Меня не ругали, но писали, что я «не овладел стихотворной формой», и опять обвиняли в том, что «сюжеты вымученные и нежизненные».
Мне казалось, что все мои домашние потихоньку торжествуют. И когда они начинали хвалить Нельку за ее способности и трудолюбие, мне всегда казалось, что они чего-то не договаривают, но сами в душе думают: «А у тебя никаких способностей нет. И трудолюбия хватает только на то, чтобы возиться со своими птицами!»
И я так сильно захотел доказать им, что они неправы… Так сильно, что даже, помнишь, украл чужое стихотворение и хотел выдать его за свое. Я никогда не забуду тот родительский день и твое лицо, когда ты рвала на клочки чужое стихотворение, которое я подписал своей фамилией. Я давно хотел сказать тебе о том, что этого больше никогда не будет. И вот сейчас говорю…
А если письма мои и правда хоть немножко похожи на рассказы или, там, на повесть, то это здорово. Это у меня как-то случайно, само собой получается… А может быть, потому, что в них сюжеты не выдуманные, как были в той моей тетрадке, а «взяты из жизни». Я очень хорошо запомнил слова, которые были в тех красивых конвертах, гладеньких и пахнувших клеем, которые мне присылали из редакции.
Я теперь даже нарочно буду писать письма, как рассказы. Со всякими подробностями. Пусть у меня будет хоть один настоящий читатель: ты, Оля!
Неужели Артамонов и сейчас продолжает выживать тебя со своей парты? И издеваться над твоей рукавичной мастерской? Напиши об этом. И попроси меня наконец выполнить твою просьбу… Очень прошу тебя.
Коля
Оля пишет Коле
Дорогой Коля!
Это испытание будет труднее первого… А может быть, и легче. Но, по крайней мере, оно будет тайное! О нем не напишешь в стенгазете или в «боевом листке»…
Я расскажу тебе, Коля, о человеке, который там, на Урале, скучает обо мне сильнее всех. Другие, наверно, скоро меня забудут, а Тимофей не забудет… Я знаю это. Его фамилии нет в нашем классном журнале: он учится и живет далеко от нашей школы, на другом краю города.
Впрочем, Тимофея можно вполне называть Тимошкой, потому что ему нету пока еще и девяти лет. Как раз скоро исполнится: двадцать девятого декабря… Но лучше все-таки говори ему «Тимофей». Я первая стала так называть его, и ему это очень нравится.
Года два с половиной назад я заметила, что Тимошка все время толчется в штабе дружинников возле своего старшего брата, которого ты очень хорошо знаешь, — возле нашего Феликса… Феликс объяснил мне, что отец и мать их работают на руднике, в семидесяти километрах от города, домой приезжают только по воскресеньям и маленького Тимошку не с кем оставлять.
Тогда-то мы с Тимошкой и подружились. Не сразу, конечно… Он долго меня не признавал и говорил брату: «Чего она пристает?» Я хорошо помню его стриженый, ершистый затылок, которым он всегда поворачивался ко мне. А потом уж я разглядела и его лицо: хмурое, насупленное, кажется, наполовину занятое очками. Он стесняется этих очков и, может быть, поэтому такой хмурый…
Я научила Тимошку читать. Помню, приносила ему самые интересные книжки, такие, чтобы он никак не мог от них оторваться и один удрать на улицу. Тимошка перестал торчать в штабе: книги прямо-таки приковали его к дому"
Потом Тимошка заболел. Это была неслучайная болезнь… Когда много лет назад, в Крыму, Феликс наткнулся на мину, неподалеку от него стоял годовалый Тимошка. Его отбросило в сторону взрывной волной, оглушило. А через пять лет после этого начались головные боли. Такие сильные, что Тимошка (а он очень терпеливый) плакал и кричал… Когда первый раз ему стало плохо, родители его были в отъезде. А Феликс как раз готовился к экзаменам в институте. Трудно было… Но я целыми днями сидела возле Тимошки, а мама моя его лечила. И в больницу мы его не отдали, сами выходили.
Мама сказала, что Тимошке надо побольше гулять, дышать свежим воздухом. И мы с ним стали гулять. Я выдумывала разные истории, чтобы ему не было скучно: то мы с ним отправлялись в путешествие, то искали что-то. Он очень любит разные поиски и неожиданные находки. Но головные боли все равно возвращались. Они и сейчас еще мучают его. И я тут часто думаю об этом, потому что очень люблю Тимофея.
Сперва я просто хотела помочь Феликсу, который один никак не мог с ним справиться, хотя Тимошка уважает старшего брата и даже гордится им.
Но главное, Феликс мало видит Тимошку. Только рано утром да поздно вечером. Он ведь все время занят: то в школе у нас, то в штабе дружинников, то в библиотеке…
Вот Тимошка и привязался ко мне. А я к нему. И так сильно мы с ним сдружились, что я даже не смогла сказать ему правду, когда уезжала из вашего города. Не смогла сказать, что уезжаю навсегда, просто не смогла. И пообещала, что скоро вернусь… Даже адреса не оставила: родители, мол, будут ездить с геологической партией где-то недалеко, по Уралу, — и я с ними. А потом, сказала, вернусь обратно…
И Тимошка ждет, что я снова приду к нему, как бывало раньше. Каждый день ждет…
Но вместо меня, Коля, должен прийти ты. И как-то занять мое место в Тимошкиной жизни. Понял? Тогда уж можно будет сказать, что я, наверно, не приду больше в двухэтажный домик на Зеленой улице. Там, в третьей квартире, ты должен подружиться с Тимошкой. Но сперва приди туда тайно от всех и даже от Феликса: может быть, он не захочет, чтобы кто-то еще вмешивался в их жизнь. Меня он сам просил помочь, а тебя не просил. Но уж когда ты станешь настоящим другом Тимошки, тогда Феликс обрадуется и тайна будет не нужна.
Это и есть моя просьба. Тимошка днем всегда дома, ты легко застанешь его. Феликс пишет, что он даже на полчасика боится уйти куда-нибудь: а вдруг я приду! Принеси Тимошке интересные книги. Лучше всего Жюля Верна. Или что-нибудь про разведчиков. И не позволяй ему снимать очки. Скажи, что они ему к лицу, что он в них выглядит совсем взрослым. Скажи это как бы между прочим…
И еще хочу тебе напомнить: он очень любит всякие поиски, неожиданные находки и таинственные истории. Придумай что-нибудь такое, чтобы увлечь его…
Я хочу, чтобы ты полюбил Тимошку. Такого задания я дать не могу. Но хорошо было бы!
Оля
Коля пишет Оле
Здравствуй, Оля!
Так, значит, Тимофей — это младший братишка Феликса? Вот здорово! А я думал, это какой-нибудь старшеклассник.
Я еще ни разу не видел Тимошку, но уже немного его люблю. А как подружиться с ним, пока не знаю. Если придумаю, тут же напишу тебе.
Что же ты мне сразу не сказала, что Тимофей — это просто Тимошка? Я бы не искал его по всей школе.
Коля
Коля пишет Оле
Здравствуй, Оля!
После того как пришло твое последнее письмо, я все время думаю: как мне начать разговор с Тимошкой? Я уже три раза внимательно слушал по радио передачи для родителей. И даже кое-что записал в тетрадку.
Я сначала решил, что буду воспитывать Тимошку по всем правилам педагогической науки. Я даже составил и выучил наизусть текст своей первой педагогической беседы, где было много примеров из жизни, пословиц и поговорок. По радио говорили, что их язык «наиболее убедителен». В моей беседе были такие, например, места:
— Я надеюсь, Тимоша, что мы с тобой станем закадычными друзьями, что нас с тобой, как говорится, водой не разольют! Знаешь, наверно, Тимоша, такую русскую поговорку: «Скажи мне, кто твой товарищ, и я скажу, кто ты!..» Ты дружил с Олей Воронец, а она настоящая пионерка — значит, и ты будущий настоящий пионер. Я верю в тебя! (По радио говорили, что очень важно верить в человека, которого собираешься воспитывать.