— Да, это нечестно. Это несправедливо.
Рорк обогнул стол и взял ее на руки. Она положила голову ему на плечо, продолжая всхлипывать. «Вот это — подумал он, — мужская работа». Да, он мог подержать на руках девочку, пока она плакала, охваченная горем. А потом сделать все, что в его силах, чтобы помочь ей сложить заново ее сломанную жизнь.
— Они оставили меня одну…
— Они не хотели. И, я думаю, даже сейчас они радуются, что ты не пострадала.
— Как они могут радоваться, когда они мертвые?
«Убийственная логика», — подумал Рорк. Он снова обогнул стол, держа ее на руках, и опустился в кресло.
— А ты не веришь, что, когда люди умирают, они уходят в другое место?
— В рай?
— Да, вроде того.
— Я не знаю. Может быть. — Никси повернула голову и судорожно вздохнула. — Но я не хочу, чтобы они туда уходили! Я хочу, чтобы они вернулись, как у меня во сне!
— Я понимаю. Вот у меня никогда не было брата. Это здорово?
— Ну, братья иногда бывают вредные, особенно если они старше. Но тогда ты тоже можешь вредничать. Но иногда они бывают веселые, играют с тобой, смешат тебя. Койл играл в бейсбол. Мне нравится ходить на матчи и «болеть». А в раю есть бейсбол?
— Я думаю, должен быть. Что же это за рай, если нет никакого веселья?
— Если бы я осталась в постели, я бы сейчас была в раю вместе с ними. Я бы хотела…
— Ты не должна! — Рорк отодвинул ее от себя и заглянул ей в лицо. — Ты не должна этого хотеть. Они бы сами этого не хотели. Они ушли, а ты осталась здесь, и тому есть причина. Как это ни тяжело, ты должна прожить свою жизнь и узнать, что это такое. Но я знаю, быть одному — это очень больно.
Ее маленькое личико окаменело.
— Ты не знаешь. Ты же не один.
— Было время, когда я был один. У меня тоже отняли мою маму. Но я был так мал, что даже не помню ее.
— Она в раю?
— Я в этом уверен.
— Все равно это нечестно.
Никси снова положила голову ему на плечо и погладила его своей маленькой ручкой. Рорк был поражен, но этот жест тронул его до глубины души. Она предлагает ему утешение! Даже сейчас, в своем состоянии, она оказалась настолько великодушной, что попыталась его утешить. Откуда в ней это? Она была такой с рождения или это в ней воспитали родители?
— Не стану говорить, будто я знаю, что ты чувствуешь. Но одно я тебе скажу: я знаю, каково это — быть одиноким, обозленным и испуганным. И еще одно скажу: тебе станет легче. Конечно, сейчас ты в это не веришь, но тебе станет легче.
— Когда?
— Потихоньку, шаг за шагом. — Он коснулся губами ее макушки.
Она снова вздохнула, потом повернула голову и начала изучать картину на стене. Рорк и сам посмотрел на картину. Они с Евой под сенью цветущего декоративного кустарника в день свадьбы.
— Тут она не похожа на полицейского.
— Нет, не похожа, но только снаружи. Она подарила мне этот портрет на нашу годовщину. Это было вот там, в саду, мы там сыграли свадьбу. Я повесил картину здесь, хотя с моей стороны это эгоистично. Зато я могу на нее смотреть всякий раз, когда работаю здесь. Я смотрю на нее всякий раз, когда скучаю по Еве.
— У нас в доме тоже есть картины…
— Хочешь, чтобы кто-нибудь принес сюда картины из твоего дома?
— Я хочу на них посмотреть.
— Ладно, я об этом позабочусь.
— А можно мне еще немножко побыть здесь, с тобой?
— Можно. Хочешь посмотреть, что я тут делаю? — Рорк развернул кресло так, чтобы она могла видеть настенный экран. — Вот это планы расширения курорта, в котором у меня есть доля.
— Тут написано: «Курорт „Олимп“. Я о нем слышала. Там большие отели, и парки развлечений, и пляж, и аркады. Мы собирались туда поехать. Когда-нибудь.
— А это планы нового сектора, его еще пока нет. Видишь? Тут будут построены отдельные виллы. И тут будет река.
— Разве можно построить реку? Рорк улыбнулся.
— Эту реку я построю.
— Как?
— Ну что ж, давай-ка я покажу тебе, что я задумал…
Пока Рорк показывал Никси, как строить реки на роскошных курортах, Ева беседовала с Янси:
— Учти: мне нужны только хорошие новости.
— А как насчет относительно хороших?
Он был молод. Пибоди называла таких красавчиками. И он был лучшим специалистом по составлению фотороботов во всем городе Нью-Йорке. Ева нашла его в собственном кабинете, представлявшем собой довольно просторную выгородку, заполненную настольными и настенными компьютерами, сделанными на бумаге эскизами и многочисленными карандашами.
— Насколько относительно?
— Твоя свидетельница полна энтузиазма, и глаз у нее наметан. Это плюс. Но она также склонна к тому, что я называю драматизацией. Она обожает театральщину и часто пускает в ход воображение, чтобы приукрасить картину. Но я могу с этим работать, мы продвигаемся вперед.
— Где она?
— В дортуаре. Привет, Пибоди.
— Я только что ее уложила, — сказала подошедшая к ним Пибоди. — Обеспечила ее личным телевизором, второй подушкой, едой и выпивкой.
— Выпивкой?! — возмутилась Ева.
— Вы же говорили, в пределах разумного, — напомнила Пибоди. — Конечно, это не по правилам, но зато она довольна. Поворчала, правда, что у нее отобрали мобильник и не пустили к телефону, но потом успокоилась. Иванский сидит при ней нянечкой.
Ева нахмурилась:
— И все-таки я не понимаю, так, знаете ли, испытываю легкое недоумение: почему наша свидетельница смотрит телевизор и накачивается выпивкой, вместо того чтобы давать нам описание пары серийных убийц?
— Позвольте мне ответить, лейтенант. — Янси поднял руку, как в школе. — На сегодня она выдохлась. Она дала нам хорошее начало, но потом принялась фантазировать. Если она хорошенько выспится, мы вернемся к тому, с чего начали, завтра с утра пораньше. Таким образом у нас повысятся шансы выжать из нее еще кое-какие правдивые детали.
— Ну ладно, черт с вами. — Ева провела пальцами обеих рук по волосам, не в силах совладать со своим нетерпением. — Покажите мне, что у вас есть.
— Разделить экран! — приказал Янси, подкатываясь в кресле на колесах к рабочему столу. — Вывести последние изображения.
Ева взглянула на грубые наброски — куда более грубые, чем обычно при работе с Янси. Оба мужчины были с квадратными лицами, квадратными челюстями, в возрасте от сорока до пятидесяти. Брови прямые и светлые, рты сурово сжаты, но губы полные, чувственные. Шляпы надвинуты низко на лоб, вся верхняя половина лица закрыта широкими темными очками в форме обруча.
— Я не могу работать с таким результатом, Янси. Прежде всего избавься от очков. Мне нужна наиболее высокая вероятность по глазам.
— Сделаем. Но у меня будет шанс дать тебе кое-что получше, только когда я проведу еще один сеанс с Офелией. Дай мне времени до завтра. Глаз у нее наметан, как я уже сказал, но она впечатлительна, а впечатления расплывчаты. Мне придется еще поработать, чтобы выжать из нее точные детали.
— А сколько она забудет, пока смотрит телевизор и тянет спиртное? Черт возьми, у меня два копа в морге!
— Я знаю, что делаю! — Впервые за все время, что она его знала, Янси повысил голос. Он рывком поднялся с кресла и наклонился прямо к ее лицу. — Я никогда не работал с Престоном и Найтом, но это не значит, что я тут зря штаны просиживаю! Хочешь результатов — слезь с моей задницы!
Она его чуть не ударила. У нее руки чесались: Бог свидетель, ей хотелось кому-нибудь врезать. «Надо с этим завязывать, — сказала себе Ева. — Ты уже начинаешь на своих бросаться».
— Шаг назад, детектив!
Янси весь дрожал, на скулах ходили желваки, но он отступил.
— Ты прав, — сказала Ева. — Тебе виднее, что надо делать, а я давлю на твою задницу. Мы все на пределе. Я затребовала тебя, потому что считаю: лучше тебя у нас никого нет. Я знаю, ты не на дежурстве. Ты пришел сюда в свое свободное время.
— Ни у кого из нас нет сейчас свободного времени. — Его плечи расслабились. — Извини за срыв, Даллас. Меня и самого ломает, что не могу добиться быстрого результата. Я и без того давил на нее больше, чем следует, на первом сеансе. И теперь надо притормозить.
— Насколько ты уверен насчет строения лица этих двоих?
— Трудно сказать. Она склонна к преувеличениям и обобщениям. Я бы сказал, форма лиц верна — по крайней мере, для одного. А если она права насчет обоих, эти типы могли бы быть братьями. Или отцом и сыном.
— Сделай для меня копии, будь добр. Начну работать с тем, что есть, и постараюсь не наседать на твою задницу, пока не представишь окончательный вариант.
Он улыбнулся:
— Ценю.
Когда Ева вернулась, в доме было тихо. Она чуть было не осталась ночевать в Управлении и осталась бы, если бы не девятилетняя свидетельница, которую она скрывала в своем доме.
Трое патрульных обходили территорию по ее приказу, еще трое находились внутри дома. Ева была уверена, что для Рорка эта ситуация более ужасна, чем крах фондового рынка. Он, конечно, построил для себя крепость, но вряд ли ему по душе, что эта крепость оказалась в осаде.