Маринка очень боялась оставаться одной за прилавком. Вещей у нее на многие тысячи, а ну как налетит шайка пацанов, расхватают товар, ограбят подчистую, кассу унесут, а она с ними ничего сотворить не сможет (охраны на рынке тогда еще не было). Да и с мелкими воришками, тырившими все, что плохо лежит, нужно было ухо держать востро, не то придется из собственного кармана возмещать ущерб…
Первые полдня Маринка только испуганно шарахалась от покупателей, то и дело ощупывая барсетку с деньгами на поясе.
А покупатели попадались не сахар. Измяв товар, дородная тетка решила отыграться на девушке за собственное безденежье и неудавшуюся жизнь. Заорала: «Спекулянты чертовы, всю страну продали! Это ж преступление, чтобы паршивая майка таких денег стоила!»
– Не хотите – не берите, – осмелилась заявить Маринка и тут же жестоко пожалела об этом.
– Ой, глядите на нее! – с удовольствием заверещала тетка на весь рынок. – Из молодых да ранних! Обвешивать да обсчитывать еще в мамкином животе небось научилась!
Она долго кричала, ругалась, хаяла власть, торговцев и всех окружающих, пока ей самой не надоело. В конце концов она купила обруганную майку и ушла.
Рынок гремел и бурлил, похожий на стоглавое чудище – огромный, многолицый. Ближе к выходу, прямо на расстеленных на земле газетах торговали узбеки из Хивы. Черноголовые мужчины, жилистые и шустрые, как муравьи, таскали мешки со сладким товаром – дынями, арбузами, виноградом, курагой и изюмом. Их жены стояли за прилавком. Узбеки обожали торговаться и обычно сильно сбавляли цену против первоначальной.
Из молочных рядов слышался стук бидонов, доносился кисловатый запах творога. Торговки там были бойкие и ласковые и какие-то домашние. Они ласково и певуче упрашивали: «Берите творожку, пробуйте, девочки, вкусно! От своей коровки!» Из мясных рядов доносился размеренный стук топора и пронзительный голос верещал кому-то, обслуживая покупательницу: «Вася, разруби женщине ножку!»
Между рядами шныряли бойкие цыганята, попрошайничали. Пристали и к Маринке: «Теть, дай копеечку», но быстро сорвались с места, увидев невдалеке легкую добычу – пьяного мужика, качавшегося, как былинка на ветру, с толстым кошельком и отсутствующим туманным взглядом.
Какой-то юноша, проходивший мимо, как увидел девушку, словно прирос к месту. Подошел к прилавку, долго мял подкладку юбки, глядя не столько на саму вещь, сколько на ее хозяйку.
– А вы здесь всегда торгуете? – спросил он неожиданно.
– Вторую неделю, – смущенно поведала ему Маринка. – Но я здесь ненадолго. Я собираюсь в педучилище поступать, – нечаянно проговорилась она и оглянулась боязливо: не слышит ли кто.
– А вас как зовут?
– Марина.
– А меня… Игореша!
«Игореша!» – хихикнула про себя Маринка и хотела уже высказать свои соображения по этому поводу, как из толпы внезапно выкатился пузатый колобок в огромной кепке – Аслан.
– Ой, отойдите, пожалуйста, – испуганно попросила Маринка, поправляя товар. – Хозяин идет, а вы ничего не покупаете.
– Я завтра куплю, – пообещал Игореша. – А вы здесь будете?
– Конечно! – кивнула Маринка.
– Я завтра опять приду!
Просеменил к прилавку Аслан, солидный, важный – настоящий хозяин, уважаемый человек…
– Чего хотел этот тип? – осведомился на всякий случай.
– Размер спрашивал, – соврала Маринка. – Тридцатый для сестренки, а у нас таких нет.
На следующий день Игореша появился вновь, все такой же смешной – сутулый, робкий и вместе с тем привязчивый. Опять долго переминался с ноги на ногу, пока осмелился спросить:
– А вы гулять ходите?
– Не-а, – покачала головой девушка, – некогда. Да и не с кем.
– А со мной пойдете? – Игореша выглядел так трогательно, что Маринке стало его жалко расстраивать.
– Пойду, – пообещала она.
Они договорились встретиться в воскресенье вечером.
– А вы из Самары? – спросила Маринка. – А я здесь ничего не знаю, я ведь из Мурмыша.
– А где это – Мурмыш?
– Ой, семьдесят километров отсюда. У нас большая железнодорожная станция, второе место занимает в мире по разветвленности. Весь город на железке работает. Мне тоже предлагали пойти сцепщицей, а я отказалась. Я учиться хочу. На педагога.
В воскресенье Маринка сказала Аслану, что пошла к подруге, к той самой, из педучилища, и быстро выскользнула из дому. Стоя в подъезде, она быстро красила свои светлые ресницы, надеясь при помощи туши еще больше понравиться своему новому кавалеру.
А кавалер мок под дождем с букетом грубо наломанных астр под мышкой. Зонтика у него не было.
Они гуляли по блестящим от влаги улицам, и Игореша рассказывал о себе. Он представился студентом строительного института. Родом он был из Саратова, но учился в Самаре – захотел хоть на время учебы избавиться от навязчивой опеки родителей. Отец – военный строитель, мать – домохозяйка. Короче – интеллигенция. Живут они в хорошем районе, в трехкомнатной квартире на самом берегу Волги, и Игореша у них единственный сын, любимый, взлелеянный…
Пока юноша рассказывал о своей семье, Маринка неожиданно затосковала. Ее новый знакомый такой воспитанный, интеллигентный, студент… А она… В училище экзамены только через неделю. Да и поступит ли?
– Может, пойдем к моему приятелю? – волнуясь от собственной смелости, предложил Игореша.
Перед Маринкой в дождливом густеющем сумраке внезапно всплыли осуждающие глаза матери, зазвучал ее визгливый надрывный голос: «Только посмей с брюхом заявиться… Сначала ЗАГС, а потом – все остальное!»
– Нет, – сказала она со вздохом. – Лучше давайте еще погуляем. Я дождь очень люблю.
Они бродили по улицам, пока не вымокли до нитки. Игореша жалобно чихал и жаловался на жизнь:
– Очень тяжело учиться. Преподаватели дерут три шкуры. Кормежки никакой… Знаете ли вы, Марина, что, между прочим, даже металл устает? Железная балка рано или поздно может не выдержать нагрузки и лопнуть. Так вот и я устал без женской ласки, один, в чужом городе…
Маринке стало жалко юношу. Он казался таким смешным – сутулый, робкий, с торчащим ежиком коротких волос на голове. Он был совсем не то, что грубые мурмышские парни, которые так смело лезли девчонкам под юбку и за пазуху, как будто они там что-то забыли.
Все удивляло ее здесь, в городе: вот они могут идти вдвоем под ручку, прижавшись друг к другу под зонтиком, и никто даже слова не скажет, никому до них дела нет! В Мурмыше все соседки уже обсудили бы их совместное явление и сделали бы далеко идущие выводы.
Очень понравился Маринке большой город! Свободно ей показалось в нем, привольно. Что хочешь, то и делай, ни перед кем отчета держать не надо, ни матери, ни соседей, ни злых языков нет.
Некоторое время они с Игорешей постояли у подъезда в дождевом жидком, свете фонаря, а потом девушка шмыгнула в спасительное тепло дома.
Аслан ничего не сказал, когда его жиличка вернулась. Даже не посмотрел в ее сторону, только скользнул по ее счастливому мокрому лицу тусклым взглядом и вновь сцепил коротенькие ручки на животе.
***
Через неделю Маринка отправилась в Мурмыш с первыми заработанными деньгами, полная до краев нового светлого чувства, вызванного Игорешей. Теперь мать уже не казалась ей такой грозной, как раньше.
– А, это ты! – фыркнул постреленок Валька, будто они только вчера виделись. – Ну и влетит тебе…
Он не договорил, стащил со стола корку хлеба, макнул ее в соль и выкатился на улицу к приятелям.
Маринка вошла в дом и озабоченно сморщила нос.