Огромное окно полуприкрыто жалюзи, за ним угадываются силуэты высоких сосен. Небо светлеет на востоке — день будет ясным.
Мужчина аккуратно снимает широкую бронзовую джезву со спиртовки, вливает глинтвейн в массивный стеклянный кубок с вензелем и гербом. Смотрит сквозь напиток на пламя — цвет темного рубина.
Мужчина высок, плотен и, должно быть, очень силен. На нем свитер свободной вязки, широкие брюки, на вид ему за пятьдесят.
Он подносит напиток к губам, осторожно пробует, подходит к низкому креслу перед камином, ставит кубок на столик, удобно усаживается, вынимает из коробки тонкую сигару, раскуривает, пыхая невесомым голубоватым дымом. Поджигает специально наколотую тонкую лучину, смотрит на огонек, подносит к скрученной бересте под золотистыми поленьями. Береста занимается с легким потрескиванием, пламя охватывает поленья. Камин начинает слегка гудеть. Огонь ровный и мощный.
Мужчина берет кубок, делает маленький глоток и любуется огнем сквозь напиток: цвет пурпура с золотом.
Встает, подходит к небольшому столику с отдельно стоящим аппаратом без наборного диска. Поднимает трубку.
— Уровень «Стратег» вызывает уровень «Цезарь».
— Цезарь слушает Стратега.
— У нас все готово. Сейчас — самое время.
— Я просмотрел приготовленные вами бумаги. Согласен.
— Начинаем?
— Да. Немедленно.
— Есть.
— Уровень «Стратег». Вызываю все уровни.
— Уровень «Центурион» на связи.
— Есть.
— Уровень «Трибун» на связи.
— Есть.
— Уровень…
— Приказ всем уровням: операция «Рубикон».
— Есть.
— Начало — немедленно.
— Есть.
Мужчина садится в кресло перед камином. Делает глоток из кубка. От камина идет тепло. Поленья прогорели, но новых он не подкладывает. Чуть припорошенные пеплом угли светятся густо-малиновым.
Он спокоен. Он знает, как побеждать. Всегда.
ВОЙНУ НУЖНО ОБЪЯВЛЯТЬ ТОГДА, КОГДА ОНА УЖЕ ПРОИГРАНА ПРОТИВНИКОМ.
Глава 8
МОСКВА, РОССИЯ
— Вот, блин, заладили… «Учитель — самая мирная профессия», «строитель — самая мирная профессия», «врач — самая мирная профессия»… Дрон, ты все знаешь о… Какая профессия самая мирная?
«…учитывая огромную силу инерционного мышления…» — шлепаю я по клавиатуре компьютера, — Что?
— Ты когда-нибудь от «ящика» оторвешься?
— Ну…
— Какая профессия самая мирная?
— С чего это ты завелась?
— А интересно. По телику только что сказали, что — журналист. Дескать, снимают войну, а сами не стреляют. А их съемки — предупреждение человечеству.
— Людей нужно хвалить. И им приятно, и для дела полезно.
— Но это же муть! Зеленая!
— Не бери в голову.
— …а бери в рот.
— Аля, мы же договорились: ты не ругаешься матом и не употребляешь идиотского сленга.
— Помню. А также вино, водку, траву, «колеса»…
— Девочка, ты очень красива, но когда с твоих губ срываются выражения…
Все очарование теряется.
— Правда?..
— Да.
— Ну тогда я больше не буду.
— Вот и умница.
— Блин, Дронов, ты такой правильный!
— А без «блин»?
— А чего? Блин — слово русское. Народное. Продукт.
— Во-во, продукт. Чем зря базлать, пошла бы приготовила чего-нибудь. На зуб. А то и на два.
— Дронов, хреновый из тебя сэнсэй. Девушка, можно сказать, только-только на путь истины завернула, а ты сразу — «базла-а-ать».
— Ну. А чем ты сейчас занята? Именно этим. Я-за точность выражений.
— За то-о-очность… Ну тогда ответь: какая профессия самая мирная? Что, не знаешь?
— Знаю.
— Ну и?..
— Солдат-миротворец.
— Ты серьезно?
— Еще как.
— Тут же слова не сочетаются. Солдат — это мужик в каске и с автоматом. А миротворец — это голубь с веткой в клюве.
Девушка прыснула в ладони, закрыла лицо, упала на колени, согнулась, вздрагивая от смеха:
— Ну, Дрон, ты отмочил… Это… это… полный отпад… солдат… миро… творец… — Подняла носик в веснушках, пытаясь придать лицу серьезное выражение, а глаза продолжали смеяться. — Ты извини. Просто представила себе громилу в пятнистом комби с автоматом, гранатометом, мордой лица «а-ля коммандос» — и веточкой… в клюве… Ха-ха-ха… Я не мо-гу.
Аля снова подняла голову, но лицо ее на этот раз было совершенно серьезно и чуть печально.
— Дронов, они что, издеваются над нами? Я даже не спрашиваю, кто — «они».
Под словом «они» в России всегда понимались люди, стоящие вне законов совести и законов вообще. Раньше это были только власти, теперь к ним прибавились новые русские, бандиты, банкиры — да мало ли… Все, стоящие по ту сторону кормушки.
Ведь кормушка по-прежнему одна — труд людей. Богатства создаются только трудом и талантом, ничем иным. И оттого, кто присваивает — коммунисты, демократы, бандиты, — людям легче не становится…
— Ага, — киваю я.
— Дрон, у нас как две страны — в одной мы живем, другая — в телевизоре. В этой другой живут куда лучше.
— Есть еще третья. Там живут БОВы.
— Кто?
— Богатые-Ответственные-Властные. Они же — Важные.
— А-а, знаю. ВИПы. В Америке они так называются. Вери импортэнт персонз.
Как у меня с английским?
— Отлично. Вот только произношение матерное.
— Фи… Мог бы соврать. И сделать девушке приятное. Ладно, пусть будут БОВики. Раз тебе так нравится.
Ну да. Мне так нравится больше. Ибо аббревиатура БОВ расшифровывается как «боевые отравляющие вещества». Образ жизни БОВиков впрямую не рекламируется телевидением, но от этого он не становится менее ядовитым для людей. «А вот в Анталию кому? А кому — в Бразилию?!» «А вот зайца кому, кому выбегайца…»
Услуги наши — деньги ваши.
А по ТВ — лишь отзвуки многомиллионных скандалов, вроде шоу:
— Украли! Караул!
— Много украли?
— У-у-у-у…
— А деньги чьи?..
— Так народные!
— А-а-а-а…
— Ищите! Вы же на то поставлены!
— Ну-у-у…
— Так найдете?
— Ну… Найдем… А зачем?
Вывод для робко подрастающего поколения: если можно украсть много, вернее — очень много, и никто даже искать не будет, то украсть чуть-чуть или отобрать — так это вообще ничего… А жить как-то нужно… А машины по проспекту шуршат — блин… А телки в них — вообще, блин… Так чего мы, ребята, козлы, что ли, совсем? Ну так давай!..
Козлы. Полные козлы. Потому как искать никто не будет, только если украсть много. Вернее — очень много. Потому что это не кража, а… Статистика. Кто представляет себе, что такое миллиард долларов? А — два? Водка… бабы… яхта… самолет… Все, исчерпался, соколик? Вот и я не знаю, сколько это.
Ста-ти-сти-ка. Уразумел?
Все, как завещал Великий Кормчий. Он же — Отец Народов. Он же — Коба. Он же — Coco. Он же… «Если погиб один человек — это трагедия. А если миллионы — уже статистика».
Так что ты там, малый, сотворил? Квартирку выставил? Старуху процентщицу укокошил вместе с богобоязненной соседкой Лизонькой? Нет? А-а… Изнасилование двух девочек («Да они сами напросились!..»), заткнись пока, убийство пенсионера-ветерана («Да я его легонько, для острастки, а он взял да и „кони двинул“…), что еще? Убийство путем нанесения тяжких телесных двум мужчинам…
(А чего они, фраера… За что? А пусть не выступают!..») Ну что, малый, вышка тебе!
— Да пошел ты, мент поганый, ты в суд передавай, а они пусть свидетелей еще поразыщут, и вообще, мне восемнадцати нет, а Кольке хоть есть — у него справка из «дурки»… Что, сожрал, мусорок? В рот я тебя имел!..
— Ошибочка твоя, малый. Не мент я.
— Не мент? А, один хрен. Веди в клетку.
— А зачем?
— Как это зачем?
— Возмущенной общественности не нужна твоя временная изоляция. Тем более время уже очень короткое: сам ведь говоришь — свидетели, доказательства…
— Ну?..
— Возмущенной общественности нужно, чтобы тебя не было. Совсем.