— А-а-а, деда-а-а! Он меня за косу-у-у…
— Молчать!!! Встать! Сопли подобрать! Волосья оправить! Живо!!!
Машка вскочила на ноги, бодро шмыгнула носом и мгновенно привела в порядок прическу. Только что "во фрунт" не встала.
"Да, сэр, хорошо поставленный командный голос и четкая формулировка приказа творят чудеса! В патриархальном обществе. А в демократическом — такое в ответ получил бы…".
— Кто разрешил щенков брать? — Прокурорским тоном поинтересовался дед?
— Им там холодно было, а я…
— Я не спрашивал: тепло или холодно! Я тебя, лахудра, спросил: кто разрешил?
— Никто. Но я же…
— Молчать! Дурищи, щенки еще молоко-то сосать толком не умеют, а вы им что в пасть совали?
— Потрошки куриные…
Дверь снова открылась и в горнице появилась мать. По всему было видно, что пребывает она в настроении самом, что ни на есть, воинственном.
— Анюта, я тебя не звал! — Попытался пресечь конфликт в зародыше дед. Но не тут-то было. Мать гордо откинула голову и совсем не скандальным, но холодным, как лед тоном, заявила:
— Я в своем доме, батюшка, могу и без зова.
— Совсем охренели бабы…
— И поэтому нас можно таскать за волосы и бить лбом об дверь? — Все тем же ледяным тоном осведомилась мать.
— Если приказано, то и об дверь!
— И за что ж такая ласка?
У матери на лице стал медленно проступать румянец. Дед, похоже, тоже начал заводиться.
— А за то, что дура беспросветная, только о баловстве и думает! Если башка ни на что больше не пригодна, то и двери ей открыть не грех. — Дед распалялся все больше. — Это еще не ласка!!! Я так приласкаю, забудет как звали, а не то чтобы не в свое дело нос совать!!! Щенков для дела привезли, а не для игрушек! Чурка осиновая, сосунков потрохами кормить. Я вот тебя саму сейчас сырые потроха жрать заставлю!
Мать выслушала дедову тираду внешне совершенно спокойно, только еще больше раскраснелась. Безошибочно вычленила из всего информационного потока рациональное звено и повернулась к Машке.
— Зачем щенков взяла? Хочешь вместе с Анной нужники помыть?
— Мама-а-а!
— Не реветь!
Мать топнула ногой.
"Блин, что значит: столичное воспитание! Прямо классная дама из института благородных девиц".
Дед, почувствовав в невестке союзника, сразу помягчал и перешел на ворчливый тон.
— Одни игрушки в голове, ну хоть бы чего-нибудь путное…
— Вот и нет! — неожиданно выпалила Машка. — Я из самострела стрелять выучилась!
"Извивы девичьей логики: где щенки и где самострелы… Блин!!! Как это выучилась?!".
Дед словно прочел мишкины мысли:
— Как это выучилась? Кто позволил… Кто учил?
— Кузька. — Тут же заложила двоюродного брата Машка. — Он новые штаны порвал, боялся, что мать ругать будет. Я зашила. А он на следующий день рубаху располосовал, и опять ко мне. Я и говорю: буду тебе все дырки зашивать, сколько не прорвешь, а ты учи стрелять. Я уже от тына в тряпку на четвертой вешке попадаю.
— Да я и тебе и Кузьке… Нет, Анюта, ты слыхала?
— Слыхала. Но мы, батюшка, еще с первым делом не решили.
— С каким таким первым?
Мать всем корпусом развернулась к Мишке и глянула так, что тот оторопел.
"Ох, да у нее не хуже, чем у Нинеи получается — царица разгневанная!".
— Ты! — Мать словно выстрелила этим словом Мишке в лицо. — Ты, когда Немой со мной грубо обошелся, кинулся меня защищать! Сейчас твой Роська, так же обошелся с твоей сестрой. Почему смолчал?
"Ой, мама…".
Мать развернулась к деду и снова, выстрелила словами:
— Оба раза по твоему приказу, Корней Агеич! Ладно там — среди своих, а здесь — на глазах у холопов!
Дед попытался что-то ответить, даже уже открыл рот, но мать, остановив его жестом, повысила голос.
— Ты о чем думаешь, старый? Одна внучка воеводы с драным задом нужники моет, вторую при всех за волосы тягают.