– А как сюда?
– В сорок четвертом в разведке контузило, очнулся у немцев. В лагере сколотил группу, бежали. С боем. Опять ранило. Решили выходить по одному…
Лузга умолк – на палубу вышел Крюк, заговорил с Бароном. Тот посмотрел на часы, потом оба повернулись к лесу. Ждали.
– Ну? – сказал Копалыч.
– Ну, вышел один, без свидетелей и документов – прямо в трибунал. Ничему не верят. Хотели в штрафбат, так я ранен… Дали шесть лет лагерей. Но я ж себя все еще офицером понимаю, коммунистом. В лагере я – про конституцию. Дали еще четыре года. Я – протест. На это карцер, а потом сунули к уркам…
– Били, – кивнул Копалыч.
– Каждый день, месяца два, счет я потерял,.. Тут я и кончился, одна ниточка осталась – выжить.
Лузга замолчал, глядя на дебаркадер. Там появились Шуруп и Зотов. Зотов нервно заспорил с Крюком, видно, его хотели послать в лес вместе с Шурупом.
– Если они пойдут в лес… – сказал Басаргин. – А они пойдут – выяснять, и все вместе, теперь им нельзя иначе… Когда выйдут на линию вон того серого камня… Видишь?
– Да.
– Выстрелишь в их сторону – и лежи, ни в коем случае не выглядывай.
Крюк и Шуруп пошли к лесу. Барон двинулся позади них. Зотов остался на пристани.
– Дойдут до камня – стреляй! – прошептал Басаргин и бросился назад, к лощине.
Скрытый ею, он перебежал к берегу реки, пробежал вперед и выполз к тропе. Здесь он окажется за спиной бандитов, когда они повернутся на выстрел Копалыча.
* * *
Копалыч очень волновался. Он заранее положил обрез на ствол дерева, навел приблизительно в сторону идущих, но все никак не мог лечь удобней, торкался плечом в дерево, опускал и поднимал голову.
Крюк и Шуруп дошли до камня. Копалыч, судорожно вздохнув, нажал спуск. От выстрела словно поскользнулся шедший много дальше и в стороне Барон. Его падение настолько поразило Копалыча, что он вскочил, сжимая обрез и всматриваясь в то место.
Крюк плеснул в Копалыча короткую автоматную очередь. Крюка в этот момент скрывал от Басаргина ствол дерева – и Басаргин опоздал, ему пришлось сместиться. Когда он выстрелил, Крюк упал.
Шуруп, пригнувшись, побежал в лес. Басаргин выстрелил, не попал, вскочил и побежал за Шурупом. Тот обернулся на бегу, просунул обрез под левую руку и выстрелил назад. Картечь посекла ветки рядом с Басаргиным, Тот остановился, вскинул карабин. Шуруп снова обернулся, чтобы выстрелить. Басаргин опередил его.
* * *
Копалыч лежал на боку и скреб рукой по жухлой хвое, устилавшей землю, – хотел повернуться, лечь удобней, но тело не выполняло.
Басаргин, стоя на коленях, подхватил его за плечи, потянул, повернул на спину.
– Лузга, – прошептал Копалыч, на его губах пузырилась кровь. – Сделай…
Басаргин увидел пятна крови на груди и животе.
– Карман… маленький… под рукой.
Басаргин нашел кармашек пониже подмышки, расстегнул, вынул ветхий листок с записью.
– Там адрес моих…
Он смолк.
– Говори, что сделать?
– Найди. Скажи – оклеветан.
Копалыч умолк, лицо застыло, но кровь на губах еще пузырилась. Басаргин не знал, куда убрать бумажку. Он достал из другого Копалычева кармана коробку с очками и положил бумажку в нее. Сунул коробку в карман своих штанов.
Слева начинало болеть. Он потрогал бок – кровь.
Басаргин поднялся с колен, посмотрел сверху на Копалыча. Тот был еще жив. Басаргин стоял и смотрел.
Подошла Лида, стала напротив. Басаргин сказал:
– Жива, жива твоя Саша, в порядке.
* * *
Барон тогда упал от удара по ноге – пуля попала в мякоть, ни кость, ни артерия задеты не были. Пока он в этом разбирался, стрельба закончилась, и он, до выяснения обстановки, пополз к берегу, благо тот был близко, спустился с низкого обрывчика на песок и залез в нишу под нависшим дерном, пронизанным корнями прибрежного тальника.
* * *
Старобогатов умер.
Басаргин закрыл ему глаза. От пристани нерешительно приближались Фадеич и Зотов. Начали выходить из изб старухи и старики. Солнце садилось.
Возле служебной комнаты, где у Фадеича стоял сейф, было сложено оружие: автомат, карабин, ружье, два обреза и наган. Фадеич и Зотов переносили все это в комнату. Что влезло в сейф, было Фадеичем заперто там. Остальное он сложил в сундук со старыми флажками речной сигнализации и запер. Потом с государственным видом запер дверь комнаты.
Два старика дожидались окончания этой операции.
– Насчет покойников, – сказал маленький старик.
– Якова похороним на кладбище… – стал рассуждать Фадеич. – Манкова надо в город везти, по месту жительства и для решения начальства.
– А этих?
– Как следствие решит.
– Что ж, так и лежать им? Ночь, собак перевели – кто хошь из тайги придет, росомаха, лиса, потратят покойников-то.
– Надо всех положить в ледник, – сказал Зотов.
– Дак там рыба.
– Выкинуть! Рыба…
– А это дело, – оживился Фаденч. – И запирается.
– Сколько гробов ладить? – спросил маленький.
– Один, – сказал Фадеич. – Для Якова. А пока светло еще, идите соберите всех: в лесу трое, да тут… Лошадь с волокушей. И ты иди, – добавил он Зотову.
– Я?! Да я весь день на мушке у них жил, а теперь мне их же и таскать? Да если в не я.
Дверь Фадеичевой комнаты распахнулась, на пороге стал Басаргин. Он был без свитера, Лида бинтовала его торс, и когда он вскочил, бинт поволочился за ним.
– Ты?! – Басаргин пристально смотрел на Зотова. – Ты у меня на мушке был!
– Озверел совсем! – Зотов попятился. – Если в я их не сдержал, они бы всех перебили.
– Ты мне сегодня не попадайся, – очень тихо сказал Басаргин.
Испуганный Зотов пошел к сходням, крикнув:
– Ничего я таскать не буду!
– Фадеич, – позвал Басаргин и вернулся в комнату. Здесь Саша заваривала чай. Он сел. Лида стала его добинтовывать.
– Все не привыкну тебя называть Сергеем, – Саша хотела что-то спросить у него и не решалась.
– Зови Лузгой, тебе можно.
Вошел Фадеич.
– Копалыча надо похоронить здесь, – сказал Басаргин. – Мне надо знать, где его могила.
– Не могу. Как определенного на поселение… Надо предъявить власти.
– Ты пристанью командуй, людям ты не начальник. Копалыча похороним здесь.
– Как капитан рейда… – начал Фадеич.
Лузга взял со стола ту самую ложку и с такой силой воткнул в столешницу, что труба на самоваре покосилась.
Фадеич притих. Саша с отвращением посмотрела на ложку, подняла с пола свитер.
– Пойду постираю.
Она вышла. Лида кончила бинтовать Басаргина, склонилась и поцеловала его плечо. Он опустил голову.
* * *
Фадеич и Басаргин пили чай. Басаргин сидел на том месте, где вчера пил чай Манков.
– Сильно тебя? – спросил Фадеич.
– Скользнуло по ребрам.
Помолчав, Фадеич стесненно сказал:
– Лузга… э-э, то есть, Сергей Петрович, вот спросят тебя – там! – как все было, а ты возьми и скажи: мол, я, ну – Сергей Петрович, мол, выполнял указания капитана рейда. А?
Басаргин спросил его, думая о своем:
– Говорили, у тебя есть белая сорочка, крахмальная.
Фадеич удивился ходу его мысли, но полез в сундук и извлек белую сорочку и постукивающий пристежной воротничок.
– Я надену, – сказал Басаргин.
– Бери, конечно, – Фадеич решил, что понял. – А там, значит, так и скажешь: мол, приказ был…
Басаргин надел сорочку, пристегнул воротничок перед зеркальцем, вгляделся. Двенадцать лет не надевал он ничего подобного!
Вошел маленький дед с небольшим осетром.
– Бери рыбу, Фадеич, с ледника сняли, ночь теплая, надо есть ее.
– Всех снесли? – строго спросил Фадеич.
– Ага. Семерых. Весь ледник заняли. Манкова втроем еле подняли. Как каменный. Ох, мужик был!.. А Якова положили в доме.