К крыльцу Синклер уже шел сам, однако дворецкий следовал за ним по пятам, чтобы подхватить его, если понадобится, – какое унижение!
– Хотите, чтобы поднос с чаем принесли к вам в комнату, милорд? – осведомился Харпер.
Синклер медленно поднялся по ступеням и прошел через холл без посторонней помощи. Передав Харперу шляпу, перчатки и плащ, он ослабил узел галстука и посмотрел в сторону лестницы. Десять тысяч ступеней – не меньше! К тому же в спальне его наверняка ждал Бродерик со своим проклятым зельем...
– Нет, Харпер, спасибо. Я не пойду к себе. – Сейчас ему хотелось уйти туда, где его не будут беспокоить слуги и где он сможет спокойно зализывать раны.
Подняв глаза от бухгалтерских книг, Куинси посмотрела на графа с удивлением – ведь обычно, возвращаясь от Генри Анджело, он шел прямо к себе в спальню.
– Не обращайте на меня внимания, – сказал Синклер, укладываясь на диван. Со стоном подняв ногу, он водрузил ее на подлокотник.
Куинси отодвинула счеты и, стараясь не выдать своей тревоги, спросила:
– Что-то случилось?
– Просто не говорите Бродерику, что я здесь, – проворчал в ответ граф, устраиваясь поудобнее.
Куинси немного успокоилась, решив, что странное настроение Синклера означает только одно: он хочет скрыться от назойливого камердинера. Выждав какое-то время, она спросила:
– Не хотите ли бифштекс? Или, может быть, грелку? Синклер криво усмехнулся:
– Благодарю за заботу, Куинси, но мне просто нужно немного отдохнуть. Возвращайтесь к вашим гроссбухам.
Молча кивнув, она снова уткнулась в записи Джонсона, но изредка все же поглядывала на Синклера. Через несколько минут его рука безвольно свесилась к полу, глаза закрылись, а дыхание стало глубоким и размеренным.
Внезапно послышался тихий стук в дверь, и в комнату вошел Харпер. Он уже собрался обратиться к графу, но Куинси его остановила.
– Милорд просил, чтобы его не беспокоили, – проговорила она вполголоса.
Дворецкий внимательно посмотрел на Синклера, затем молча кивнул и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Куинси вновь принялась за работу, но цифры на бумаге казались не столь привлекательными, как мужчина на диване. Какое-то время она боролась с собой, но, в конце концов, сдалась и, поднявшись из-за стола, приблизилась к дивану.
Несколько минут Куинси смотрела на спавшего графа как завороженная. Его грудь мерно поднималась и опускалась, а в расстегнутом вороте рубашки виднелись темные волоски (галстук он снял и засунул в карман жилета). Волосы же, упавшие на лоб, были еще влажными от дождя и, высыхая, чуть завивались. «Нельзя допустить, чтобы он простудился», – решила Куинси и взяла с кресла вязаный плед. Она ведь не слишком утруждает себя, правда?
Немного помедлив, Куинси накрыла графа пледом и вернулась к письменному столу.
– Не смотрите на меня так. – Проснувшись, Синклер устроился в кресле напротив стола. – Вы заставляете меня думать, что Джонсон сделал меня нищим.
Куинси спрятала улыбку.
– Простите, милорд, но если я к вам обращаюсь, то мне следует смотреть именно на вас, не так ли? Или вы хотите, чтобы я обращалась к вашему галстуку?
Ей придется внимательнее следить за своей речью. Дерзость – это одно, но чрезмерная фамильярность неприемлема – даже если он становился все ближе и привычнее и все чаще появлялся в ее снах.
– Просто ответьте на один вопрос, – пробурчал Синклер. – Нужно ли мне отменить мой постоянный заказ на спиртное у месье Бове?
– Да, нужно.
Синклер с грохотом поставил на стол бокал – свой третий бокал бренди за этот день. Куинси же продолжала:
– Видите ли, Бове привык обманывать вас. И я могу назвать имена еще нескольких торговцев, к которым не следовало бы обращаться. Впрочем, я почти уверена, что обманывают не только вас, но и многих ваших друзей.
– Это отчасти утешает. – Граф криво усмехнулся.
– Так что же вам еще удалось выяснить?
– Кое-что удалось, но я пока что не закончила расследование. Позвольте мне только заметить, что если вы намерены в скором времени выбрать себе жену, то вам следовало бы подыскать даму... без экстравагантных вкусов.
Лицо Синклера исказилось от гнева, и Куинси тотчас же отчитала себя за легкомысленное замечание.
– Вы хотите сказать, что я разорен?! – Синклер схватил ее за плечо, и Куинси, вскрикнув от неожиданности, обхватила его обеими руками, чтобы удержать равновесие.
Стараясь говорить как можно спокойнее, она ответила:
– Если бы вы были разорены, я бы уже сказала вам об этом и начала бы искать нанимателя с более полными карманами.
Он пристально посмотрел ей в глаза. Теперь его лицо было совсем близко, так что Куинси чувствовала на щеках его теплое дыхание. Внезапно у нее закружилась голова и по всему телу словно прокатилась горячая волна.
«Нет-нет, это неприемлемо, совершенно неприемлемо», – сказала себе Куинси. Отступив на шаг, она заявила:
– Милорд, мне кажется, вам не стоит разыгрывать мелодраму. К тому же вы выпили уже слишком много бренди, так что я вот-вот опьянею от вашего дыхания.
Синклер пожал плечами и отошел на несколько шагов.
– Примите мои извинения, мисс... мистер Куинси. Поверьте, подобное больше не повторится, – добавил он, выходя из комнаты.
Куинси облокотилась о стол, прижимая руку к бешено колотившемуся сердцу, – ей казалось, что она до сих пор чувствует руку графа.
Внезапно дверь отворилась и в комнату вошел Харпер.
– Не хотите бренди, мистер Куинси? – Дворецкий закрыл за собой дверь и налил два бокала. – Я заказал для вас карету, как приказал милорд. – Харпер протянул ей бокал и уселся на диван. – Выпейте, это успокоит нервы.
Куинси сделала глоток и закашлялась, когда спиртное обожгло горло. Харпер же, осушив свой бокал, продолжал:
– Бог свидетель, нам всем надо выпить, когда милорд такой, как сегодня. Проклятая погода... – Он встал, чтобы посмотреть в окно. – Но вы привыкнете – так же, как и мы все.
– Вы хотите сказать, что дождь заставляет Синклера пить слишком много?
– Ну, это не слишком помогает. Сегодня утром он оступился, выходя из кареты, и упал. Бродерик сейчас занимается им, но не удивляйтесь, если он еще несколько дней будет не таким, как всегда. Когда холодно и сыро, ему требуется больше времени, чтобы поправиться. – Заметив подъехавшую к дому карету, Харпер подал Куинси ее шляпу и перчатки.
– Не судите его слишком строго, приятель. Он настоял, чтобы вас отвезли домой в карете и привезли завтра утром, если будет скверная погода. – Дворецкий улыбнулся и добавил: – Всего вам доброго, приятель. До завтра...
– Спасибо, мистер Харпер. Вы очень добры. – Куинси улыбнулась старику. – Поверьте, я не стану осуждать графа.
И она действительно нисколько не осуждала Синклера. Более того, она чувствовала, что он ей все больше нравился.
– Доброе утро, милорд. Надеюсь, сегодня вам лучше.
– Ужасно болит голова. Говори потише, болван. – Синклер приоткрыл один глаз и, поморщившись, проворчал: – Бродерик, идиот, задерни шторы.
– Они задернуты, милорд.
Синклер тяжко вздохнул.
– Тогда прикажи заменить их на... что-нибудь поплотнее. Завтра. Не сегодня. Я не хочу, чтобы кто-то заходил сюда сегодня.
Граф сел в постели и снова вздохнул. Бродерик взбил подушки за его спиной и сунул ему в руки кружку с каким-то варевом.
– Скоро наступит лето, милорд, и станет тепло. А этот проклятый дождь закончится.
– А потом опять наступит зима, – пробурчал Синклер. Он попробовал настой и поморщился. Затем, собравшись с духом, осушил всю кружку.
– Да, но к тому времени вам будет гораздо лучше, милорд. Подумайте только, чего вы уже достигли!
Синклер промолчал. Теперь он чувствовал, что болит не только голова, но и нога.