Меня никто никогда даже пальцем не тронул.
– Да и меня тоже. Но я предпочел бы хорошую трепку. А то они как возьмутся воспитывать. Это у них называется психологический подход: пробудить чувство вины, заставить раскаяться.
– А меня однажды чуть не выдрали, – вспомнил Брент. – Я тогда был совсем маленький и очень испугался. Но мама все поняла.
– Расскажи, как это было, – попросила Эми. – Я очень хочу послушать. Запоминается ведь самое интересное.
– Мне тогда было года три-четыре, – продолжал Брент. – Мама и бабушка – она жила с нами – взяли меня в гости к бабушкиной сестре. У нее был свой дом и, наверное, что-то вроде фермы: я как сейчас вижу – большой двор, важно расхаживают индюки, хрюкают поросята. Меня, кажется, никогда раньше не брали к этой тетушке. Во всяком случае, до того дня я ее ни разу не видел.
Мы ехали в машине, за стеклами лил дождь. Мне было очень уютно. Я сидел у бабушки на коленях, на ней было платье в голубой цветочек, и она ласково поглаживала меня. А я смотрел, как по стеклу снаружи туда-сюда бегают дворники. Мама с бабушкой о чем-то разговаривали, но я их не слушал. Когда мы свернули на дорогу к дому, мама сказала мне: «Веди себя хорошо, Брент, не шуми, не бегай: тетя Сара очень больна». Машина остановилась, бабушка пошла в дом, к сестре, а мама повела, меня во двор посмотреть животных. Кругом были лужи и мне так хотелось пошлепать по ним босиком. На травинках висели капли дождя. Мы полюбовались на поросят. Они с наслаждением барахтались в первозданной грязи. Наконец, мама сказала: «Ну, а теперь пойдем к бабушке Саре в большой дом». В доме было очень тихо и сумрачно. Мы поднялись по лестнице наверх и вошли в просторную комнату. В глубине ее у стены стояла большая кровать, вокруг суетились женщины в белом. На кровати лежала тетя Сара. Мы прошли всю комнату и остановились. Я вцепился в юбку матери и, выглядывая из-за ее спины, видел, как пальцы тети Сары словно что-то обирали с одеяла, трепыхаясь подобно птицам. Мне показалось, если она улыбнется, кожа у нее вокруг рта натянется и лопнет.
– Мой маленький Брент, – прохрипела она, – подойди сюда. – И протянула ко мне сухую, блестящую, точно лаковую, руку. Я увидел на ней синие вздувшиеся вены и спрятался за спину мамы, но она подтолкнула меня вперед. Я почувствовал на плечах дрожащие ладони тетушки Сары.
– Поцелуй тетю Сару, – сказала мама.
Тетушка потянула меня к себе, а я как прирос к полу. Тетя Сара попыталась поцеловать меня. Но я вдруг вырвался, побежал вон из комнаты, скатился вниз по лестнице и выскочил во двор. Я ждал возле нашей машины, дрожа с головы до пят. Не знаю, почему она вызвала во мне такой ужас. Но мне было так страшно чувствовать ее дрожащие цепкие пальцы. В дверях появилась мама, и я не на шутку испугался. Я понимал, что я гадкий мальчишка, и ждал, что меня сейчас выпорют. Но мама молчала. Когда они с бабушкой подошли к машине, она сказала только: «Брент, иди садись. Мы едем домой». И она не отругала меня, не побила. Она поняла, что я пережил, ожидая во дворе.
– Ты счастливчик, – вздохнул Кирк. – Моя бы мать бросила меня на съеденье индюкам и уехала.
– Со мной тоже была похожая история, – сказала Эми. – Только все было наоборот. Я не хотела уезжать из гостей, и маме пришлось чуть не силком меня оттуда тащить.
– Ну, теперь ты рассказывай, – попросил Брент.
– Мы пошли в гости к друзьям матери. У них в доме было много цветов. Как в саду.
– Это что, у нас День воспоминаний? – перебил ее Кирк.
– А почему бы и нет? – сказал Брент. Ему хотелось послушать Эми. – Делать нам все равно нечего. Не знаю как вы, но я с удовольствием слушаю ваши рассказы.
– И я, – сказала Эми.
– Когда ты, Кирк, рассказываешь про себя, мне кажется, я вот-вот пойму, что тебя действительно интересует в жизни.
– Это дело нелегкое. Я пока что и сам не знаю.
– Так что же случилось в гостях, Эми? – спросил Брент.
– В гостях? Вы ведь знаете, как я люблю растения. Я тогда была совсем маленькая. У маминых друзей было очень много цветов, для них даже была отведена специальная комната. Взрослые увлеклись разговором, а я стояла на пороге зимнего сада и смотрела на цветы. Они была такие красивые, стояли рядами на столах, стеллажах, подставках; цветущие плети свисали с потолка и тянулись по стенам. И они так хорошо пахли. Хозяйка сказала мне: «Эми, дорогая, войди туда. Тебе скучно слушать наши взрослые разговоры». И я вошла. Мама, конечно, закричала вслед: «Только ничего там не трогай!» Она мне это всегда в гостях говорила. И я на цыпочках вошла в зеленые джунгли. Там было великолепно. Я бродила между столиков, вдыхая незнакомые ароматы, и, признаюсь, перетрогала все растения. Одни листья были гладкие, блестящие, другие на ощупь, как бархат. Я залезала под столы, подбирала опавшие цветы и втыкала их себе в волосы. Я уже тогда была помешана на растениях, а до того раза я никогда не видела зимнего сада в квартире. Ну, вы, конечно, догадались, что было дальше. Пора было уходить домой, а я спряталась среди цветов и не иду. Я не могла расстаться с этим зеленым раем. Забилась в самый дальний угол, знала, что мои родители очень рассердятся, но мне было все равно. Наконец им надоело меня звать. Мама пошла за мной, вытащила из-под стола, шлепнула разок-другой. И я задала такой рев, какого они еще не слыхивали. Я вопила, визжала, вцепившись в ножку стола, и оторвать меня было невозможно. Мама страшно рассердилась. Я всегда была таким милым, тихим, воспитанным ребенком. А тут на тебе – вся в земле, в сухих цветах и ору не своим голосом.
– Как же они все-таки с тобой справились? – спросил Кирк.
– Пришла хозяйка дома, засмеялась, погладила меня по голове и спросила, не хочу ли я взять с собой какой-нибудь цветок. Я ответила, что очень хочу, и слезы у меня моментально высохли. Мама стала возражать, сказала, вот так и портят детей. Но цветок мне все-таки подарили. Это была африканская фиалка, вся усыпанная розовыми цветами. Первое растение в моей оранжерее. Оно жило долго-долго. Я пылинки с него сдувала. У меня дома и сейчас цветут фиалки из его отростков.
– А ты была своенравная девчонка, – засмеялся Кирк, – не лучше нашей соседки Салли.
– Я до сих пор помню этот случай. И моя мама тоже. Наверное, она никогда в жизни не была в более неловком положении.
– Если уж говорить о родителях, вот вам еще одна история, – сказал Кирк. – Называется она: «Как мы праздновали мой день рождения». Я этот день никогда не забуду. Мои дни рождения праздновались всегда. Устраивали обед, я гасил свечи на именинном пироге и разворачивал подарки. В эти дни мои родители осыпали меня ласками. Дарили самые дорогие подарки, словно хотели откупиться на целый год. В тот день мне исполнилось десять лет, я не ходил по дому, а летал в ожидании подарка. А обещали мне новый велосипед. Представляете себе мое нетерпение: сначала мать с отцом должны отбыть свой «коктейльный час», потом праздничный обед и только вечером я обрету наконец долгожданное сокровище. Пробило шесть – отца не было. Я слонялся по кухне, по гостиной и так надоел матери, что она отправила меня наверх поиграть в своей комнате; отец придет и она позовет меня. Отец в конце концов явился. Было половина восьмого, и он уже изрядно где-то хватил. Я сидел на верхней ступеньке лестницы и видел, как отец, спотыкаясь, вошел и направился прямо к бару пропустить еще стаканчик для храбрости. Мать к этому времени была тоже не лучше. Весь день не отходила от бара. Увидев отца, она первым делом спросила, где он шлялся.