– Похоже, кого-то застрелили, – сказал русский.
– О боже... Они оказались здесь слишком быстро.
– Не слишком. В любой стране с приличной полицией это сделали бы куда быстрее. Например, в Испании, к сожалению уже перед самым концом, нам удалось добиться феноменальной дисциплины. Испанцы оказались отличными агентами тайной полиции. У них был настоящий талант к этому делу. Странно, что он не передался ни тебе, ни членам команды президента.
При приближении опасности в русском проснулось красноречие. Кастро же ощутил лютый страх. Пересохшие губы молодого человека уродливо искривились, а затем нервно задергалась вся левая половина рта. Глаза остекленели, дыхание стало частым, посеревшее лицо заливал пот. Заметив это, Спешнев сначала разозлился, но потом сменил гнев на милость.
Ему хотелось усадить молодого человека за парту и прочитать многочасовую лекцию о вещах, которых тот не знал, о сентиментальных мечтах, туманных планах и самоубийственности его операции. Этому парнишке следовало учиться и учиться. Он не знал ничего, абсолютно ничего! Лишь симпатичное лицо и невероятное везение позволили этому недоразвитому ребенку оказаться на гребне истории.
Они нашли тропу через лес, которая вела в основном наверх, но сильно петляла между скалами. Пышная растительность скрывала небо; свет проникал сюда главным образом сзади, отражаясь от поля сахарного тростника, лежавшего полумилей ниже, но все еще видного между стволами деревьев.
– Может быть, прибавим шагу? – спросил молодой человек.
– Не торопись. Давай полюбуемся, как он разыграет эту маленькую драму. Поищи подходящее дерево. Прямое, с крепкими сучьями.
– По-вашему, у нас есть...
– Да, да, да! Найди дерево. Ради разнообразия сделай хоть что-нибудь полезное!
Мальчишка нашел дерево, но, конечно, Спешнев нашел более подходящее. Он велел Кастро подойти, раздвинуть ноги для упора и обхватить руками ствол. Когда щенок встал в позу, Спешнев воспользовался им как стремянкой, залез к Кастро на плечи, ухватился за толстую ветку, нависшую над головой, подтянулся и полез на дерево, как обезьяна. Добравшись до нужной высоты, он прильнул к стволу, достал бинокль и начал рассматривать своих преследователей.
Потом он спустился.
– Что вы видели?
– То, чего ждал. Любительство. Он вывел отряд из деревни, но не торопясь. Этому типу хватило ума создать команду хороших ходоков и пустить ее правее – видимо, там лес пожиже. Они должны обойти нас, отрезать от вершины и погнать к главным силам.
– О боже...
– Наверно, у него есть один-два приличных взводных. На большее эта жалкая армия неспособна. Отправил своего помощника командовать ходоками и построил на этом всю операцию.
– Мы обгоним их?
– Нет. Это ни к чему. Их слишком мало. Они достигнут вершины раньше нас, но запыхаются. Вспотеют, разозлятся и утратят внимание. Кроме того, их недостаточно, чтобы организовать густую цепь. Они будут спотыкаться, терять друг друга из виду и думать, как лучше пробраться через колючие кусты. В нужный момент мы заляжем и пропустим их. Загонщики соединятся с главными силами, после чего начнется ругань, обвинения и раздача наказаний. Тем временем мы доберемся до хребта в одной из его низших точек, но не самой низкой, потому что, как только они поймут, что к чему, тут же перекроют ее. Понятно?
– Откуда вы знаете, что все пойдет именно так?
– Знаю, и все. Ладно, пошли. Нам нужно встретиться с загонщиками как можно выше. Когда они начнут спуск, то постепенно придут в себя и станут внимательнее.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете.
– Я тоже. В конце концов, запасных глаз у меня нет.
* * *
Эрл видел казнь. Он находился в ущелье, а деревня была в доброй миле отсюда. Но бинокль «лейка» с десятикратным увеличением хорошо делал свое дело. Суэггер видел, как поднялся и дернулся пистолет, как старик тут же обмяк и упал на землю. Звук донесся до Эрла спустя семь секунд и напоминал не выстрел, а сухой щелчок.
Эта отвратительная сцена возмутила его. Эрл навел бинокль на офицера и ничуть не удивился, что это тот самый малый со скальпелем, который вырезал людям глаза. Он сплюнул в пыль, отвернулся и закурил.
Тем временем подоспел сильно хромавший Френчи.
– Проклятые сапоги, – сказал он. – Я стер ноги.
Эрл опустил взгляд и увидел роскошные сапоги от Аберкромби и Фитча, сшитые из мягкой темной кожи.
– Не стоят они таких денег, – пробормотал Френчи.
– Нужно было довести их до ума. Кстати, где вы взяли этот пистолет?
– Эрл, это такой же кольт «супер» тридцать восьмого калибра, как и у вас. Я видел, как вы из него стреляете. Пришлось достать один из них.
– Не застрели себя. Или меня. – Эрл взял свой рюкзак, вынул из него аптечку и достал пластырь. – Вот. Заклей мозоль. Нам еще долго придется идти пешком.
Френчи сел и занялся самолечением, а Эрл тем временем пристально следил за офицером, командовавшим операцией. Он видел, как отобранные капитаном солдаты сняли рюкзаки и каски, положили винтовки, взяли только фляжки и пистолеты, построились в цепочку и начали ускоренным шагом штурмовать вершину. Оставшихся разделили на три взвода, и каждый отправился в горы по своему маршруту.
Френчи спросил его, что происходит.
– Он застрелил старика-крестьянина, – ответил Эрл. – Потом разбил отряд на четыре взвода. Один отправил налегке перекрыть путь. Остальные будут маневрировать и преследовать.
– Как вы думаете, где эти двое? – спросил Френчи, доставая бинокль.
– На полпути к вершине. Меньше чем в тысяче ярдов от нас. Скорее всего, где-то в лесу. Думаю, их можно найти по следам. Если офицер заметит их, то прикажет открыть огонь. Тогда все будет кончено.
– Может быть, офицер сделает нашу работу.
– Сомневаюсь. Думаю, они подберутся к вершине и попытаются спрятаться от измученных подъемом солдат. Они надеются ускользнуть, перевалить через хребет и спуститься до того, как офицер перегруппирует людей и приведет колонну на эту сторону.
– И где же наши подопечные перевалят через хребет?
– Они пойдут к вершине сквозь самые густые кусты, где легко скрыться. И спустятся по кратчайшей линии, но не самым легким путем. – Эрл показал на расщелину. – Скорее всего, русский выберет не такое открытое место.
– Хорошо бы!
– Именно так и поступит наш соперник. Отличный план. Этот малый – профессионал.
– Эрл, вы знаете, что нужно делать, – сказал Френчи. – Сначала Кастро, потом русский. Убейте их обоих, а потом мы отошлем сообщение, ради которого прилетели сюда. Поднимем «Большой шум». И сможем вернуться домой героями.
– О господи, – ответил Эрл, – я хочу этого больше всего на свете.
44
Роджеру казалось, что он будет иметь дело с замухрышкой. По его мнению, все русские были коротышками в костюмах, скроенных пьяными шимпанзе, людьми с плохими прическами, плохими ногтями и плохими зубами. Но этот парень был образцом во всех отношениях: его полотняная рубашка была английской, волосы хорошо подстрижены и напомажены, ногти блестели, а зубы были безукоризненно белыми.
– Кажется, вы удивлены, мистер Ивенс. Похоже, вам еще не приходилось иметь с нами дело.
– Не приходилось, – ответил Роджер. – До сих пор в этом не было необходимости. У меня свои задачи. Наша встреча, мистер, э-э, Пашин, была вашей идеей. Давайте не будем играть друг у друга на нервах. Ближе к делу.
– Но сначала выпьем.
Русский поднял руку, повелительно щелкнул пальцами, и у столика тут же появился официант.
– Сеньор Пашин...
– Родриго, бутылку «сент-эмильона» сорок восьмого года.
– Si, senor. Как обычно.
– А что вам, мистер Ивенс?
Роджер чуть не отказался. С врагами не пьют. Это не принято. Никто не поймет. Но трудности только подзадоривали его. В конце концов, какого черта?
– Джин с тоником. «Танкерей». Большой кусок лимона. Только не выжимайте. Я выжму сам.
– Si, senor.
Они сидели в элегантном баре ресторана «Салон Майами» на Малеконе. За оживленной набережной начиналось лазурное Карибское море, раскинувшееся до самого горизонта, на котором виднелись облака. Одинокую пальму трепал ветер. Похоже, собирался шторм.
– Догадываюсь, что вы пригласили меня не для светской беседы, – сказал Роджер. – Вы прислали мне сообщение. Я пришел. Вы сказали, что у вас есть предложение. Я согласен его выслушать. Но предупреждаю заранее: скорее всего, я скажу «нет». У нас очень строгие правила. Если потребуется, я сообщу об этом разговоре в свою штаб-квартиру.
– Дело ваше. Да, у меня действительно есть предложение. Подумайте над ним. Мне кажется, оно будет для вас выгодно. Я не продавец, и здесь не распродажа. Просто мне кажется, что мы с вами оказались в похожей ситуации.
Принесли напитки. Роджер выпил свой и быстро заказал еще один. Тем временем русский устроил настоящее зрелище: понюхал принесенное вино, размешал его, сделал сначала маленький глоток, потом большой и наконец одобрил.
– Не хочу быть грубым, – сказал Роджер, – но что вы надеетесь мне предложить? И каким образом мы с вами могли оказаться в похожей ситуации?
– Из-за наших помощников. Мой помощник – старик. У него в Москве сильные покровители, которые заинтересованы в том, чтобы он преуспел. Я не могу прижать его к ногтю. Он начнет плакаться им, и мне тут же пришлют телеграмму с выговором. Очень досадно.
– А мой?
– Обстоятельства другие, но проблема та же. Ваш помощник молод и честолюбив. Склонен к интригам. Вы не доверяете ему. И не слишком рассчитываете на его преданность.
Роджер попытался скрыть недовольство, вызванное чрезмерной информированностью русского, но у него это не слишком хорошо получилось.
– Мистер Ивенс, вы думаете, что в вашем посольстве у меня есть шпион? Уверяю вас, это не так. Но круг дипломатов на Кубе достаточно узок. Люди говорят, а я слушаю. Вот так я и узнал, что вы не очень уверены в лояльности своего помощника.
– Он лоялен по отношению ко мне, потому что я представляю Управление, и ему это прекрасно известно.
Роджер говорил с таким видом, словно речь шла о религии, но в глубине души ощущал гнев. Кто знает об Уолтере «Френчи» Шорте что-нибудь определенное? Кем был Уолтер «Френчи» Шорт? И кто дал ему эту дурацкую кличку?
– Ну, если так, то мы оба даром потратили время. Прошу прощения. Если хотите, я вас оставлю. Но мы можем приятно провести время и немного посплетничать. Я слышал, что вы прекрасный спортсмен. Это полезно; я уверен, что вы этим пользуетесь. Жалею, что у меня нет вашего дара. Я учусь, но без особого...
– Ладно, – перебил его Роджер. – Это правда. Уолтер – не лучший из помощников. Я не знаю, что творится у него в мозгу, и это слегка сбивает меня с толку. Есть люди откровенные и скрытные. Я из первых. Люблю нравиться, люблю быть на виду. А он – нет. Никто не знает, с чем его едят. Он – человек, не представляющий ценности, обиженный на судьбу и способный на вероломство.
– Что ж, откровенность за откровенность. Раз так, я опишу вам свою ситуацию. В отличие от вас, я боюсь. Если этот Спешнев добьется успеха, мне конец. Не стоит обманывать себя: я не могу позволить, чтобы этот человек, этот еврей, этот большевик, этот романтик, этот старый пес, этот гротескный тип, восставший из гроба, добился большого успеха и привлек к себе внимание. Нужно остановить его, причем немедленно, иначе я буду жалеть об этом всю жизнь. Роджер не произнес ни слова. Этого и не требовалось: русский все сказал за них обоих. Теперь, когда Кастро стал мировой знаменитостью, успех Френчи и его лихого ковбоя сильно повысит их реноме.
– Мне от вас ничего не нужно, – сказал Пашин. – Это не сделка и не союз. Я просто хочу передать кое-какие сведения. Они вам пригодятся. Вы одержите победу. Ваша победа станет поражением Спешнева. Понимаете? Я скажу ему: оплати счет и уходи. Делайте с этой информацией что угодно. Если сможете использовать ее для того, чтобы держать своего интригана-подчиненного в узде и одновременно поднять свой авторитет, флаг вам в руки. Если хотите, можете проверить мои данные. Но даю гарантию: они верны.
Роджер промолчал.
– Молчание – знак согласия. Как вы и предполагали, Спешнев сопровождает Кастро. Вчера я разговаривал с ним по телефону и потратил кучу времени, выполняя его требования. А вот то, чего вы не предполагали. Спешнев не просто помог ему бежать в горы, чтобы скрываться там до бесконечности. Молодому Кастро предназначено нечто большее. В конце дня Спешнев должен доставить его на берег. На рейде будет стоять траулер под флагом Ямайки. На самом деле это корабль НКВД, оснащенный новейшим оборудованием. Можете судить, как наша разведка верит в Кастро, если к нему на выручку послали Спешнева. Операция получилась очень дорогой, даже по вашим масштабам. Кастро заберут, и на какое-то время он исчезнет. Потом он окажется в Москве, где будет совершенствоваться в политических науках и искусстве ведения партизанской войны. В подходящий момент, когда его таланты разовьются, ум станет гибким и агрессивным, а зрение черно-белым, он тайно вернется и начнет войну против El Presidente. Спешнев будет его учителем, гидом, духовным лидером и ближайшим советником. Оба будут процветать. А вы – нет. И ваша страна тоже. Увы, как и я сам.
– У нас там есть человек, который этому помешает.
– Будем надеяться, что он знает свое дело не хуже Спешнева. К сожалению, таких людей мало, так что вашему человеку может не повезти. Я знаю его. Крупный малый, похожий на полицейского. Я видел фотографии.
– Да, это он.
– Ну, если этот американец убьет кубинца, то слава богу. Надеюсь, что еврея он убьет тоже. Впрочем, даже если он этого не сделает, все равно не беда. Спешневу так и так крышка. Вы будете счастливы, и я тоже. Но если американец не убьет Кастро, я советую вам связаться с моряками. Пусть они перехватят корабль – он называется «Дэйс Энд», – высадятся на палубу и арестуют обоих. Спешнев знает не так уж много, потому что проводил долгие зимние каникулы в Сибири. Но зато вашим людям будет чем поразвлечься. Что же касается кубинца, то пристрелите его и отправьте на корм акулам. «Дэйс Энд». Приписан к порту Негрил. Регистрационный номер «эн-си пятьсот пятьдесят четыре». Вот и все. Не упустите свой шанс. Теперь вы герой, а я предатель, но зато мне ничто не грозит. Так тому и быть.
Пашин допил остатки вина, встал и пошел к выходу.
Ивенс посмотрел вслед этому человеку, отныне уверенному в себе и в своем будущем, а потом подал знак двум телохранителям. Пока те шли к столику, Роджер лихорадочно подсчитывал, когда машина доберется до посольства, когда удастся связаться со штаб-квартирой, когда моряки смогут перехватить «Дэйс Энд» и когда его переведут на службу в Берлин.
45
Больше делать было нечего. Теперь либо пан, либо пропал. Они сделали все, что могли.
Сильные руки Спешнева удерживали лицо мальчишки в траве, колено прижимало тело к земле. Они лежали в колючем кусте, среди змей и скорпионов, под палящим солнцем в душный день. Лежали как любовники-педерасты, но никто из них не ощущал влечения. Страх был слишком велик. От малейшего дуновения ветра листья начинали с сухим шелестом тереться друг о друга.
Спешнев, давно приучивший себя не смотреть, знал, что такое самодисциплина. Но мальчишке ее недоставало. Именно поэтому он не давал Кастро поднять голову. Некоторые люди по непонятным причинам обладали умением чувствовать чужой взгляд. Первое правило человека, который ползет, крадется и куда-то пробирается: никогда не смотри на того, от кого ты прячешься или кого стараешься одурачить. Иначе он забеспокоится, а если это случится, тебе крышка.
Спешнев и Кастро лежали в кусте куманики, который вонзал в них свирепые колючки. Их окружала густая и плотная растительность; никому бы и в голову не пришло, что туда может проникнуть человек, тем более двое. Одежда Спешнева была темной, поэтому он прикрывал телом мальчишку в тонкой белой рубашке. Секунды казались часами. Он не мог позволить мальчишке пошевелиться, а сам лежал как мертвый. Большинство людей не может долго сохранять неподвижность: кровь бунтует, мышцы напрягаются, осязание усиливается в десятки раз и любое прикосновение к коже кажется нестерпимым. Далеко не каждый способен вытерпеть такие добровольные мучения.