Выбежав за угол, они увидели Пашу, Кольку и Алика, которые брели по улице и ревели.
Увидев милиционера, ребята умолкли.
Оказалось, что бабушка Алика была глуховатой, и они не могли ни достучаться, ни дозвониться.
— Ну и ночка! — сказал Егорушкин. — Придётся всех вас за нарушение общественного порядка отвести в отделение.
— Не надо-о-о-о!
— А что мне с вами делать прикажете?
— Иван во всём виноват, — прохныкал Колька, — из-за него…
— Виновата я, — сказала Аделаида.
— Граждане! — воскликнул дед. — Спросите меня, кто виноват, отвечу. Спрашивайте!
— Кто виноват? — спросил Егорушкин.
— Я! — гордо ответил дед. — Это я, голова моя персона, про лунатиков Ивану рассказал. Значит, надоумил его. Готов понести заслуженное наказание.
— Сейчас надо решить, куда эту мелюзгу спрятать, — озабоченно проговорил Егорушкин. — Уж вы меня извините, а придётся родителей будить.
Когда все разошлись, дед сказал:
— Идём, Былхвост, на дежурство. И не вздумай больше лунатика из себя строить. Кончилось моё терпение. Понял?
Утром Иван пришёл в школу чуть ли не первым.
УТРОМ
Вернее, не пришёл, а прибежал.
Он трусил. Очень. Даже стыдился немного. Он понимал, что теперь никто ему не поверит, сколько ни сочиняй про свою болезнь. Невезучий он человек — что поделаешь? Не нарочно же он проспал.
Одна только и была надежда, что Аделаида тоже проспала.
Тут она и подошла. И с нею ребята.
— Вчера я себя прекрасно чувствовал, — сказал Иван. — Пилюль много съел. Помогло. Всю ночь спал. Впервые за много лет. А вы?
— А мы ночью дежурили, — ответила Аделаида, — с товарищем Егорушкиным.
— А также с псом Былхвостом, — добавил Паша, — он тоже лунатик. Вроде тебя.
— Врун ты и хвастун, — сказала Аделаида. — Из-за тебя им дома, знаешь, как попало? Ребята громко вздохнули.
— После уроков останешься, — приказала Аделаида, — начнём!
У Ивана мороз по коже пробежал.
— И правильно! — воскликнул Иван. — Ещё мало попало! Да я бы вас всех за такое безобразие в милицию бы забрал! Суток на семьдесят!
— За какое такое безобразие?! — поразился Колька Веткин.
— Пер-путал ты что-то, — сказал Алик Соловьёв. — Это пер-ступников в милицию забирают.
— А, может, вы и есть преступники во главе вот с этой особой, — Иван показал на Аделаиду. — Зачем к человеку пристали? — крикнул он. — Почему человеку нормально жить не даёте? Почему даже ночью ему от вас покоя нет?!
— Так ведь мы… — пробормотал Паша Воробьёв. — Так ведь мы ему помочь хотели!
— Не нужна ему ваша помощь ни капельки! — сказал Иван, отвернувшись. — Он жить по-человечески хочет! Ему ночью спать надо, а вы хотите, чтобы он по крышам скакал да по проводам бегал! Не выйдет!
ГЛАВА ПЯТАЯ,
писать которую автору очень не хотелось, потому что в ней Иван Семёнов снова совершает ряд плохих поступков, начинает драку с Аделаидой, терпит поражение и… выступает по телевидению
АДЕЛАИДА НАНОСИТ ПЕРВЫЙ УДАР
После уроков Аделаида поймала Ивана уже во дворе школы и за руку привела обратно в класс.
— Не могу я сейчас заниматься, — жалобно сказал Иван, — есть я хочу. Когда я голодный, то могу в любой момент — хлоп на пол.
— А если поешь?
— Тогда всё в порядке. Могу хоть целый час заниматься.
Аделаида достала из портфеля свёрток, развернула — шесть бутербродов с маслом и колбасой.
«Ух ты, крокодильская дочь! — подумал Иван. — Вот свалилась на мою голову!»
— Ешь, — грозно проговорила Аделаида, — лодырь несчастный. Лунатик заспанный.
— А ты паровоз бесколёсный.
— А ты… — Но она сдержалась, иначе бы они разругались, и предложила: — Ешь на здоровье.
Чего-чего, а есть Иван умел. И если бы за это умение давали звания, то Иван был бы примерно подполковником. Так что бутерброды он уничтожил быстренько.
— Наелся?
— Ни капельки. Придется домой идти.
— Сначала выучишь уроки.
— Не могу.
— Можешь.
Иван почувствовал, что сердце его замирает от страха, но проговорил громко и отчаянно:
— Не могу!
Аделаида крикнула:
— Можешь!
И — трах! — кулаком по столу.
Понимал Иван, что если сейчас отступит, то потом будет ещё труднее. И, закрыв от страха глаза, он крикнул:
— Не желаю!
Тишина.
Иван открыл один глаз и у самого носа увидел большущий кулак.
— Последний раз предупреждаю, — сквозь зубы произнесла Аделаида, — если ты сейчас же не станешь учить уроки, я за себя не отвечаю. Так стукну, что живым отсюда не уйдёшь!
— Ой-ой! — вскрикнул Иван и дёрнулся всем телом. — Ох! Ох! — И снова дёрнулся, ещё сильнее. — Ух! Ух! — И объяснил: — Началось. Сейчас меня часа три дёргать будет. Ох! Ох!
— Бух! — крикнула Аделаида и нанесла ему здоровенный удар по шее.
Иван стукнулся о стену так, что задребезжали стёкла в окне. Он лежал на полу и думал: «Ну что, крокодилова дочь? Попало тебе? Испугалась? Не знаешь, что и делать? А я лежу себе на здоровье».
— Ну как? — спросила Аделаида. — Живой?
— Живой-то живой, — ответил Иван, — но голова совершенно не работает. Что-то в ней треснуло.
— Склеим потом. Вставай.
— Не могу.
Взяла его Аделаида за шиворот, подняла, спросила:
— Ещё стукнуть?
Иван подумал и ответил:
— По-моему, не надо.
— Я тоже так считаю. Садись. Давай тетради, учебники, ручку. Что по арифметике задали?
— Вот этого я не помню.
— Зато я помню. Упражнение сорок третье. Приготовились. Начали.
«И откуда ты свалилась на мою голову? — с тоской подумал Иван. — Хоть бы ты заболела, что ли! А если Егорушкину на неё пожаловаться? Так, мол, и так, товарищ милиционер, избили. В голове трещина. Судить таких надо!»
— Ты же совсем не слушаешь! — рассердилась Аделаида. — А ну, слушай!
«Слушаю, слушаю, — насмешливо думал Иван. — Вот вызовут тебя в милицию, послушаешь». А вслух сказал:
— Не забыть бы мне сегодня в милицию зайти. Акт составить. Об избиении. Отвечать тебе придётся.
— За что?
— Так ведь… покалечила.
— Ваня! — сказала Аделаида. — Хватит! Ведь перед всем классом договорились, что жаловаться ты не будешь.
— А я и не жаловаться. Чего мне жаловаться? Просто милиция должна о всех хулиганах знать.
— Вань! Встань! — скомандовала Аделаида.
Иван тяжело поднялся, сказал:
— Интересно всё-таки получается. Чуть-чуть человеку голову не расколола да ещё командует!
— Вот что, — она положила ему на плечо свою тяжёлую руку. — Хватит. Мальчик ты не глупый. Выдумывать умеешь здорово. Ну чего ты? Скоро кончишь дурака валять?
— Скоро.
— А то ведь всем надоест с тобой нянчиться. Понял?
— Понял.
— Тебе хоть немного стыдно?
— Стыдно.
— Немного, средне или очень?
— Очень.
— Больше не будешь?
— Не буду! Не буду! Не буду! — крикнул Иван, расхохотался, бросился к окну и — прыг!
Выпрыгнул!
ПОГОНЯ. СНОВА НА КРАЮ ГИБЕЛИ
Оглядываясь через плечо, Иван видел, что Аделаида бежит за ним ровно, словно не торопясь.
— Куда? Куда? — спросил его сидевший на окне Колька.
И хотя Иван не ответил, Колька спрыгнул с окошка и помчался следом, на ходу спрашивая:
— А куда? А зачем?
Иван молчал: ему было трудно дышать.
Скоро к ним присоединился Паша.
— Куда? — спросил он, пристраиваясь за Колькой. — Зачем?
— Понятия не имею, — ответил Колька.
— Вы куда? — спросил Алик и, не дожидаясь ответа, бросился следом.
Улица кончилась, и они выбежали в поле. Иван обливался потом.
— Не могу больше! — крикнул Алик и остановился.
— Я тоже! — крикнул Паша и тоже остановился.
— Хватит тебе! — крикнул Колька и остановился. — Отдохни!
Тут Иван споткнулся и плашмя упал в пыль на дорогу. Упал и не встал. Лежал, вытянув руки и ноги, и не шевелился. Ему было всё равно.