Она подошла к офицерам, поздоровалась с Тимохиным:
– Привет, Саня!
Достала сигарету, спросила:
– Кто даст прикурить даме?
Старший лейтенант чиркнул спичкой:
– Для тебя, Катя, все что угодно!
Женщина сощурила в меру подкрашенные глаза:
– Да? Тогда приходи вечером в гости! Посидим, шампанского выпьем. Ну, а потом я скажу тебе, что мне угодно!
И рассмеялась:
– Ну как, Саша? Придешь?
Вперед выступил Шестаков:
– Он, Катюша, не сможет! Видишь ли, в наряд заступает, меня меняет. А вот я, как сменюсь, весь к твоим услугам. Все розы возле штаба пехоты оборву и брошу к твоим ногам.
– Дурное дело, я имею в виду оборвать цветы, нехитрое. Сложнее найти путь к сердцу дамы без подарков.
– Так можно и без цветов...
Екатерина вздохнула:
– Эх, Вадик, Вадик, ты с виду мужик ничего, а вот любовник, видимо, никудышный!
– Откуда тебе знать?
– Да видела позавчера утром, как тебя Вера Сайфулина из дома чуть ли не веником выгнала. Что, не угодил Верунчику?
Тимохин прервал перебранку дежурного офицера с машинисткой штаба:
– Давайте, воркуйте дальше без меня, а я к комбату!
Екатерина спросила:
– Так мне ждать тебя?
– Тебе же Вадим русским языком сказал, в наряд я сегодня заступаю!
– А после наряда? Я терпеливая!
– Нет! Не ждать! Не приду!
– Ну, конечно, у тебя же роман с Ирой Люблиной?! Как же я забыла! И что вас, мужиков, все больше в медсанбат тянет? Ну, да ладно, иди своей дорогой и считай, пошутила я! Удачи!
– Спасибо!
Старший лейтенант прошел в торец коридора, вошел в приемную командира и начальника штаба. Без стука открыл дверь кабинета командира батальона подполковника Галаева:
– Разрешите войти, товарищ подполковник?
Командир части, сидящий за своим рабочим столом, ответил встречным вопросом:
– А ты разве еще не вошел? Проходи! Присаживайся.
Старший лейтенант устроился на старом скрипучем стуле напротив начальника штаба.
Впрочем, капитан Гломов тут же поднялся:
– Не буду вам мешать! Займусь более насущными делами, нежели беседой с потерявшим всякое понятие об элементарной субординации и офицерской порядочности товарищем Тимохиным.
Александр огрызнулся:
– На себя посмотри, начальник! И не тебе судить о моей порядочности!
Подполковник повысил голос:
– А ну, Тимохин, отставить балаган!
Галаев повернулся к начальнику штаба:
– Идите, Валерий Михайлович! Я разберусь с заместителем командира роты!
Уходя, Гломов бросил:
– Если это возможно по определению!
Проводив начальника штаба, комбат перевел взгляд на Тимохина:
– Что означает ваше поведение, товарищ старший лейтенант?
– А в чем, собственно, проблема, Марат Рустамович?
– Он еще спрашивает! А это что?
Комбат бросил на стол совещаний книгу нарядов:
– Не ты ли Гломова на сегодня в дежурные определил? Что за детские выходки, Саша? Ты же опытный, заслуженный, боевой офицер, а занимаешься... черт-те чем, мальчишеством каким-то!
– Ну, о том, что я боевой офицер, знаете в гарнизоне только вы один, а запись в книге – так это форма протеста против несправедливости, нарушения устава внутренней службы и дополняющих его инструкций.
– Вот как? Форма протеста! Чего ж тогда вообще не порвал журнал к чертовой матери?
– А зачем? Сделал так, как посчитал нужным. Вам известно, что мы с Гломовым одно училище заканчивали, более того, учились в одной роте. И я его знаю, как облупленного. Каким он стукачом и чмо был, таким и остался. Неужели вы не видите, что собой представляет ваш заместитель? Надменная, самовлюбленная, эгоистичная личность?! Особь, так вернее будет. Начальству готов открыто задницу лизать, лишь бы оценило. Подчиненных презирает, солдат вообще за людей не считает.
Галаев поднял руку:
– Ну, ты свои отношения с ним на всех не распространяй!
– Вам пример нужен? Пожалуйста! В прошлую среду хозяйственный взвод возвращался из столовой после обеда. На плацу встретился с Гломовым. Сержант, как положено, подал команду «Смирно! Равнение налево!» И пошел взвод строевым шагом, отдавая честь начальнику штаба. Нормально шел, сам видел, но Гломов, видно, не в настроении был. Не понравилось капитану, как его солдаты приветствуют. Остановил взвод. Ну ладно, сделал бы замечание, назначил дополнительное строевое занятие, так нет, Гломов заставил хозвзвод в тридцатиградусную жару, на солнце, сам, кстати, находясь в тени, маршировать по плацу. Туда-сюда! И материл на чем свет стоит солдат, так и не научившихся, по его мнению, отдавать строем честь начальнику. Это как оценить?
Командир батальона спросил:
– И ты, конечно, не преминул вмешаться, да?
– Естественно! Потому что солдат не раб. Он такой же человек, как и все в части, независимо от должности и званий. И относиться к солдату надо как к человеку, а не как к бестолковой скотине. Попробовал бы Гломов в училище так с курсантами поступить. Там в момент такому командиру жало свернули бы. А здесь можно творить, что хочешь? Не должно быть так!
Комбат что-то записал в настольном календаре и сказал:
– С этим случаем я разберусь. Ты мне насчет протеста против назначения в наряд ситуацию разъясни. А то получается, что мы, составляя график дежурств, скоро вынуждены будем чуть ли не спрашивать каждого, а сможет ли он тогда-то заступить в наряд или предпочтет другое время? Так, что ли?
– Не надо утрировать, Марат Рустамович. Если начальник штаба со своим помощником не в состоянии обеспечить составление графика нарядов, который исполнялся бы без сбоев, то грош им цена обоим. Конечно, во время службы всякое может произойти. Заболел кто-то, естественно, требуется замена. Но кто против этого? Никто. А что с сегодняшним случаем? Почему я так отреагировал на решение Гломова?
Подполковник проговорил:
– Вот это как раз я и хочу понять!
– Объясняю! По графику сегодня, в субботу 9 июня, дежурным по части должен был заступить старший лейтенант Булыгин. И первоначально его фамилию занесли в книгу. Но потом Гломов освободил Булыгина и поставил вместо него меня. Спрашивается, почему? Что, замполит роты по ремонту бронетехники внезапно заболел? Или у него что-то в семье произошло? Если так, то никаких вопросов. Но, оказывается, Гломов освободил Булыгина потому, что тому в понедельник, заметьте, не завтра, в воскресенье, а в понедельник предстоит ехать на партактив дивизии. А до понедельника к этому активу подготовиться надо. Как же, ведь Игорек Булыгин, которого еще полгода назад, если не забыли, на полигоне дембеля пьяные по танковой директрисе, как пацана, гоняли, стал у нас партийным «бугром», целым секретарем партбюро батальона. Упал на майорскую должность с подачи замполита части майора Василенко, который, в свою очередь в парткомиссию дивизии целые тома о состоянии дел в батальоне каждую неделю сбрасывает. И все до мелочи расписывает. Кто, что, где, сколько и с кем выпил, кто, когда, с кем и чуть ли не как переспал. Или скажете, вам это неизвестно? Известно. Потому и трясут батальон разные комиссии, что политруки наши стремятся резво по карьерной лестнице как можно выше взлететь. Они в почете, командный состав в дерьме! Нормально?
Командир батальона прервал возмущенный монолог заместителя командира роты:
– Так! Ты оставь свое мнение о политорганах при себе. Мы сейчас разбираемся с твоими выкрутасами. Тем более обсуждать действия вышестоящего начальства тебе не положено.
– Мне другое положено! Молчать в тряпочку! Только не будет этого. Но вернемся к наряду. С какой такой радости я должен заступить в наряд вместо здравствующего и цветущего Булыгина? Да плевать я хотел на его активы и пассивы.