Та изумленно взмахнула ресницами, но не отступила.
- Был! - снова крикнула Дина.
- Не было, - упрямо повторила девчонка и снова не отступила.
- Много ты знаешь!
- Много.
- Тебя никто не спрашивает! Поняла? Тебя это не касается! Тебя ничего не касается! - выкрикнула Дина.
- Ладно, - сказала девчонка враждебно.
Она накрутила ремень до самой пряжки на руку, повернулась, чуть не хлестнув Дину по лицу концами растрепанных кос, и направилась к калитке.
- За папкой пошла, - шепотом сказала Маринка. - Он занят, он на работе, но она его приведет. Уж она такая.
- За что она тебя так? - все еще негодуя, спросила Дина.
Маринка потрогала больную ногу за колено и вздохнула:
- Сашка меня только за дело лупит.
Они вернулись в дом. В кухне на столе отчаянно заливался, трещал будильник.
- Ну хватит, хватит! - махнула на него рукой Маринка.
И когда будильник умолк, выдохся, она подошла и снова завела бой до отказа.
- Зачем?
- Чтоб напоминал.
- О чем?
- Ну вообще, чтобы напоминал. Ну, я пойду.
- Куда?
- А Сашку искать.
- Как же я тут опять одна?
- Ну и что? - пожала плечами Маринка и ушла.
Дина села в комнате на диван.
В доме было тихо. Только по-прежнему громко тикал будильник на столе в кухне.
"И-и-и!" - запела вдруг за окном какая-то птица. Может, соловей?
Где-то на окраине села пыхтел трактор, потом под самыми окнами заскрипели колеса телеги.
И Дина вдруг затосковала. Не по дому, не по матери, не по Андрею. Затосковала она вдруг по ненавистной Брыковке, где нет настоящего леса и никогда не поют почему-то соловьи. Только квакают грязно-зеленые лягушки, выпрыгивая на берег из маленького пруда-болотца, что за огородами. Дина бегала к нему по узкой тропинке, меж зарослей жгучей крапивы и высокой густой полыни, поджимая пальцы на босых ногах, чтобы не обжечь их о горячую землю. Там не было леса, была лишь маленькая роща, где из-под прошлогодних листьев высовывались большие зеленые ладони ландышей. Они уже успевали отцвести к приезду Дины.
"И-и-и!" - не унималась за окном птица.
И трактор не унимался. И телега почему-то все скрипела и скрипела, словно никак не могла сдвинуться с места.
Дина встала и подошла к окну.
Высоко на ветке дерева сидел скворец и, широко раскрыв клюв, издавал звуки, похожие на скрип, совсем как плохо смазанное колесо.
- Эх, ты! - отругала его Дина. - Спел бы лучше что-нибудь.
"И-и-и!" - спел скворец, посмотрел на Дину и вдруг совсем по-кошачьи мяукнул.
Дина рассмеялась, и на душе у нее снова стало спокойно. Она отошла от окна, села на диван, даже покачалась немного на тугих диванных пружинах. Сейчас придет Маринкин отец и расскажет ей про Ивана Чижикова. А потом придется ехать в Брыковку! Никуда от этой Брыковки не денешься!
И от Лельки никуда не денешься. Хороший человек Лелька! Жалко, забыла спросить, как это она умудрилась запихать огурец в бутылку...
Уже погасло небо, и умолк скворец, трактор перестал тарахтеть, и розовые цветы стали казаться белыми на фоне темной ограды палисадника, когда вернулись Маринка и Саша. Отца с ними не было.
Саша прошла прямо из сеней в чулан и завозилась там, загремела лоханками, ведрами. А Маринка, подойдя к Дине, виновато сказала:
- Он не придет сегодня. У него дела. Он взял сумасшедшего Барбансона и уехал.
- Какого Барбансона?
- Барбансона. Из конюшни. Запряг и поехал. У него сроду дела...
- Завтра приедет! - крикнула из чулана Саша.
- Я пойду к кому-нибудь другому! - с вызовом произнесла Дина.
- Нет! - ответила Саша.
- Почему нет?
- Потому что больше, чем у него, ты ни у кого о своем отце не узнаешь.
- Почему?
- Потому что потому! - крикнула из чулана Саша.
- Потому, что наш папка был командиром отряда! Вот почему! прошептала Маринка.
- Иди умываться! - крикнула Саша.
- Иду, - ответила Маринка.
- Я не тебе.
- Мне?.. - спросила Дина.
- А кому же!
- Пожалуйста... А куда?
- Сюда, сюда, - засуетилась Маринка, - во двор. Там у нас рукомойник. А потом мы спать будем, да?
Этот вопрос относился к Саше и означал он заискивающее: "Мы ее у нас ночевать оставим, хорошо? Куда же ей теперь деваться? Я ж пригласила!"
- Будем! - отрезала Саша и снова крикнула Дине: - Умываться иди!
Дина вышла на крыльцо и через палисадник прошла во двор, маленький и пустой. В углу курятник, еще какая-то постройка - сарай, что ли. К столбу, врытому в землю, был прибит рукомойник.
И снова Дине вспомнилась Брыковка. Там она умывалась точно из такого же рукомойника, прибитого к столбу. Утром вода в рукомойнике, только что принесенная из колодца, была ледяной, а вечером, нагревшись за день на солнце, становилась горячей, с привкусом кипяченого молока.
Когда Дина, умывшись, вернулась в дом, Саша зашвырнула на печку подушку и сказала:
- На печке будешь спать.
- А я? - сейчас же спросила Маринка.
По ее обиженному лицу можно было догадаться, что печка давно и по закону закреплена за ней.
- А ты на лавке!
- Не хочу на лавке!
- Ну и вовсе не ложись, - пожала плечами Саша и ушла в комнату, расплетая на ходу косы.
Тогда Маринка стала дразниться:
- Злюка-злюка-злюка!
- Лезь на печку, - сказала ей Дина, - я на лавке устроюсь.
- Не уместишься, - вздохнула Маринка и принялась укладываться на лавке. - Свалишься ночью.
- Свет! - крикнула из-за двери Саша. - Свет гасите!
Маринка сердито засопела:
- Злюка-злюка-злюка!.. Ты лесенку к печке подставь, а то не влезешь. За печкой стоит. Я сейчас достану.
- Не надо, я сама, - сказала Дина, - ты уж ложись.
Она отыскала за печкой лесенку, забралась на печку. Здесь было жестко и неудобно.
- Ну как? - спросила снизу Маринка. - Хорошо?
- Хорошо. Спи.
- Све-ет, - раздалось снова из-за двери.
Маринка что-то сердито зашептала и щелкнула выключателем.
- Да, - согласилась с ней Дина, - злюка. Противная.
- Почему - противная? - обиделась Маринка. - Она у нас красивая! Она на папу похожа! А в папу сроду все влюбляются!
- Кто влюбляется?
- Да все, - гордо произнесла Маринка.
- Спи, - угрюмо сказала ей Дина, - меня это не касается.
Маринка снова что-то проворчала и плюхнулась на лавку. Она долго возилась, переворачиваясь с боку на бок. Наконец улеглась.
- А потом, она у нас храбрая, - снова заговорила Маринка тихим шепотом. - Она через Сашино болото ходит. Никто в Лесном не ходит, а она ходит.
- По кочкам? - равнодушно спросила Дина.
- Сама ты кочка! - рассердилась Маринка.
Она привстала на лавке, взволнованно задышала.
- Я тоже ходить буду! Я эту дорогу почти разнюхала! Я уже примеривалась! Поняла?
- Да, - ответила Дина, - спи.
- Нет, ты поняла? - спросила Маринка с вызовом, словно ждала, что Дина сейчас будет возражать или даже ругаться.
- Поняла, - сказала Дина. - Это за болото она тебе сегодня всыпала.
Маринка размашисто перевернулась на другой бок, чуть не свалилась с лавки, ойкнула - ушибла, наверно, больную ногу.
- Потому и зовут его Сашиным? - негромко спросила Дина.
Ей было неинтересно, даже неприятно это спрашивать, потому что Саша сразу, с первого же взгляда, ей не понравилась, но по всему было видно, что Маринка изнывала от желания поболтать.
- Почему "потому"? - не поняла Маринка.
- Ты же сказала: она ходит через болото. Поэтому болото так и назвали - Сашиным?
- Не-е! - протянула Маринка, и в голосе ее прозвучало сожаление. Не-е. Нашу Сашку потом назвали. А болото назвали раньше.
Она соскочила с лавки и без лишних слов полезла на печку к Дине.
- Ты думаешь, это просто болото, да? - горячо зашептала она, забравшись на печку и упершись коленками в Динин бок. - Вовсе не просто! Это партизанское болото! Там остров есть! И там партизаны скрывались! И мой папка тоже!..