Там на деревянных полочках рядами были разложены выпуклые медные буквы, цифры, веночки и разные узоры, которыми украшают переплёты дорогих книг. Были в этом шкафчике и целиком составленные слова. Чаще всего Марийка видела, как Курбанов печатает золотом одно и то же: «Блокнот», «Меню», «Альбом», «Нотабенэ», «Сувенир».
Вот и сейчас Курбанов выдвинул несколько папок и рылся в них, отыскивая какую-то надпись.
Вытянув шею, Марийка заглянула в шкафчик. Каких только там не было букв! И прямые буквы, и косые, и с завитушками, похожими на виноградные усики. Дальше лежали тяжёлые медные лиры, якоря, птички с веточкой в клюве, цветы, пчёлки, кораблики и руки с протянутым указательным пальцем.
– Черт!… – бормотал Курбанов. – Куда этот ять проклятый задевался… Поищи-ка на полу…
Марийка стала шарить на полу. Повсюду валялись обрезки бумаги и коленкора. Вместо буквы, ять Марийка нашла под ногами медный восклицательный знак. Он был приплюснут и Марийка сунула его к себе в карман. Она знала, что Курбанов всё равно выбрасывает приплюснутые буквы.
Курбанов взял со стола тёмно-зелёный сафьяновый переплёт, положил на него тоненький листочек золотой бумаги, а на листочек несколько тяжёлых медных букв. Марийка уже знала, что теперь Курбанов положит переплёт под горячий пресс, а когда вытащит его оттуда, то на зелёном сафьяне будут блестеть оттиснутые золотом буквы.
В коридоре послышался визгливый женский голос. Распахнулась дверь, и в мастерскую вошла мадам Тараканова. Это была маленькая женщина с тоненькими ручками и ножками, с крохотной, точно змеиной, головкой, на которой сидела большая чёрная шляпа. Даже непонятно было, как такая маленькая головка не сгибается под тяжестью этакой огромной шляпы, украшенной множеством перьев, бантов и шпилек.
Тараканова надела на нос пенсне, подбежала к стенке и стала её рассматривать.
– Все стенки изгадили и заплевали! – закричала она. – Опять Сутницкий жалуется. Завтра бабу пришлю. Она тут уберёт и стенки побелит. А ты, Банкин в тех местах, где обои разлезлись, бумагой подклеишь, возьмёшь там в кладовке обёрточную. И если замечу, что кто-нибудь стенки пачкает, – расчёт. И никаких объяснений!
Переплётчики молчали.
Тараканова раскрыла записную книжку, отыскала в ней что-то и сердито спросила:
– Прокурору книги готовы?
– Соловьёв кончает, – ответил мастер Смирнов.
Тут Тараканова заметила Марийку, сидевшую в углу на книгах.
– А ты что тут расселась? Стащить что-нибудь хочешь? Пошла вон! Ну, живо!…
Марийка выбежала вон, придерживая рукой карман, где лежал восклицательный знак.
«КОММАН ВУ ПОРТРЕТ ВУ?…»
С трёх часов Марийка сидела на окне в коридоре и выглядывала во двор – не идёт ли Саша.
«А вдруг он забыл про альбом, а вдруг он не найдёт цветной бумаги, а вдруг Тараканиха его куда-нибудь услала?»
Она увидела Сашу, как только он вошёл в ворота, и со всех ног побежала ему навстречу:
– Сашенька, принёс?
Саша издали помахал ей альбомом.
Альбом был тёмно-красный коленкоровый, уголки Саша обтянул кожей. Страницы все были из розовой, жёлтой и зелёной бумаги. Марийка никогда ещё не держала в руках такого красивого альбома. Уж теперь не стыдно идти на именины.
На первой страничке Марийка написала: «Дорогой Вандочке на добрую память от Марии Внуковой». Потом она начала наряжаться. Она надела накрахмаленное ситцевое платье-татьянку, чистые белые носки и ярко начищенные ботинки.
– Что ж, одета, как дай бог всякому, – одобрительно сказала Поля, со всех сторон осмотрев дочь. – Смотри же веди себя как воспитанная, за столом не жадничай и ни с кем не дерись…
– Уже половина шестого! – испугалась Марийка. – Побегу Лору торопить…
Лора стояла в спальне перед зеркальным шкафом и любовалась своим нарядным батистовым платьем, которое всё было обшито воланчиками.
Через плечо на шёлковом шнурке у неё висел вышитый карманчик с крохотным кружевным платочком.
Марийка побежала обратно в кухню.
– Мама, – закричала она ещё с порога, – а платочек?
– Какой тебе ещё платочек?
– У Лоры в карманчике лежит, и мне тоже нужно. Ведь на именины же…
– Ну, поищи в столе, там лоскуток белый. лежал под полотенцем.
– Да не годится лоскуток! Ванда увидит сразу, что это тряпка.
– Вот наказание! Ну ладно уж…
Поля вытащила из сундучка новенький батистовый платочек, обшитый кружевцами.
– Ну, так и быть – бери. Потеряешь – выпорю! Да смотри – груши или вишни будешь есть, рот не обтирай: пятна-то фруктовые не отмываются.
–: Марийка, иди скорей! – закричала Катерина. – Лорочка уже давно одемшись, а эта принцесса всё никак не вырядится!
Катерина выпустила девочек через парадную дверь. Лора шла впереди, держа обеими руками коробку с чайным сервизом. Она шла очень медленно, потому что боялась споткнуться и уронить коробку. Розовый бант в её волосах качался; точно пышный цветок. От Лоры пахло духами. Марийка шла позади с альбомом под мышкой и посапывала носом. Она думала, что если очень сильно тянуть в себя свежий горьковатый запах Лориных духов, то хоть часть его перейдёт к ней.
Когда они проходили через двор, Володька из 35-го номера, сидевший на заборе, стал дразнить Марийку:
Кучерявый баран,
Не ходи по дворам!
Там волки живут,
Твои патлы оборвут…
Машка, тащившая через двор ведро с водой, остановилась и с завистью посмотрела на Марийку.
Марийка на минутку отстала от Лоры:
– Маш, понюхай, хорошо от меня пахнет? Машка поставила ведро на землю и приложилась носом к Марийкиной шее.
– Пахнет керосином, – сказала она.
– Это мне мама вчера голову керосином мыла. А духами ещё не пахнет?
– Может, и пахнет, да керосином перешибает.
– Ну, я пойду… – сказала Марийка.
– Эх, ты, а ещё воробья собиралась со мной хоронить!…
– Марийка, что ж это ты? Мы опоздаем! – закричала Лора.
Она стояла на крыльце парадного подъезда № 3 и дожидалась Марийки.
– Завтра, Маша, всё расскажу, что там будет! – крикнула Марийка и побежала вприпрыжку.
Ей казалось, что она сейчас очень красивая и нарядная. Ей хотелось прыгать, кричать, выдумывать разные игры. Но она чинно, «как воспитанная», поднималась по лестнице следом за Лорой.
Когда девочки вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице, Марийку от страха даже затошнило и ладони у неё вспотели. Она сунула альбом под мышку и помахала руками в воздухе, чтобы скорей высохли.
Лора приподнялась на цыпочки и позвонила. Дверь у Шамборских была коричневая. Медная дощечка, ручка, звонок и даже жестяная марка с надписью: «Страховое о-во Саламандра» – всё блестело, как золотое.
Дверь девочкам открыла сама Ванда. Она была в голубом шёлковом платье, белобрысые волосы её были завиты в трубочки – по четыре трубочки на каждом плече.
– Лора пришла! – закричала она. – Теперь не хватает только Серёжи и девочек Добрышиных…
– Дорогая Вандочка, поздравляю тебя с днём твоих именин и желаю тебе всего, всего хорошего, – сказала Лора и протянула Ванде коробку с сервизом.
Ванда тут же, в передней, вынула из коробки чайничек и крохотную сахарницу.
– Ах, какая прелесть! Какие малюсенькие чашечки! – закричала Ванда. – Они гораздо меньше тех, что мне подарила в прошлом году мама…
Марийка шагнула вперёд и «молча протянула Ванде свой красный альбом с уголками, но та была так занята сервизом, что ничего не замечала.
– Возьми, – сказала Марийка, ткнув Ванду альбомом в бок, – это тебе.
Ванда оглянулась.
– Ах, альбом!… Это сегодня уже четвёртый! Спасибо большое.
Она положила альбом на столик и снова занялась чайничком и его голубой крышечкой, которая была не больше двадцатикопеечной монеты.