— Эй, наверху, чего разорались? — послышался с нижних нар сердитый сонный голос. — Дня мало?
Мы ещё долго молча курили, одну папиросу за другой, думая каждый о своём. На меня нахлынули воспоминания: Усатый, с его добрыми чёрными глазами… Федька, Гришка, Ленька… Где вы, друзья моего детства, живы ли вы ещё и, если живы, куда занесло вас ураганом войны? Суждено ли нам встретиться, закружиться в объятиях, посмеяться над детскими приключениями и всерьёз рассказать друг другу о настоящих? А ты, Сашка, вспоминаешь ли обо мне, чувствуешь ли, как мне тебя не хватает? Нет, я несправедлив, всё-таки Володя и Сергей Тимофеевич скрасили мне твоё отсутствие.
Я незаметно задремал и проснулся от крика:
— Ребята, мы в Польше!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НА СВОИХ ДВОИХ
ДВЕНАДЦАТЬ ЗАРУБОК
9 апреля 1945 года мы, четыре бывшие маршевые роты, выстроились полукругом на лесной опушке и слушали короткую речь командира полка майора Локтева. Невысокий и узкоплечий, в хорошо подогнанной шинели, он поразил меня своим юношеским лицом. Когда майор, вытирая пот со лба, снял фуражку, я готов был дать ему от силы двадцать лет — никак не больше, чем Володе Железнову.
— Ваше пополнение прибыло исключительно своевременно! — энергично жестикулируя, восклицал командир полка. — Оно вольёт свежие силы в наши поредевшие ряды. Вы будете сражаться рука об руку с орлами-гвардейцами, гордостью полка, — берите с них пример, учитесь их мастерству и геройству! Мы верим, товарищи бойцы, что вы не посрамите чести гвардейской дивизии, которой неоднократно салютовала столица нашей Родины Москва! Наша дивизия с боями прошла всю Украину, освобождала Польшу и одной из первых ворвалась в логово фашистов. Добьём же их, товарищи бойцы! А теперь — вопросы. В моем распоряжении, — майор нетерпеливо взглянул на часы, — две минуты. Быстрее!
— Выходит, мы теперь как бы гвардейцы? — восхищённо выкрикнули из рядов.
— Это звание нужно заслужить, — коротко ответил майор.
— А когда мы получим оружие?
— Немедленно.
— Винтовки или автоматы?
— Автоматов, к сожалению, недостаточно. В основном карабины.
— Если не секрет, сколько вам лет, товарищ командир полка?
— Это не имеет значения, — резко ответил майор. — Ещё вопросы?
— Правду ли говорят, что на Берлин пойдём?
— Спросите у командующего фронтом Маршала Советского Союза товарища Конева, а потом поделитесь этой тайной со мной.
По рядам прошелестел смешок.
— Товарищ комполка, а дырки на ремне больше вертеть не придётся? Солдаты интересуются.
— Это зависит только от вашего аппетита и размеров котелка. Устраивает?
— Ещё как! У нас по два котелка на брата!
— А воевать тоже за двоих будете?
— Постараемся, товарищ командир полка!
— Тогда желаю успехов!
Майор улыбнулся, откозырнул и укатил на «виллисе», а я долго смотрел ему вслед, растревоженный одним видением. Когда «виллис» трогался с места, на заднее сиденье вскочил старший сержант-автоматчик, атлетически сложенный парень среднего роста с выбивающимся из-под пилотки русым чубом. Я готов был биться об заклад, что уже видел когда-то эту ловкую фигуру, эти голубые навыкате весёлые глаза.
— Не знаете старшего сержанта, что вместе с командиром полка поехал? — приставал я к солдатам, пришедшим поглазеть на пополнение и поискать земляков.
Многие пожимали плечами, а один неуверенно сказал: «Кажись, из разведки. Я сам здесь две недели, под Бреслау в полк пришёл».
— Здорово там досталось? — с деланной небрежностью побывавшего в переделках полюбопытствовал я, вспомнив слова майора насчёт «поредевших рядов».
— Много народу побили, — печально сказал солдат и сокрушённо махнул рукой. — Окружили тот Бреслау. Когда тяжёлая бьёт, отсель слыхать.
— Эй, славянин, ты не вяземский?
— Мценский я.
— Орловский рысак, значит? Прощения просим, портретом ошибся.
— Ищи, ищи, пряник вяземский.
— Вологодские есть? — громыхало оканье. — Во-ло-годские!
— Харьковских не треба?
— Кто последний своими глазами ласкал Одессу-маму? Признавайтесь — осчастливлю! Разопьём на брудершафт французское шампанское!
Володя, подмигнув мне, сорвал с плеча гитару.
— С оде-есского кичмана сбежали три уркана…
— Дрруг! Дай я тебя чмокну!
— Погоди чмокаться, брянский я! — сопротивлялся Володя.
— Братцы! — умолял густой бас. — Из Читы есть кто?
— Иркутский не подойдёт?
— Подойдёт! Здорово, земляк!
И два сибиряка приняли друг друга в медвежьи объятия.
Сергей Тимофеевич во все глаза смотрел на разыгравшуюся перед нами сцену.
— Представляете, каковы масштабы страны, — с довольной улыбкой проговорил он, — если среди тысячи человек земляка не найти! Нет, вы только подумайте, какой символ! Вот что такое Россия…
— Третья рота — выходи строиться!
Молоденький белобрысый сержант, на потрёпанной гимнастёрке которого звенели две медали «За отвагу», повёл нас по лесной дороге. От сознания того, что за ним послушно идёт полтораста человек, сержант важничал, но не упускал случая покрасоваться перед идущими навстречу товарищами.
— Здравия желаем, товарищ командир роты! — выпучив от усердия глаза, приятели в струнку вытягивались перед сержантом.
— Что за видик? — включился в игру сержант. — Пораспущались, понимаете! Выдраить мне… танк, чтоб блестел как новенький!
Меня обрадовало, что у многих солдат на ремнях висели трофейные пистолеты и кинжалы — давняя моя мечта! Сердце прыгало в груди при мысли о том, что скоро и я буду так же прекрасно выглядеть. Вот бы Тае фотокарточку послать! Тая-то все про меня знает, это мама думает, что её сынок в училище…
Растеряв строй, мы толпой шли за сержантом, с интересом поглядывая на аккуратный нерусский лес, чистый и прореженный; казалось, сосны выстроились в ровные шеренги и стоят по стойке «смирно» — как в ухоженном парке.
— Хозяева… — вздохнул Митрофанов. — Не то что наш лес — мусорная свалка…
— Не думал, не гадал — Германия… — пробормотал Сергей Тимофеевич. — Теперь, Миша, в анкете будешь писать: «Был за границей».
— Трава как трава, и земля такая же, как на Смоленщине, — удивлялся Митя Коробов, — а поди же, каких палачей выродила… Катюша где-то здесь, сестричка. Может, встречу, а, Сергей Тимофеевич?
— У тебя хоть надежда есть, а моего брательника повесили, гады, в Орле на площади, — ожесточённо сказал Митрофанов. — В сорок втором.
Я украдкой посмотрел на Володю — он не любил таких разговоров и шёл нахмурясь. Сергей Тимофеевич мне рассказывал, что у Володи немцы расстреляли всю семью — отца, мать и трех сестёр: нашли спрятанного в погребе раненого лётчика.
Батальон располагался в лесу, метрах в двадцати-тридцати от дороги. Из небольших, на четверых, палаток доносилось похрапыванье; по-домашнему бродили, пощипывая свежую травку, стреноженные лошади, а в повозках на ящиках с боеприпасами дремали ездовые; расстелив на траве шинели, несколько солдат чистили оружие, читали книги. Из одной палатки выбрался заспанный старший лейтенант, оказавшийся нашим комбатом Макаровым, ординарец привёл командиров рот, и начался отчаянный торг, предметом которого были наши персоны. Комбат сначала терпеливо слушал, потом приказал всем замолчать и принял соломоново решение: выделил по одному взводу каждой роте. Здесь мы получили истинное представление о потерях полка под Бреслау: даже вместе с нами в роте оказалось не более половины обычного состава…
— Будем знакомиться, — собрав нас в кружок, заявил тот самый белобрысый сержант. — Я есть командир первого взвода гвардии сержант Виктор Чайкин.