Именно он в свое время пытался заговорить с Дианой, и присутствовавший при этом заядлый сплетник Уилл Стапли поведал историю этой неудачи по крайней мере шестерым, а те немедленно пересказали ее другим, наслаждаясь тем, что виконт получил решительный отпор.
– Как это сказал Селвин? – протянул сэр Грегори Маркем, тасовавший карты за столом лорда Эйвона. Девнант бросил на него вопросительный взгляд:
– Джордж? О Бельмануаре? Когда?
– А, как-то в клубе Уайта… Точно не помню. Там был Джек Чомли, он должен знать, и Горри Уолпол. Он говорил о Дьяволе и его возлюбленных – в целом, довольно точно.
Чомли поднял взгляд:
– Кто-то назвал мое имя?
– Да. Что Джордж говорил о Бельмануаре, тогда, у Уайта?
– Тогда?.. А, помню. Да просто кусочек старого гекзаметра, обыгравший его имя: Est bellum bellis bellum bellare puellis[2]. Он решил, что это был бы подходящий девиз для герцогского дома.
Тут снова поднялся общий смех. Среди шума Маркем спросил:
– Кто она, Трейси?
Его милость повернулся:
– Кто? – лениво спросил он.
Лорд Эйвон расхохотался:
– А, бросьте, Бельмануар, это не пройдет! Право, не пройдет! Кто она, выкладывайте!
– Да, Бельмануар, кто эта черноволосая красавица и где вы ее откопали? – воскликнул Том Уайлдинг, пробиваясь вперед с рюмкой в одной руке и бутылкой портвейна – в другой. – Я-то думал, что вы очарованы Синтией Ивенс!
Мгновение у Трейси был недоумевающий вид, потом его будто осенило:
– Ивенс? А, да! Бойкая вдовушка из Кенсингтона, так ведь? Вспомнил.
– Он забыл! – воскликнул Эйвон, разражаясь хохотом, заслышав который мистер Нэш не раз содрогался и закрывал свои высочайшие очи. – Вы меня в гроб вгоните, Дьявол. Клянусь, вгоните!
– О, надеюсь, что нет. Благодарю вас, Уайлдинг.
Он принял протянутую Томом рюмку и пригубил ее.
– Но вы не ответили! – напомнил Фортескью от другого стола, ловко сдавая карты. – Надо думать, «руки прочь»?
– Конечно, – ответил герцог. – Так всегда бывает, Фрэнк, вы ведь знаете.
– К моему прискорбию! – со смехом отозвался тот и потер правую руку, словно припоминая какую-то рану. – Неплохо вы меня проткнули, Трейси.
– Неловко, Фрэнк, неловко. Можно было и не затягивать.
Виконт, бывший на поединке секундантом, добродушно хихикнул.
– Шмотреть было приятно, клянушь чештью. Жа-кончили жа пару щекунд, Эйвон! Даю шлово.
– Вы что же– бились с Дьяволом, Фрэнк? Чго это на вас нашло?
– Наверное, сбрендил больше обычного, – отозвался Фортескью своим негромким, мечтательным голосом, – и встрял между Трейси и француженкой-певичкой. Он возразил – очень вежливо, – и мы выяснили отношения в Гайд-парке.
– Именно так, черт возьми! – воскликнул его партнер, лорд Фолмут. – Да ведь я же и был секундантом Дьявола! Но этому уж сколько лет!
– Два года, – кивнул Фортескью, – но я, как видите, не забыл.
– Боже, а я забыл! А ведь ничего смешнее не видал: вы были разъярены, а Дьявол – абсолютно спокоен. Вы никогда не были хорошим фехтовальщиком, Фрэнк, но в то утро парировали так плохо, что я думал – Дьявол вас продырявит. А он вместо этого аккуратненько так поцарапал вам правую руку и, провалиться мне на этом месте, – вы чуть не лопнули от смеха! А потом мы все отправились завтракать, Фрэнк, и какие довольные! Боже, да! Вот это был поединок!
– Да, забавный, – признал Трейси, стоя рядом с Фортескью. – Бросьте играть, Фрэнк.
Фортескью кинул карты на стол рубашкой вверх.
– Черт вас побери, Трейси, вы принесли мне неудачу, – сказал он без всякой досады. – Пока вы не появились, шли вполне приличные карты.
– Бельмануар, штавлю швою гнедую против вашего нового шерого, – прошепелявил виконт, подходя к столу со стаканчиком с костями.
– Чтоб я лопнул, так не годится! – крикнул Уайлдинг. – Не соглашайтесь, Дьявол! Вы видели это животное?
Партия закончилась, и картежники были готовы перейти на кости.
– Положитесь на удачу, Бельмануар, и соглашайтесь! – посоветовал Притчард, обожавший рисковать чужим имуществом, но крепко державшийся за свое.
– Да, соглашайтесь, – поддержал его Фолмут.
– Не надо, – сказал Фортескью.
– Конечно, соглашусь, – безмятежно ответил его милость. – Мой серый против вашей гнедой. Считаем лучший из трех бросков. Вы начинаете?
Виконт небрежно тряхнул стаканчик. Выпали две тройки и двойка.
Положив руку на плечо Фортескью и поставив ногу на перекладину стула, Трейси наклонился и кинул на стол кости. Он опередил виконта на пять очков. Следующий кон выиграл Фодерингем, но последний – опять его милость.
– Черт побери! – громко, жизнерадостно сказал виконт. – Поштавьте твоего шерого против моего Ужаша!
– Гром и молния, Фодерингем! Вы и его проиграете! – предостерегающе воскликнул Неттлфолд. – Не ставьте Ужас.
– Чушь! Принимаете штавку, Бельмануар?
– Конечно, – ответил герцог и бросил кости.
– О, если у вас настроение играть, я сражусь с вами на право попытать счастье с темноволосой красавицей! – крикнул ему через комнату Маркем.
– А что поставите вы? – спросил Фортескью.
– О, что он пожелает!
Виконт бросил и проиграл. Его милость выиграл и второй кон.
– Похоже, мне везет, – заметил он. – Я поставлю красавицу против ваших имений, Маркем.
Сэр Грегори со смехом покачал головой.
– Ну, нет! Оставьте ее себе!
– Я так и поступлю, мой милый. Она не в вашем вкусе. Я даже не вполне уверен, в моем ли.
Вытащив табакерку, он протянул ее хозяину дома. Остальные, увидев, что их насмешки не достигли цели, заговорили о другом.
За вечер его милость выиграл три тысячи гиней: две в карты и одну в кости, проиграл своего великолепного серого и снова отыграл его у Уайлдинга, которому тот достался. Он ушел в три утра вместе с Фортескью: оба были совершенно трезвы, хотя герцог выпил немалое количество бургундского, а пунша столько, сколько другому не выпить без серьезных последствий.
Когда лорд Эйвон закрыл за ними дверь, Трейси повернулся к своему другу:
– Пройдемся, Фрэнк?
– Раз нам по пути – конечно, – ответил тот, беря герцога под руку. – По Брок-Стрит и через Серкус будет короче.
Некоторое время они шли молча. Минуя стоявшего у дверей лакея, Фортескью добродушно пожелал ему доброй ночи и получил порядком подпитой ответ. Герцог не сказал ничего. Фрэнк внимательно вгляделся в его лицо.
– Вам сегодня везло, Трейси.
– Немного. Я надеялся, что смогу целиком вернуть проигрыши прошлой недели.
– Наверное, у вас долги?
– Похоже на то.
– Большие?
– Милый мой, я понятия не имею – и не хочу! Пожалуйста, не надо проповеди!
– Не будет. По этому поводу я уже сказал все, что мог.
– И не раз.
– Да, много раз. И это на вас не оказало никакого действия – словно я и не говорил.
– Еще меньшее.
– Наверное. Мне жаль, что вы такой – ведь где-то в вас таится доброе, Трейси.
– Что за причудливая логика привела вас к этому умозаключению?
– Ну, – со смехом сказал Фортескью, – в самых плохих людях, как правило, остается что-то хорошее. Этим и руководствуюсь, ну и вашим добрым отношением ко мне.
– Было бы интересно узнать, когда это я был к вам добр – если не считать того раза, когда мне пришлось научить вас не соваться в мои дела.
– Я не имел в виду того случая, – последовал сухой ответ. – Я расцениваю его иначе. Я говорил о благих намерениях.
– Сильнее, чем этими словами, себя не осудишь, – спокойно заметил его милость. – Но мы отклонились от темы. Когда я был к вам добр?
– Вы прекрасно знаете. Когда вытащили меня из этой отвратительной долговой ямы.
– Теперь вспомнил. Да, это действительнобыл добрый поступок. Интересно, почему я его совершил?
– Вот и я хотел бы знать.