. - Майор протянул руку. - Вы первый, кто мне
сумел помочь. По крайней мере, я теперь знаю, кем был...
- Да чего там, товарищ майор. - Чернявый коснулся его ладони и чуть не
вскрикнул: - Рука! У вас рука...
Ах да... Он и забыл об этом. После выхода из вольницы майор старался избегать
рукопожатий...
- Что, холодная? Извините, Прохор, запамятовал. У меня вообще сейчас обычная
температура - тридцать пять и девять. Увы...
Теперь Прохор вновь смотрел на него с плохо скрытым страхом.
- Вы, это, выздоравливайте, товарищ майор... Чего же врачи - не помогают? Ведь
это...
- Обещают помочь. - Он уже знал, что на ощупь его рука холодна, как у трупа...
- Ну, я пошел, товарищ майор... - Чернявый быстро кивнул, и майор вдруг подумал,
что у Прохора такой вид, будто он действительно простился с покойником.
- Погодите, старший лейтенант... Скажите, когда мы вместе служили... мы... не
ссорились?
- Нет, - на губах Карабаева мелькнула грустная улыбка. - Товарищ старший
лейтенант Пустельга - он был... То есть... Извините, товарищ майор...
Карабаев вновь кивнул и быстро пошел обратно, в сторону переулка. Последняя
фраза ударила больно: "был!" Для Прохора Карабаева Сергей Пустельга был мертв. А
тот, с кем пришлось разговаривать, всего лишь похожий на него, вдобавок очень
странный и подозрительный сотрудник НКГБ, с которым нечего обсуждать прошлое.
Майор отвернулся, бездумно глядя на равнодушную серую гладь реки. Вот он и узнал
- даже больше, чем надеялся. Никакой он не Павленко, и напрасно он запоминал
свою фамилию, которую и сочинили-то, похоже, второпях.
Вот он и узнал
- даже больше, чем надеялся. Никакой он не Павленко, и напрасно он запоминал
свою фамилию, которую и сочинили-то, похоже, второпях. Он Пустельга Сергей
Павлович, бывший работник НКВД, с которым что-то случилось в ноябре прошлого, от
рождества Христова 1937 года. Он не был арестован, иначе не объявили бы
всесоюзный розыск, но и не бежал, а почему-то оказался в ленинградском
госпитале, где очнулся только в январе следующего, 1938 года. Первая пришедшая
на ум версия казалась самой правдоподобной: "лазоревые" - бравые парни из
госбезопасности - каким-то образом позаботились о том, чтобы старший лейтенант
Пустельга потерял память, но не свои уникальные и столь нужные способности.
Наверно, его группа вышла на что-то важное, и "лазоревые" конкуренты поспешили
подставить "малиновым" коллегам подножку. А может, все было как-то иначе еще
проще и страшнее...
"Не раскисать!" - он повторил эту фразу, наверно, в тысячу первый раз. В любом
случае он жив, не потерял разум, а значит, способен не просто выполнять
очередные приказы руководства. Теперь ему известно, кто он и кем был. Значит...
Значит, следовало подумать, подумать не спеша и не увлекаясь. Многое должно
проясниться, ведь его зачем-то вызвали в Столицу...
Майор вдруг представил, что он входит в Большой Дом на Лубянке, предъявляет
удостоверение и направляется прямо... ну, хотя бы в кабинет Николая, то есть
народного комиссара внудел Николая Ивановича Ежова. Интересно, что будет в этом
случае? Как отреагируют "малиновые"? Он подумал и понял - никак. Скорее всего,
внимательно изучат удостоверение, попросят немного подождать и перезвонят в
НКГБ, после чего отпустят подобру-поздорову. А может, и звонить никуда не
станут. К майору Павленко у НКВД не было претензий, а то, что он немного похож
на сгинувшего врага народа Пустельгу, - невелика беда! В Ленинграде майор много
раз заходил в Управление НКВД, и никто даже глазом не моргнул, хотя объявления о
розыске туда поступали регулярно. Пустельга исчез, остался не помнящий родства
Сергей Павленко, незаменимый специалист, живой детектор лжи, которого никто не
даст в обиду.
Майор бросил последний взгляд на реку и не спеша направился дальше, по
направлению к ЦПКиО. Надо было поглядеть, подышать воздухом: вечером предстояла
работа, из-за которой его и вызвали в Столицу. Кому-то на самом верху
понадобился автомат, умело сортирующий правду и ложь, чувствующий любые
колебания подследственных и даже способный определить, далеко ли находится
сбежавший из ГУЛАГа враг народа...
Теперь, после разговора с недоверчивым парнем Карабаевым, майор понял еще одну
важную вещь. Его никто не станет лечить, это не нужно тем, кто распоряжается
судьбою бывшего старшего лейтенанта Пустельги. Да, он постоянно бывал в
госпитале, его осматривали, кололи лекарства и даже переливали кровь, после чего
становилось немного легче. Что ж, автомат надо поддерживать в должной форме, для
чего необходима профилактика. В автомобиле меняли масло - ему переливали кровь.
Сергей был нужен таким, каким он стал.
Этим вечеров он вновь будет решать чью-то судьбу - безошибочный детектор,
способный разоблачить самого великого актера. И это все, что осталось ему,
Сергею Пустельге? Даже те, кто сгинул в лагерях, перед смертью имели возможность
вспомнить свою жизнь, друзей, близких. Он был лишен и этого. Что ж, кое-что ему
все же оставалось. Он должен узнать, что сделали с ним - и с другими тоже.
Карабаев назвал странную фамилию - Ахилло. Капитан Михаил Ахилло, его
сослуживец, исчезнувший почти одновременно. Что стало с ним? Пусть Сергей не
помнит его, но долг все равно остался.