– Это ваш Пашка – бандит! Он все время ко всем лезет! Вчера ко мне лез!
Мать Винта отпихнула Веньку так, что он, отлетев от нее, проехал щекой по острому краю желоба для мела на доске. Щеку прочертила глубокая царапина, из которой на пол закапала кровь. Мать Винта не видела этого, потому что по-прежнему трясла Антуана за толстовку так, что его голова периодически стукалась о стену. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы девчонки не сбегали за директором и Кирой Геннадьевной. Вдвоем они оторвали женщину от Антуана. Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Учителя под руки вывели ее из класса.
Антуан, поправив сбившуюся одежду, подошел к Веньке и подал ему руку. Венька поднялся с пола, зажимая рукой кровоточащую царапину. Антуан, склонив голову набок, разглядывал его так внимательно, будто видел впервые.
– Чего влез? – спросил он.
Венька пожал плечами.
– Девчонки! Дайте ему платок! – потребовал Клюшев.
Тут же четыре платка были протянуты Веньке. Он выбрал с красной каемкой, Аллочкин. Может быть, он, Венька, не такой уж и трус? А? Как ты думаешь, Аллочка? Такие вот вопросы замелькали в Венькиной голове. Но Аллочка уже отошла к своей парте и оттуда бросала пламенные взгляды на Клюшева.
После ОБЖ ребята побежали в спортзал поиграть в «картошку». Венька не пошел, остался в классе. Он не любил быть «картошкой». Слишком уж сильно лупили мячом. Веньке не нравилось, когда было больно. А ловить мячи он не успевал, потому что все время прикрывал голову руками.
– Это так оставить нельзя! – услышал он за спиной голос Таньки Осокиной, главной своей врагини.
Танька презирала Веньку, чего не скрывала, а, наоборот, всячески старалась подчеркнуть. Когда Венька горячился, доказывая что-либо, она обязательно ядовито подзуживала:
– А ты заплачь! Заплачь еще! – и всякий раз добавляла: – Баба!
Осокина всегда смеялась, когда Венька своим куриным почерком писал на доске предложения с десятком ошибок. Кира Геннадьевна возмущалась ее поведением, и Танька немедленно замолкала. А потом еще больше потешалась над Венькой на математике или на физкультуре.
– Этому Винту мало было руку с носом переломать, – продолжала между тем Танька. – Смотрите, что из-за него вышло! Его мамаша чуть не растерзала Антуана! Это ему так не пройдет!
– Девочки! А мне Зойка из 7-го «Б» сказала, что Антуан отделал Винта вовсе не из-за «баскета», – вставила Лена Прижняк.
– А из-за чего?
– Говори, Ленка!
– В чем дело? – наперебой стали интересоваться девчонки.
Венька на своей первой парте весь превратился в слух. Девчонки его никогда не стеснялись, так как за человека не считали, и Венька рассчитывал услышать разговор до конца.
– Это все из-за одной девочки! – торжественно произнесла Лена.
– Из-за какой? – первой не вытерпела Аллочка, и Венька понял, что она мечтает быть этой девочкой.
– Тайна, как говорится, покрытая мраком, – пожала плечами Прижняк. – Зойка видела, как наши дрались на футбольном поле, и слышала, как, уходя, Антуан крикнул Винту, чтобы тот больше не пялил на нее глаза. А вот на кого это «на нее», Зойка не знает.
– А я знаю, – сказала Осокина, – вернее, догадываюсь. Ему Наташка Шиндяева из 7-го «Б» нравится.
– С чего ты взяла? – опять не вытерпела Аллочка.
– С того! На прошлой дискотеке он только и делал, что крутился около нее.
– Но ведь танцевать не приглашал! – не унималась Аллочка.
– Когда пригласит – поздно будет! – заключила Танька. – И вообще! Просто безобразие, что себе эти «бэшницы» позволяют! Отбивают у нас парней, причем самых лучших… Надо немедленно что-то делать!
– А вам Винта не жалко? – сменила тему Оля Авласович. – Превозносите Клюшева до небес, как героя, а он, может быть, человека калекой сделал.
– Это Винтяра-то человек? – возмутилась Танька.
– Но он же пострадал! – не сдавалась Оля.
– Ну и целуйся теперь с этим страдальцем! – отрезала Осокина. – Можешь ему посылочку в больницу собрать!
– Оль! Антуан ведь не специально, – стала убеждать Олю Прижняк. – Просто у Пашки кости слишком слабыми оказались. А какой Винт гад, ты и сама знаешь не хуже нас.
– Все-таки интересно, за кого же Антуан Винту накостыля-я-ял? – протянула Танька.
– Ой, девочки! А мы сейчас Козлика попросим об одолжении.
Венька вздрогнул, услышав одну из своих многочисленных кличек, а перед ним уже возникла Прижняк.
– Ты, Козлов, можешь выполнить одно поручение? – спросила она.
Венька напрягся. От девчонок хорошего ждать не приходилось.
– Ты не мог бы, – продолжила Лена, – узнать у Антуана, какая девочка ему нравится?
– Так он мне и скажет… – буркнул Венька.
– Ну ты же его сегодня почти от смерти спас! – хохотнула Осокина, моментально оказавшись рядом с Прижняк. – Не стесняйся, Козлик! Это твой шанс! И нам польза!
Венька резко встал. Учебники посыпались с парты. Он хотел послать девчонок подальше, даже набрал в грудь воздуха, но раздался звонок на урок. В класс начали вбегать ребята. За ними вошла Кира Геннадьевна. Началась литература.
Конечно, ни о чем таком Венька Антуана спрашивать не станет. Во-первых, потому что Клюшев ему ни за что не скажет. Вернее, это во-вторых, потому что Венька и так знает, кто ему нравится. Вовсе не Наташка Шиндяева из 7-го «Б». А той девочке, которая Антуану нравится, вовсе не обязательно знать об этом.
Таня
Танина анкета из старой тетради по английскому гуляла по классу. На вопросы ответили уже почти все девчонки и даже многие ребята, но ни одна страница не была исписана характерным острым почерком Антуана. На листе, где Таня ожидала получить романтическое послание, красовался глупейший стишок, написанный Генкой Рябой:
Любовь – страна,
Любовь – земля,
Ты все одна,
Один и я.
После того как Ряба отдал тетрадь хозяйке, он самым отвратительным образом принялся ей подмигивать при каждом удобном случае. Таня терпела, терпела, потом подошла к Рябе и, покрутив пальцем у виска, строго сказала ему:
– Еще раз подмигнешь, больше никогда не дам списать алгебру, понял?
– Не дурак, – отозвался Ряба и подмигивать перестал.
На том листе, где Осокина просила желающих с ней дружить поставить свои росписи, этих самых росписей появилось штук десять. И все они были как раз такие, что ни за что не разберешь, кому принадлежат. Каждый старался сделать свою роспись как можно сложнее, непонятнее и наворотить побольше росчерков и завитушек. Таня порадовалась, что предусмотрела это, и с замиранием сердца взглянула на внутреннюю сторону обложки. На том месте, где должна была стоять вожделенная буква, красовалось непонятное сине-фиолетовое месиво. Видимо, несколько человек пытались написать свою букву на одном и том же месте. Сверху все это было перечеркнуто крест-накрест жирными линиями, а рядом корявым почерком написано: «Рябков». Таня презрительно хмыкнула, покачала головой и на всякий случай еще раз просмотрела анкету с начала до конца. Ожидаемого она там так и не увидела и отдала тетрадь Аллочке Любимовой.
После уроков Тане надо было идти в музыкалку. Мама мечтала, что младшая дочь станет пианисткой, и мучила ее этой музыкалкой с первого класса.
Еще в прошлом году Таня воспринимала занятия музыкой как должное, хотя уже тогда, садясь за пианино, ставила перед носом будильник и в мучениях лупила по клавишам ровно один час. Если час истекал, когда этюд или сонатина были сыграны только до половины, ничто и никто не мог заставить ее доиграть произведение до конца.