Тут откуда-то сверху вдогонку ей полетели огурец, две картофелины и медная пепельница.
Собака с визгом выскочила за калитку. А через минуту с лестницы сбежала Стэлла, путаясь в длинном голубом переднике. Она подобрала пепельницу, щёлкнула по лбу Мару, который всё ещё стоял на скамейке и ревел, а Марийке крикнула:
– Послушай, как тебя зовут?
– Марийка.
– Ты молодчина, Марийка, что не испугалась. Собака-то, пожалуй, и вправду была бешеная…
Через час с улицы прибежала Машка и рассказала, что в соседнем дворе большая чёрная собака покусала двух девочек. Все решили, что это та самая.
А на другой день после случая с собакой Стэлла вдруг позвала Марийку к себе в гости.
В комнатах у Стэллы всё было не похоже на то, что привыкла видеть Марийка в других домах.
На стенах висели большие пёстрые афиши.
С Е Г О Д Н Я
ГРАНДИОЗНОЕ ЦИРКОВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
КОНЮШНЯ ВИЛЛИАМА ТРУЦЦИ
БОКС АВСТРАЛИЙСКОГО КЕНГУРУ С ЧЕЛОВЕКОМ
в антрактах знаменитый клоун
ЛЮБИМЕЦ ПУБЛИКИ ПАТАПУФ
– Видишь, это мой папа – любимец публики, – указала Стэлла на последнюю строчку.
– А что это такое – «в антрактах»? – спросила Марийка.
– Это, когда зажигают свет и устраивают перерыв. Неужели ты никогда не была в цирке?
– Нет.
– Не может быть! Ни разу? – сказалаСтэлла. – Ну ладно, я тебя как-нибудь возьму с собой.
Под потолком в комнате у клоуна раскачивались кольца для гимнастических упражнений, на стульях были навалены зелёные и рыжие парики, панталоны с разноцветными штанинами и высокие шляпы всех цветов и размеров, которые Стэлла называла «цилиндрами».
Над кроватью висел большой портрет. Темноглазая кудрявая женщина в пышной газовой юбочке сидела на белом коне.
– Это моя мама, – сказала Стэлла, – она была наездница… – И, немного помолчав, добавила: – Мама разбилась насмерть, когда проделывала один трудный номер. Она упала с лошади на полном скаку. Я и сама хотела стать наездницей, но папа не позволяет, поэтому я готовлюсь на акробатку. Вот, смотри…
Стэлла стащила с себя платье и осталась в чёрных трусиках и красной вязаной фуфайке. Она натёрла ладони каким-то белым порошком, разбежалась, ухватилась за кольца и начала на них кувыркаться. Она качалась то на одной руке, то на другой, стояла в кольцах, как на полу, и наконец повисла вниз головой, совсем не держась руками. Потом она спрыгнула на пол и отёрла пот с покрасневшего лица.
– Здорово ты кувыркаешься! – сказала Марийка с восхищением.
– Что ты! Это ведь самые простые упражнения. Вот погоди, я тебе сейчас что-то покажу.
Стэлла просунула в кольца толстую палку, а посередине палки укрепила кожаную петлю. Потом она разбежалась, подпрыгнула кверху и вдруг повисла на петле, уцепившись за неё зубами, словно собака.
Марийка смотрела, раскрыв от удивления рот.
– Хочешь попробовать? – спросила Стэлла. – Это совсем не трудно. Нужно только не разжимать зубов.
– Я не смогу, – покачала головой Марийка.
– Ну попробуй.
Марийка взяла в рот кожаную петлю. Она была солёная, и от неё пахло сапогом.
– Нет, я не могу, – сказала Марийка, отплёвываясь, – у меня и так болит молочный зуб…
– Ну, тогда попробуй перекувыркнуться в кольцах.
Стэлла заколола булавкой Марийкино платье на манер штанов. Ухватившись за кольца, Марийка начала раскачиваться, как на качелях, и перекувыркнулась два раза подряд.
– Ты способная, – похвалила её Стэлла. – Ну, слезай. Теперь мы будем стряпать обед.
Она надела поверх трусиков свой длинный голубой передник и зажгла керосинку. Стэлла и Марийка нажарили полную сковородку гренков и сварили какао. На сладкое у них были бисквиты с земляничным вареньем. Марийке очень понравилось стряпать такой обед. Это не то что у доктора, где чуть ли не полдня приходится чистить картошку и молоть в мясорубке мясо.
Гренки они ели прямо со сковородки, какао Стэлла пила из кастрюльки, а Марийка из молочника. Молочник потом сполоснули под рукомойником и поставили сохнуть на окно.
Когда Ляля и Ванда узнали, что Марийка побывала в гостях у Стэллы, ела там бисквиты с вареньем и кувыркалась на кольцах, они очень обиделись, что Стэлла позвала в гости Марийку, а не их. Целый день они ходили надутые и всё время перешёптывались. А в семь часов вечера Марийка увидела, что во двор въехал извозчик и остановился у подъезда Шамборских. Через несколько минут выбежали разряженные Ванда и Ляля, а вслед за ними вышла толстая Шамборщиха. Все они уселись на пролётку и уехали.
– В цирк покатили! – сказала Машка, которая всегда всё знала.
На следующее утро, когда Марийка бежала через двор в лавочку к Фельдману, она увидела под старой акацией кучу ребят, столпившихся вокруг Ляли и Ванды. Ляля и Ванда что-то рассказывали, а ребята смеялись. Марийка подошла поближе и прислушалась.
– Подумаешь, есть чего задаваться, – говорила Ляля, – артист… артист… а его всё время бьют по щекам и дают ему подзатыльники.
«Про кого это они?» – подумала Марийка.
– Это прямо ужасно, как его били, – сказала Ванда. – Я бы не могла перенести, если бы моего папу так хлестали по щекам.
– И я бы не могла, – сказала Лора.
– Другие артисты представляют, – опять начала Ляля, передёрнув плечами, – ездят на лошадях, качаются на трапециях, а он только бегает и кричит, как дурак. Вот вам и артист!
Вдруг лицо у Ляли вытянулось, она толкнула Ванду плечом и шагнула назад.
Марийка оглянулась.
За спиной у неё стояла Стэлла. Оскалившаяся, с растрёпанной чёлкой, она была похожа на злую, взъерошенную кошку. Она ничего не говорила, а только смотрела на Лялю, не мигая своими пристальными чёрными глазами. И это было гораздо страшнее, чем если бы она ругалась.
Все дети с визгом бросились врассыпную, и только один Мара, как всегда, не успел удрать.
Стэлла схватила его за шиворот и всё так же молча надрала ему уши.
Потом она подтолкнула его в спину коленкой, и он, широко расставив руки, спотыкаясь, полетел по двору, да так быстро, как не бегал никогда в жизни.
Возле самого своего крыльца Мара упал животом на кучу песка и только тут догадался зареветь.
А Стэлла кому-то погрозила кулаком и, опустив голову, пошла к дому.
Она села на крыльцо и от злости стала стучать по ступеньке каблуками и скручивать жгутом свой носовой платок.
Марийка на цыпочках подошла к Стэлле.
– Они всё врут… Ты их не слушай, – сказала она тихонько.
– Нет, не врут, – сказала Стэлла, не глядя на Марийку.
Марийка так и ахнула:
– Ну?… А за что ж это его?
– Дура! – закричала Стэлла. – Как ты не понимаешь? Ведь это представление, это нарочно!
Марийка не слишком-то ясно понимала, что такое «представление», но зато она хорошо поняла, что Ляля с Вандой зря обидели Стэллу.
– Ну я ж и говорю, что они дуры, – успокоительно сказала она. – А Маре-то, Маре-то как здорово ты солдатского хлеба задала! Будет помнить!
Стэлла приподнялась и посмотрела на кучу песка, возле которой всё ещё топтался и всхлипывал Мара.
Она вдруг громко засмеялась и схватила Марийку за руку:
– Пойдём ко мне орехи щёлкать.
Марийке нужно было отнести домой лавровый лист для ухи, но она побоялась рассердить Стэллу и пошла к ней щёлкать орехи.
«КЕМ Я БУДУ?»
Марийка часто забегала к дочке клоуна.
Каждый раз, как она подходила к двери Патапуфа, она ещё издали слышала топот и прыжки. Можно было подумать, что в комнате клоуна скачут и возятся несколько человек, хотя там никого не было, кроме Стэллы.
Последнее время Стэлла всё реже и реже выходила во двор.