Но детям играть не хотелось. Они ни за что не желали играть, когда их собака бегает по поселку, может быть, голодает, может, ее обидели злые деревенские псы, которые всеми силами души ненавидели таких московских щеголей, как Дольфик.
– Мам, давай поедем на дачу и будем искать! – решительно предложил Илья.
Катя его поддержала. Она даже заявила, что если никто из взрослых не поедет, они с Ильей поедут сами. Но тут вмешался их отец. Василий заявил, чтобы он такого больше не слышал. И что если сказано было – идите играть, нужно идти и играть!
Катя затопала обеими ногами по очереди, но брат утащил ее в детскую. Оттуда доносились глухие рыдания. Взрослые, оставшись за столом, молчали.
– Зачем ты соврала? – наконец спросила Алина.
– Что?! – Та подняла голову.
– Дольфик не убегал. Он умер.
Мать ахнула:
– Да что ты? Как же детям сказать?! Катя с ума сойдет!
– Точнее, он убит, – продолжала Алина – размеренно и безжалостно. – Я нашла его в нашем подвале, вчера вечером. Лежал там среди консервов. А сейчас он на кухне, и его нужно похоронить как можно скорее. Все-таки там продукты, а сейчас еще не холодно…
Тут уже никто ничего не смог добавить. Даже Василий лишился дара речи. Он смотрел то на Алину, то на жену и беззвучно шевелил губами – будто пытался вспомнить хоть одно слово.
Первой очнулась мать. Она перегнулась через стол и приказала Марине смотреть в глаза и говорить правду – как будто та была совсем маленькая и пыталась скрыть какую-то провинность.
– Маринка, ты что же молчала? Ты видела это? Кто его убил? Кто его туда…
– Мама, я не знаю, – отрывисто ответила та.
– Должна знать, – вмешалась Алина. – Когда я проснулась, вас уже не было. Он был мертвый, в подвале. Ты – еще где-то. Ну разве что, он тогда сбежал, а потом кто-то из наших вернулся на дачу и убил его?
Она невольно посмотрела на Василия. Тот вспыхнул:
– Сдурела! Чтобы я – собаку?! Да ты что – совсем очумела?!
Но Алина как раз так не думала. Она слишком хорошо знала, что Василий не согласился бы причинить такую боль своей дочке – баловнице, бесспорной любимице. А та любила Дольфика, пожалуй, больше, чем кое-кого из родни.
– Ну тогда это сделала ты, Марина, – заметила Алина.
– Я?!
– А кому еще? Утречком встала, прикончила пса, свалила труп в подвал и уехала. Обделала все тихо, пока я спала наверху.
Марина больше не могла выдавить ни звука. За нее даже стали заступаться – причем хором. Мать сказала, что Маринка на такое не способна, нечего городить чушь! Отец заявил, что у Алины иногда бывают дикие идеи! Василий бросил на нее мрачный взгляд и высказал версию, что в таком случае Алина и сама могла все это провернуть, когда сестра уехала.
– Но ты хорошо знаешь, что я никогда бы пальцем его не тронула, – резко ответила она. – Нет, когда я проснулась, он был уже мертв. Ведь если бы он остался на кухне один, он бы поднял такой лай, что я бы сразу проснулась. Насчет тебя, Марин, я, конечно, пошутила.
– Ничего себе пошутила!
– Я просто хочу, чтобы ты сказала, кто на самом деле его убил?
Марина заплакала. Вытирая глаза салфеткой, она отрывисто говорила, что понятия не имела о смерти собаки, и уж тем более о том, что Дольфик лежит в подвале… Да, она встала утром, быстро собралась и уехала с дачи… Хотела захватить с собой Дольфика, даже взяла поводок, но собаку нигде не нашла. Ну откуда ей было знать, что случилось? Откуда?
– Я решила, что он удрал через веранду, через окно… И ты же оставалась на даче, и баба Люба его хорошо знает… Я подумала, что вы его заберете, когда он вернется… А мне нужно было ехать, срочно…
– Куда?
Этот вопрос задали в три голоса – молчал один Василий.
И тут Марина, то нерешительно растягивая слова, то переходя на скороговорку, принялась рассказывать историю о своей старой подруге, которая позвонила ей на дачу, перед самым рассветом, и попросила помочь. У нее заболел ребенок, потом выяснилось, что срочно нужны деньги на операцию. Марина волновалась, и когда она дошла до этого пункта, голос стал ее подводить. Но Алина еще раньше, с первых же ее слов, поняла, что та врет. От начала и до конца. Но почему же молчит Василий? Этот эксперт, которого не могла бы провести и более искусная ложь? Человек, который знал все Маринины увертки наизусть и никогда не позволил бы ей лгать так бессовестно – да еще при свидетелях?!
А он молчал. Не поддерживал жену, но казалось, и не возражал против ее рассказа. Когда Марина замолчала, родители переглянулись.
– Так мы для твоей подруги собирали деньги? – недоверчиво спросила мать.
– Да. Она отдаст! – хрипло вымолвила Марина.
– То есть? Погоди… Они ей и сейчас нужны?
– Да-да, срочно!
У Алины упало сердце. Ложь оставалась ложью, но правдой все-таки кое-что было. Марине по-прежнему остро нужны были деньги. Когда она заговорила о них, то заволновалась уже по-настоящему.
– А что это за подруга? – спросила Алина, нарушая наступившую тяжелую тишину.
– Ты ее не знаешь.
– Я вроде бы всех твоих подруг знаю. Их у тебя не так много.
– Но ее ты не знаешь. Она… Еще со школы.
Алина качнула головой:
– Ну ладно, тогда дай мне ее телефон. Я сама с ней поговорю.
– Ты с ума сошла? – вскинулась сестра. – Зачем? Ей нужны деньги, понимаешь? Деньги, а не разговоры!
– Почему она обратилась к тебе, если вы столько лет не виделись?
– А ей больше не к кому было обратиться! – запальчиво заявила Марина. – Что вы сидите на меня и смотрите, как будто я…
– А по-моему, ты все врешь, – жестко перебила ее сестра. – И никакой такой подруги у тебя нет. И никакого больного ребенка тоже. Деньги тебе нужны, это я вижу, но хотелось бы знать, на что? И потом – ты что же – не могла попросить у мужа? Он бы дал!
Василий вздрогнул, но ничего не сказал.
– Он все отдаст, – хрипло и тихо ответила Марина. – И все, что мы скопили, и все, что он сам собрал. Это вопрос жизни и смерти, понимаете? Жизни и смерти.
Она больше не волновалась, не подбирала слов. Даже голос перестал дрожать. Она сидела с застывшим лицом, и Алина впервые видела у нее такую страшную маску. Тут было все – боль, упрямство, страх и еще… Еще кое-что, совершенно Марине несвойственное. Одержимость. Такая одержимость, которая заставит ее идти до конца.
– Папа, не давай ей денег, – дрожащим голосом попросила Алина. – Они мне куда нужнее. Ты же понимаешь, что она все врет!
Отец даже не успел ответить. Вмешался Василий. Его речь была короткой, но весьма впечатляющей. Он каким-то натужным, низким голосом поведал, что подруга эта ему очень даже хорошо известна. Что они с Мариной иногда встречались и перезванивались. И что ребенок у нее действительно (тут он сглотнул) болел. И что ребенку в самом деле нужны деньги. Все это чистая правда.
Алина оцепенела. «Они что – заодно?! Я с ума сейчас сойду, никогда бы не подумала, что когда-нибудь такое случится! Васька сдался! Они врут на пару! Ну все, куда уж мне против них двоих…»
– Васенька, но ведь любая операция сколько-то стоит, – почти умоляюще обратилась к нему мать. – Неужели она вам не сказала цифру?
Марина перебила – она все больше обретала уверенность в себе и в своем рассказе. Она сказала, что операций потребуется несколько, за их количество и стоимость никто ручаться не может. Так что, сколько бы денег они ни собрали – много все равно не будет.
– Вы что – благотворительный фонд решили открыть? – мрачно спросила Алина. – Деньги занимаете, а чем будут отдавать?
– Продадим дачу, – быстро сказала Марина.
А Василий – ни звука. Он слушал, что говорит жена, и казалось, со всем соглашался. У Алины возникло чувство, что она спит и видит очень дурной и странный сон. В этом сне все поменялось местами. Теперь приказывала и распоряжалась в доме ее сестра. А свояк был у нее под каблуком и мог только повторять слова своей хозяйки-повелительницы. «Еще немного, и она начнет его бить… – пронеслось у нее в голове. – Я бы, конечно, такому исходу обрадовалась… Только вот за себя пока радоваться не приходится. Ни за что не позволю отдать их деньги. Они врут, но почему – не понимаю. А деньги пропадут. Ох, я по их лицам вижу, что пропадут! Если бы брали на какое-то надежное дело – зачем стали бы врать про больного ребенка?»
– Продадим дачу… – повторила Марина среди установившегося молчания. Все сидели за столом, стараясь не глядеть друг другу в глаза. Даже дети в другой комнате затихли – то ли они прислушивались к происходящему, то ли просто устали плакать.
– Очень хорошо, – Алина встала и подошла к сестре, стремительно обогнув стол и слегка зацепившись бедром за угол. Но от волнения она даже боли не почувствовала. – Об этом я тоже хотела с тобой поговорить. Мне желательно получить свою долю.
– Ты ее получишь.
– Вот как? Сколько же?
– Половину, – Марина взглянула на мужа.
Тот кивнул:
– Как и полагается, половину. Нам-то чужого не надо.
В его тоне ясно слышалось продолжение фразы: «В отличие от тебя!» Алина развела руками: