Смерть жадна, ненасытна, витает над головой, и нет от нее защиты, но смерть - это то, что бывает с другими. Ее обиталище на войне - неизвестность. И ухищрения, к которым прибегает Дмитрий Сергеевич, давая повод видеть в нем командира-новатора, сводятся, в сущности, к одному: к настойчивой попытке предугадать первый залп зенитки, первый удар немецкого истребителя. Сорвать покров неизвестности, обнажить врага, его умысел, самому напасть. Три года ведет он эту борьбу. Мерцают вспышки высшего подъема, безграничной веры в себя, восторженного сознания торжества, превосходства над вражеской силой, - мерцают, и вновь он унижен безбрежной тьмой ожидания, ничего в запас, кроме вещего "вынесет", не оставляющий. Напряжение сил предельно, борьба идет не на равных, исход ее каждый раз - неизвестность.
Южный ветер задувает над степью, катит прошлогодние сухие травы, взметает пыль. Ветер порывист, сух, ни близости моря в нем, ни ароматов весеннего цветения. Вернулся, думает Комлев, подставляя ветру лицо. Крым, вспоминает он свой уход из лесопосадки, свежие, тонкие, без примеси тавота, запахи "кандиль-синапа". В Куделиху за три года ни разу не занесло, в Крым же явился вторично, - война, у войны свои дороги. Во тьме теряются, горем дымятся фронтовые дороги, а все-таки не поддаются, выправляют свои судьбы люди. Вчера уполномоченный особого отдела напомнил записку, еще летом пересланную в полк: "Передайте нашим, Столяров жив". Теперь другая весточка: среди бойцов, удравших из плена и действующих в отряде крымских партизан, находится летчик по фамилии Столяров... Не наш ли, не Женя?
Выспаться бы. Вымыть голову, сменить белье, растянуться на свежей простыне, как в доме парня, погибшего под Акимовкой, когда гоняли машины, и мать парня, усталая, добрая женщина, сбилась с ног, только бы угодить командиру ее сыночка. Все тепло, какое выпало Комлеву, - по чужим домам. Вернулся.
На его пути к "двухсотке" - капонир Тертышного.
Оберегая малиновый рубец на выстриженном темени, Тертышный осторожно натягивает шелковый подшлемник. ("Тертышный - чей? Вашей эскадрильи? Как в воду глядел! - допекал Комлева председатель комиссии, все припоминая. Нерадивый летчик. Получил высокое выравнивание, в результате авария, поломка, шаромыжник угодил в санчасть. Сколько он там будет валандаться?")
Сегодня в первый раз после этой неудачи Тертышпый летит на задание.
- Силаева поставил замом я, - вносит Комлев ясность во избежание кривотолков. - Пора Силаеву, пора. Сколько можно проезжать за дядюшкин счет? А ты не переживай. Не надо. Сходишь разок-другой по району, восстановишь навыки, получишь группу. К строю не жмись, - напоминает Комлев, - целью не увлекайся. Выспался?
- Пришел по распорядку.
- Не задержался? - сомневается Комлев.
Тертышный молчит.
- На выруливании дам по рации отсчет, проверь настройку. Чувствуешь себя нормально? Виктор утвердительно кивает.
- Сегодня никого не убьешь, да вернешься, так завтра война не кончится, наверстаешь. Понял? - Прикидывая в мыслях вариант с одним заходом, Комлев смотрит в карту. - Не зная броду, не суйся в воду, - рассуждает он вслух. Зачем нам огонь? Лезть в него не будем. В другой раз больше наворочаем. Предупрежден насчет моста. Саперы навели и притопили в этом месте мост, с высоты он просматривается слабо. А "семерка", которую ты получил, летучая. Чемпионка по легкости. Для тебя выцыганил, учти, на посадке поаккуратней, не разгоняй...
...Шестерка Комлева прогревает моторы.
Моторы ревут, как слоны, вздымая комья глины, обрезки жести.
Летчиков и стрелков, ожидающих возле КП, сдувает с насиженных мест, они сбиваются в кучу, поднимают воротники своих курток. Спотыкаясь, рысью-рысыо спешит к ним парторг полка, старший техник-лейтенант Урпалов: беда на стоянке, затор, боеготовность группы не обеспечена.
С вечера самолеты заправлены ПТАБами, а сейчас Комлеву поставлена задача проштурмовать вражескую пехоту. ПТАБы следует срочно выгрузить, фугаски подвесить.
- В порядке добровольности, конечно. - Урпалов напирает на сознательность: свободных рук нет, а приказывать нельзя, стрелки и летчики находятся в готовности. - Перегрузим по-быстрому, и - в сторону, а, братцы?
- Что мелочь эта, ПТАБы, что чушки, один черт, товарищ старший техник, - отвечают ему. - Была бы цель накрыта.
- Бомба, главное, чтобы не зависла...
Экипажи маются с раннего утра: когда? по какой цели? кто поведет?
Можно бы, впрочем, и отвлечься, размять молодецкие косточки, но что-то противится этому в летчиках, настроенных на другую работу. Пусть более тяжелую, но свою.
Ведомые Комлева, выбравшись из кабин, помогают своим вооруженцам. Урпалов, ободренный их примером, усиливает нажим, и резервные экипажи уходят за старшим техником.
В перекур Конон-Рыжий забрасывает удочку.
- Товарищ старший техник, - обращается он к Урпалову, - у меня в Старом Крыму жинка и дочка малая...
- Знаю.
- На пару бы деньков... как считаете?
- Сначала бомбы перегрузим.
- О чем речь!.. С сорок первого года, товарищ старший техник.
- Один, что ли? Я тоже с сорок первого. Тоже в Крыму воевал.
- Освободим Крым, поедешь. Или на самолете слетаешь. На ПО-2. Капитан Комлев старину вспомнит, сам тебя и отвезет. Он здесь в сорок первом на ПО-2 резвился...
Подоспела свежая почта.
- Товарищ капитан, Елена письмами бомбит, - просит у Комлева совета Силаев. - Опять два письма.
Елена - подружка летчика, павшего под Акимовкой, с ней познакомились в доме этого парня, когда гоняли самолеты с завода на фронт. Гостеприимный дом, трехкомнатная - всем на удивление - квартира. Худенькая Лена робела их громогласной, по-хозяйски державшейся компании, ее блестящие глаза под короткими ресницами светились то простодушием, то тоской.
- Еще не знает? - спрашивает Комлев.
- Нет.
- Сообщи. - Тонкая кожа под глазницами капитана светлеет. - По всей форме, тактично... Так, мол, и так, дорогая Лена, - набрасывает капитан примерный текст ответа. - Такого-то числа, в бою, геройски...
Вслушался в себя, сделал выбор Комлев.
- Атакуем с одного захода, - говорит он летчикам, собрав их в кружок. Силаев, привыкай выруливать с запасом. Все продумал - по газам, в такой последовательности, не наоборот, понятно? На скорости через Арабатскую стрелку в море и - бреющим...
По машинам.
...Запасаясь для обманного маневра высотой, ИЛы гудели к Сивашам, к узкой гряде Арабатской отмели, выступавшей из воды вдоль восточного края полуострова. Веретенообразный нос летучей "семерки" Тертышного закрывал все впереди, кроме этой островной цепочки, Арабатской стрелки, и водной глади залива, - зеркальный бассейн парил, белесые клубы испарений прокатывались по нему волнами; залив и отрезанный ломтик Крыма ждали Тертышного, туда они скроются после удара. Взбираясь вместе с шестеркой повыше, он оттягивал, отдалял встречу, гадая, что произойдет раньше: залп вражеской зенитки или же разворот Комлева, увлекающий их вниз, за песчаный барьер, в безопасность.
С набором высоты, как обычно в солнечное утро, по кабине, по крыльям время от времени проскальзывали тени высоких облаков, не отвлекавшие Виктора. Вопреки напоминанию капитана, он жался к соседнему крылу, споря и смиряясь с Комлевым, воткнувшим его в середку строя, где тесновато, да не хлопотно, сомневаясь, потянет ли Силаев как зам. ведущего.
Два года на войне Тертышный, все ведомый. Начал ведомым, погорел ведомый, поднялся, наладилось, пошло - опять ведомый. Арабатская стрелка, приближаясь, несла какое-то ему успокоение.