Собрав все высокомерие и гордость, она подобрала одной рукой простую дорожную юбку из грубой шерсти и осторожно ступила на грязный двор.
– До свидания, бабушка. Не болей, пока меня не будет. Ответа не последовало, и решительность Уинн была слегка поколеблена. Взгляд Уинн, вперившийся куда-то повыше бабушкиного плеча, скользнул на ее невидящие глаза.
Только тогда старая женщина заговорила:
– С нами все будет в порядке. Но мы будем ждать твоего возвращения каждый долгий день, пока тебя не будет.
– Даже, несмотря на то, что я вернусь, лишившись одного, а то и двух своих сыновей?
Гуинет не отреагировала на укор, прозвучавший в тихом голосе внучки.
– Может случиться так, что ты вернешься с большим достатком, чем увозишь, – загадочно произнесла старушка.
Уннн хотела было съязвить, но замолкла на полуслове, открыв рот. Она склонилась к седовласой женщине.
– У тебя было видение? – спросила она, отбросив враждебность.
Лицо Гуинет приняло серьезное выражение, знакомое Уинн с детства.
– Я уже стара, внучка. И зрение, и видения давно покинули меня. Но некоторые вещи лучше видит сердце, а не глаза. Этот путь, который ты начинаешь с такой болью, закончится радостно. Я чувствую это здесь, – проговорила она, прижав шишковатый кулачок к костлявой груди.
Уинн широко распахнула глаза, и в ее сердце зажглась крохотная искорка надежды. Она опустилась перед бабушкой на колени, не заботясь, что грязь пристанет к юбкам, и схватила руку Гуинет.
– Значит ли это… возможно, ни один из наших мальчиков не приходится сыном английскому лорду? Возможно, как только он увидит их, то поймет…
Уинн замолчала, потому что старушка печально покачала головой.
– Дитя мое, да ты более слепа, чем я, раз видишь только то, что хочешь видеть. Разве я не учила тебя, что Богиня-мать, да и Бог-творец видят гораздо лучше нас? Так доверься им и позволь указать тебе путь.
Надежда, которая было, затеплилась в душе Уинн, моментально угасла.
– Довериться им? – презрительно бросила она. – Они дважды присылали сюда англичан. Они лишили меня родителей и единственной сестры. Теперь они пытаются отнять у меня детей. И я еще должна им довериться? – Уинн покачала головой. – Нет никогда. Старушка вздохнула.
– Бог послал тебе детей взамен потерянной семьи, – расстроенно напомнила она внучке. – Если будешь здесь вещуньей, ты должна чувствовать больше, чем обыкновенный человек. Ты должна научиться видеть не только глазами.
Но Уинн была не в настроении слушать. Она резко поднялась и отступила от бабушки.
– Прощай. Кажется, всем не терпится отправиться в путь. За исключением меня, разумеется.
На секунду их глаза встретились: одни – потухшие от возраста, но в то же время очень целеустремленные, другие – молодые и блестящие, тем не менее, наполненные страхом и неуверенностью. И болью.
– Подойди поцелуй меня, – сказала бабушка, протягивая руку.
Уинн неловко наклонилась и коснулась губами морщинистой щеки. Хоть она и злилась из-за бабушкиного упрямства, ее внезапно охватило чувство любви к старой женщине.
Гуинет тоже, должно быть, это почувствовала, потому что улыбнулась, когда Уинн выпрямилась.
– Доверься будущему, дитя мое. Доверься Богине-матери и Богу-творцу. Судьбе, если хочешь.
Уинн попыталась найти в бабушкиных словах утешение, но не смогла. Она пересекла двор и, избегая взглядов Дрюса и Фицуэрина, подошла к спокойной кобыле, которую для нее подготовил Дрюс. Посмотрев на детей, которые, наконец, притихли, Уинн ободряюще улыбнулась им.
Потом все сели на коней. Изольда и Бронуин ехали с Дрюсом и Баррисом, Рис и Мэдок устроились впереди двух англичан. Уинн предполагала, что Артур поедет с ней, но мальчик настаивал на том, чтобы ехать с Кливом.
Прежде чем она смогла возразить, вмешался Дрюс и напомнил ей, что она не очень часто сидела в седле и что, возможно, так даже лучше, по крайней мере, пока она не привыкнет к лошади.
Уинн почувствовала комок в горле. Никогда еще ей не было так одиноко. Выезжая со двора, она слышала дружелюбные выкрики тех, кто остался, и громкое завывание Кук. Но Уинн устремила взор вперед, изо всех сил моргая, чтобы не расплакаться.
«Доверься судьбе». Все дело в том, что существовал всего один человек, к которому у нее было доверие, – она сама. Если ей суждено спасти своих детей из лап бездушного английского лорда, придется доверять только себе.
А разве ей самой не нужно спасаться от Клива Фицуэрина?
Странная дрожь пробежала у нее по спине, но Уинн стойко поборола ее. Рука скользнула к увесистому кисету на талии. В нем она везла небольшой запас монет. Но, что было важнее, в кожаных складках разместилась настоящая кладовая. Пусть он только попробует смутить ее своими обжигающими прикосновениями и дурманящими поцелуями. На этот раз она не растеряется. Самые быстродействующие порошки. Самые коварные коренья и мази. Увезти удалось лишь крошечные порции, поэтому придется все время быть начеку, выжидая удобного случая. Из своих обширных запасов она выбрала самые сильные и действенные снадобья. Остальное можно будет найти в лесу.
Уинн вздернула подбородок и уставилась Кливу в затылок. В лучах восходящего солнца его темные волосы блестели, неожиданно напомнив ей, как она вплетала пальцы в эти длинные пряди.
Какая же она все-таки порочная!
Уинн отвела взгляд от проклятого англичанина и снова уставилась на Черную гору, оставшуюся слева. Дрюс сказал, им предстоит провести в пути четыре или пять дней. За это время ей нужно придумать, как отделаться от сэра Уильяма.
Уинн напомнила себе, что отныне ей не придется воевать с англичанами, Дрюс и Гуинет не позволят. Теперь ей предстояло убедить английского лорда, что ни один из ее мальчиков не приходится ему сыном.
А если ничего не выйдет?
Если ничего не выйдет, тогда опасные для здоровья снадобья, которые она везла в кисете, помогут ей только в одном – отомстить.
И если это все, чем они окажутся полезными для нее, значит, так тому и быть.
Глава 13
Клив почувствовал, как голова Артура тяжело упала ему на грудь. Весь последний час мальчик боролся со сном. Каждый раз, начиная засыпать, он встряхивал головой и принимался задавать бесконечные вопросы о деревьях, под которыми они проезжали, о птицах и зверюшках, вспугнутых ими, а больше всего – о местах, куда они направлялись.
Но сейчас Артур не проронил ни звука, и Клив улыбнулся, бросив взгляд на крепко спящего ребенка. Маленькое личико излучало покой, ручки ослабели.
Поразительный парнишка, в который раз подумал Клив. Слишком смышленый для своих шести лет. Ясно, что Уинн поощряла любознательность ребенка и его склонность к мечтательности. Тут, как теперь часто с ним случалось, Клив погрузился в размышления о непокорной женщине, которую он вез с собой в Англию.
События разворачивались самым лучшим образом – или самым худшим, вынужден был признать он с тяжелым вздохом. Она ехала с ним в Англию, и это радовало его непонятно почему.
Клив подавил желание обернуться и посмотреть на нее. Нет, ничего необъяснимого в этом не было. Все очень ясно и просто. Он вожделел ее. Его желание было всепоглощающим и безмерно глупым. А как же младшая дочь лорда Сомервилла, на которой ему предстоит жениться, как только он выполнит поручение хозяина? И как тогда быть с Уинн?
Охваченный внезапной тоской, Клив быстро натянул поводья и остановил лошадь. Когда к нему подъехала Уинн, он зло посмотрел на нее.
– Возьми Артура, – пробормотал он.
Поймав настороженный взгляд Уинн, он отметил про себя ее бледность и тени под глазами. Из-за него она подверглась большому испытанию. Это очевидно.