Генрих III, мертвенно-бледный, поднялся с постели, быстро накинул халат и стремительно направился к матери. «Он был так взволнован, — пишет Маргарита, — будто объявили всеобщую тревогу и будто враг стоял у порога».
— Как же так, Мадам? — воскликнул он. — О чем вы думали, когда просили меня разрешить моему брату поехать на охоту? Разве вы не видите, какой опасности вы подвергаете мое государство, если он будет в этом участвовать? Нет сомнения, что эта охота превращается в весьма опасное мероприятие. Я сейчас же иду взять под стражу его и его людей и прикажу обыскать у него все сундуки. Я уверен, что мы обнаружим там много интересного.
После этого он вызвал дворцовую охрану и приказал:
— Следуйте за мной.
Маленькая вооруженная группа чуть ли не бегом двинулась по длинным луврским коридорам, направляясь в апартаменты герцога Анжуйского.
В ужасе от того, что король в состоянии гнева, чего доброго, еще убьет на месте Франциска, королева-мать прямо в ночной рубашке последовала за процессией. Вслед за ней на всякий случай трусцой бежали факельщики и несколько дам из свиты. У последних руки были заняты множеством одежды, которая могла понадобиться Екатерине Медичи, чтобы в случае чего предстать перед публикой в приличном виде.
Эти комичные скачки продолжались несколько минут. Перед комнатой Франциска все остановились, переводя дух.
— Откройте немедленно, — крикнул Генрих III, стуча кулаком в дверь.
Мирно спавший герцог Анжуйский отпер дверь и высунул голову. Вся орда тут же ввалилась в комнату, отшвырнув его к кровати. И тут удерживаемому стражей герцогу пришлось выслушать из уст короля поток оскорблений, в то время как лучники принялись шарить по сундукам, вытряхивать содержимое из всех ящиков, вспарывать мягкую обивку кресел, в результате чего комната мгновенно превратилась в лавку старьевщика.
Королева-мать, глядя на весь этот беспорядок, горько плакала, закутавшись в старый плащ.
Устав осыпать брата проклятиями, король, которому не терпелось узнать содержание таинственного письма, о чем ему сообщил «милашка», вместе с другими занялся его поисками. Вывернув все карманы разбросанной повсюду одежды, перетряхнув все вазы, содрав со стен картины, он наконец откинул простыню на постели и вдруг заметил маленький прямоугольный листок; но, прежде чем он успел протянуть руку, листок схватил Франциск. Задохнувшийся от ярости Генрих III кинулся на него, и оба брата боролись несколько мгновений, катаясь по кровати.
Екатерина Медичи вмешалась:
— Ваше величество, вы — король Франции, и что же вы себе позволяете!
Генрих III отпустил герцога Анжуйского. С трудом овладев собой, он произнес:
— Я приказываю вам дать мне прочесть это письмо.
Франциск упал на колени и стал уверять, что содержимое письма никакого отношения к политике не имеет.
Тогда к нему приблизилась охрана и так скрутила ему руку, что письмо само выпало.
Король быстро схватил изрядно помятый листок, прочел несколько фраз и раздраженно швырнул его на пол.
То было очень нежное письмо, написанное рукой м-м де Сов, с которой Франциск только что возобновил отношения.
Генрих III совершенно не ожидал этого. Маргарита в своих «Мемуарах» пишет, что «он был так же сконфужен, как Катон, который в Сенате требовал, чтобы Цезарь показал всем принесенное ему письмо, и утверждал, что это необходимо для блага Республики, а когда Цезарь показал, то оказалось, что это всего-навсего любовная записка сестры самого Катона, адресованная Цезарю».
Униженный тем, что оказался в смешном положении, король приказал г-ну де Лоссу держать герцога Анжуйского под стражей и не допускать его общения ни с кем.
После этого король отправился к себе досыпать, в то время как Лувр потихоньку приходил в себя после треволнений, вызванных любовным письмом…
Оставшись наедине с охраной, Франциск поинтересовался, не постигла ли его сестру Маргариту, к которой, несмотря на м-м де Сов, он по-прежнему питал нежные чувства, та же участь, что и его, и не находится ли она под стражей.
— Нет, — ответил г-н де Лосе. Герцог Анжуйский вздохнул:
— Какое для меня облегчение знать, что моя сестра на свободе, — произнес он, — и, несмотря на это, я уверен, она все равно меня очень любит и предпочла бы быть пленницей вместе со мной, чем свободной, но без меня.
Сказав это, он стал умолять своего стража пойти к королеве-матери и попросить ее уговорить короля на то, чтобы его обожаемой сестре было позволено разделить с ним неволю.
На рассвете следующего дня г-н Лосе с согласия Екатерины Медичи, послал за Маргаритой. Маргарита еще не знала о том, что произошло ночью. «С лицом, залитым слезами», она примчалась к брату и бросилась в его объятия, восклицая, «что и ее жизнь, и все, что у нее есть, принадлежит ему, и один только Бог может помешать ей быть рядом с братом, в каких бы условиях он ни оказался; и что если ее силой станут уводить отсюда и не позволят быть вместе с Франциском, она убьет себя прямо у него на глазах».
Как пишет Дре дю Радье: «Вот какой жестокой может быть братская любовь».
Через два дни король по совету матери предоставил герцогу Анжуйскому полу свободу, чем он немедленно воспользовался, чтобы при содействии Маргариты подготовить свой побег. А спустя несколько недель лунной ночью Франциск покинул Лувр, спустившись из окна по веревке, бегом добрался до аббатства, находившегося неподалеку, за городскими стенами, пришел в селение, вскочил на лошадь и умчался в Анжер.
После отъезда брата Маргарите стало скучно в Лувре, и так как она «испробовала», кажется, всех мужчин, какие были при дворе, то и обратилась к Генриху III с просьбой уехать к своему мужу в Нерак.
Король, который со дня побега герцога Анжуйского все не мог успокоиться, собирался снова отказать ей, но тут вмешалась Екатерина Медичи:
— Дочь моя, вы поедете в Гиень, и сопровождать вас буду я.
Можно не сомневаться, что Екатерина Медичи согласилась навестить своего зятя отнюдь не по доброте душевной, а из политических соображений.
На протяжении многих месяцев в Лангедоке наблюдалось активное брожение гугенотов, которое ее очень беспокоило. Чтобы предотвратить новую угрозу гражданской войны, флорентийка сочла разумным побывать на месте и увидеть все собственными глазами.
Отъезд был обставлен с большой помпой. В путь отправились 2 августа 1578 года. До самого последнего мгновения, король, не устававший ревновать к своему брату, «делал все, что мог, чтобы внедрить себя в сознание Маргариты, разрушив при этом образ герцога Анжуйского. Но это ему не удалось».
Желал ли он ее по-прежнему? Вполне возможно. И теперь с горечью смотрел, как она уезжает, прекрасно зная, что, не будь он так неловок, он смог бы вновь испытать с Марго удовольствия, которые уже пережил однажды, в свои пятнадцать лет.
Воспоминание об этом было волнующим, жгучим, волшебным, и никакие милашки никогда не смогут его заглушить…
Длинная вереница карет миновала Турень, Пуату, повсюду вызывая шумный энтузиазм народа, счастливого видеть двух королев и такое множество следовавших за ними хорошеньких женщин. Ради улучшения отношений с некоторыми вождями гугенотов Екатерина Медичи нашла нужным взять с собой свой Летучий эскадрон в полном составе. Кроме них, в поездку была взята и м-м де Сов, разделявшая когда-то ложе Генриха Наваррского…
Так что флорентийка ехала через всю Францию под крики приветствия, везя своему зятю одновременно и жену, и любовницу.
Это любопытное обстоятельство было известно Маргарите, но оно не только не шокировало ее, а еще и забавляло.