— Пятый? А первый какой?
— Первый — квартплата.
Корреспондент чай выпил и говорит:
— Я к вам знаете по какому вопросу?
Файзула кивает:
— Знаем, знаем! ЖЭК предупредил.
А в это время другие ребята подходят: Семёнов, Дубарев, Куркина. Что корреспондент должен прийти — все слышали.
— Я вам все данные приготовил, — говорит Файзула и вынимает из кармана пачку листков. — Вот макулатура. Вот зелень. Вот пищевые отходы. Вот работа с детьми. Я с ними очень много работаю, они скажут.
— Да мне не это надо, — говорит корреспондент. — Я не по этому пришёл. Мне нужен Саша Скачков.
Все повернулись ко мне. А Файзула говорит:
— Вот этот Скачков. Но мы за него не отвечаем.
— Который Скачков? — спрашивает корреспондент.
«Ну, — думаю, — это насчёт грудняка». Я говорю:
— Ну, а чего я такого сделал? Прокатил немного его, так я ж только до угла… Ну, чего особенного?..
Корреспондент говорит:
— Какой — этот? Это не Скачков.
— Как не Скачков? — удивляется Файзула.
Ну вот, я уже и не Скачков.
Я говорю:
— Кто, я не Скачков? А кто же я, по-вашему?
Все кричат:
— Скачков! Это Саня Скачков! Мы его все знаем!
Корреспондент даже очки снял.
— Странно, а он совсем по-другому выглядел.
— Он постригся, — сказал Файзула.
Корреспондент снова надел очки и кого-то поискал глазами. Взгляд его упёрся на Тентелева.
— А ты мне голову не морочишь? Ты же говорил, что вы очень просите прийти к вам во двор из-за Скачкова. А его здесь нет.
— Правда, правда, — говорит Файзула, — его здесь нет. Он больше здесь не живёт. ЖЭК за него не отвечает.
— Ничего не понимаю! — сердится корреспондент. — А кому же мне отдать письмо? Вот тут у меня письмо есть для этого вашего Скачкова.
— Какое письмо? — кричу. — Где вы его взяли?
И уже хочу схватить моё письмо, это ведь моё письмо, и я уже всё понимаю: и как оно попало к нему, и кто этот человек, всё понимаю.
— Э, нет, — говорит человек, — давайте сначала разберёмся. Я работаю директором лодочной станции…
Файзула восклицает:
— Так вы не корреспондент?..
— Нет. Пять дней назад этот ваш неуловимый Саня Скачков похитил чужую лодку и утерял весло. Ну, мы вашего Саню, конечно, скоро взяли на буксир и на берег доставили. Стали удостоверять личность. Документа у него, конечно, никакого не оказалось, а было в кармане вот это письмо.
— Да отдайте же вы мне его, отдайте! — закричал я. — Моё это письмо!..
«Да что он не отдаёт-то! Вот же оно! Я так себе его и представлял».
— А как же оно оказалось в чужом кармане?
Тут мы услышали какие-то крики в стороне. Это Тентелев хотел привести к нам Михеева, а тот упирался.
— Не пойду!.. Не пойду!.. — выкрикивал весь красный Михеев.
Тогда его Дубарев под другую руку поддел.
— Да он ведь мне сам поручал, — хныкал Михеев, — Саня, ты ведь мне поручал смотреть в ящике?..
Я кивнул. Мне хотелось хоть чем-то помочь Михееву.
— Ну, вот видите… Я нашёл там письмо и хотел отвезти его Сане, честное слово, я хотел отвезти!.. А они отобрали… Вы же отобрали…
Я не мог больше тут находиться. Я вырвал письмо у директора лодочной станции, оно у него выскользнуло из рук, он даже внимания не обратил, потому что во все глаза смотрел на Михеева.
А я побежал!..
Прощай, старый дом!
И он побежал. Ах, как он побежал! Бежать-то, может быть, и не надо было, а в трамвай, в трамвай вскочить, притулиться где-нибудь на задней площадке и читать письмо, глотать строчку за строчкой.
Да разве ж он и так не знал, что в нём написано? Ведь он его насквозь видел, письмо-то это. Ведь отец едет, едет, может, он уже в дороге!..
А сзади его догоняли и Тентелев, и Дубарев, и Палён, и Семёнов, и Куркина. «Саня, Саня, — кричали они ему, — ты приезжай к нам, ты всё равно приезжай! И мы к тебе приедем!..
»
Но уже за его спиной оставалась старая улица, со всеми своими домами, витринами, деревьями, проводами, люками, светофорами…
Жёлтые листья летели косо над ним, как маленькие самолётики.
Прощай, старый дом!