Дункан был не просто удивлен — он был ошеломлен таким предложением. Впервые за все время его работы в агентстве предложили серьезное, ответственное дело. Он даже не знал, как благодарить Брэндона, который в этот момент казался ему Санта Клаусом, сделавшим ему сказочный подарок на Рождество. Старший брат редко о чем-либо его просил.
— Конечно, — будничным тоном ответил Дункан, сдерживая волнение. — О чем разговор? Буду рад тебе помочь. Пришли всю информацию Эмме. Я займусь этим делом сегодня же вечером.
— Отлично, большое спасибо, — Брэндон вышел из его кабинета, небрежно махнув рукой на прощание.
Дункан с довольным видом откинулся на спинку кресла, шумно выдохнув воздух. Теперь у него все будет в порядке. Дело Джейн Миллер представлялось ему той первой ступенькой, с которой он начинает свое продвижение вверх по иерархической лестнице семейной фирмы «Колангко». Дункан взглянул на часы — они показывали половину четвертого. Для ленча было поздновато, а для ужина еще рано. Отец вернется в контору не раньше семи.
Дункан вышел из своего кабинета и предупредил Эмму:
— Брэндон должен прислать кое-какую информацию о бриллиантах Жискара. Как только она будет у тебя, отправь ее ко мне домой. Сделаешь?
— Конечно, — заверила его Эмма. — Ты собираешься вернуть бедную мисс Миллер Бойду еще до того, как я проверю банковские счета и дам тебе маршрут их мирового турне?
— Ты же слышала, что сказал отец, — кисло ответил Дункан, направляясь к лифту.
Около половины пятого Дункан вошел в Брайнт-парк. Чтобы найти Харли, ему не пришлось даже сверяться с радиомаячком, который он незаметно установил на корпусе ее усилителя. Он просто шел, и ноги сами привели его туда, где она сидела на деревянной скамейке в тени деревьев, что-то наигрывая на новой гитаре. Дункан заметил перед ней на земле маленький портативный магнитофон, на который она записывала свою музыку, и, естественно, группу людей, собравшихся ее послушать.
Харли даже не попыталась скрыться, а ведь она его слезно умоляла, чтобы он ее отпустил. Итак, она не удрала и сдержала свое слово. Дункану такая честность понравилась.
Конечно, не следовало бы ему сюда приходить, поскольку забот у него сейчас хватало. Например, он бы мог спокойно заниматься маршрутом транспортировки бриллиантов Жискара. На его составление потребуется немало времени, и Дункан это знал, но все равно пришел в парк. Когда он, сидя за столиком, ел свой поздний ленч, то понял, что не может думать ни о чем другом, а только о судьбе Харли. Ему вновь захотелось ее увидеть. Он побоялся ответить на вопрос, почему его к ней тянет. Так или иначе, он пришел в парк.
Он ее нашел, но, увидев, что она полностью увлечена игрой на гитаре и никого вокруг себя не замечает, не стал ее беспокоить. Ведь для нее сейчас гораздо важнее насладиться одиночеством и своей музыкой. Дункан уселся на скамейку, стоявшую чуть в стороне от толпы слушателей, и стал наблюдать за Харли.
Она не была красавицей в классическом смысле. Дункан не сказал бы даже, что она очень уж мила. Однако в ней было какое-то неуловимое очарование. Ему в ней нравилось все: новая прическа, глаза, скрытые цветными линзами, и едва заметные веснушки на лице, которые раньше всегда были скрыты под слоем грима. Сейчас он всей душой завидовал гитаре, которая покоилась на ее бедре, и струнам, которые она перебирала тонкими пальцами. У нее были красивые руки, сильные и изящные.
«Должно быть, приятно ощущать, как они тебя ласкают», — подумал Дункан.
В ней была какая-то скрытая, внутренняя красота, которая делала ее удивительно привлекательной. Наконец Дункан понял, что причина в ее необычайной одухотворенности. Именно в ней! Его собственный внутренний мир долгое время оставался безразличным ко всему тому, что его окружало. Дункана ничего не волновало: он не испытывал страстей, душевных переживаний и видел мир только в серых тонах.
Сейчас на лице Харли отражались все чувства, которые она испытывала, импровизируя на гитаре. Вокруг нее царила особая атмосфера. Люди, казалось, были загипнотизированы стремлением к свободе и искренностью, сменой чувств, рожденных в ее душе. Как Бойд ни старался все эти девять лет убить в ней любовь к рок-музыке, ему это не удалось.
Дункан никогда не подозревал, что может внезапно кого-либо возненавидеть. Он думал, что для этого сильного чувства нужны веские основания. Но оказалось, что возненавидеть Бойда Монро очень даже просто — достаточно о нем просто вспомнить. Энни Мэгвайр сказала, что все это время Бойд хотел убить душу Харли. Дункан подумал, а разве он в течение двух лет не то же самое вытворял со своей душой? Может, внутри его живет свой маленький, черный Бойд Монро, который завладел его, Дункана, душой?
Никогда раньше Дункан об этом не задумывался. Может быть, потому, что он не знал, что такое настоящая жизнь, не испытывал тех чувств, которые сейчас сжимают его сердце? Только сейчас он начал понимать, чего был лишен. Вот Харли знает, что такое настоящие чувства, а он — нет. Она любит жизнь, дорожит своей свободой и будет за нее бороться.
Однако Дункан понимал, что сейчас видит перед собой не певицу, ставшую кумиром для поклонников поп-музыки, и не Джейн Миллер, которую девять лет продержали в золотой клетке, а ту Харли, которая в свое время воевала с матерью, а затем долгие годы терпела невыносимого Бойда Монро. Ту, которой так предана Энни Мэгвайр. Перед ним была Харли, которая поняла, что такое свобода, и только-только начала расправлять свои крылья, почувствовав вольную жизнь, которую Дункан у нее скоро отнимет.
Ему стало не по себе. Поняв, что вряд ли он сможет себя уважать после того, как отвезет ее Бойду, Дункан поежился. Харли заслуживает лучшей участи. Она должна жить своей жизнью, а не сидеть взаперти. Он сам прекрасно знал, что жизнь отравлена, если тебе кто-то диктует свои условия. Последние два года его родственники постоянно упрекали его в разных грехах — действительных и мнимых. Может, ему тоже надо бросить все и бежать куда-нибудь без оглядки? Но куда? Раньше он всячески стремился удрать из дома, который считал самой настоящей тюрьмой. В юности Дункан был уверен, что жизнью надо наслаждаться, прожить ее в свое удовольствие. Эту идею он начал осуществлять, еще когда учился в старших классах школы, а продолжил — в колледже. И школу, и колледж он закончил с трудом. До того как отец принял его в известное по всей стране охранное агентство «Колангко интернэшнл» и выделил ему маленький, угловой кабинет в своей конторе, он несколько лет вел беззаботную жизнь, развлекаясь то в Нью-Йорке, то на побережье. У него было много женщин, он злоупотреблял спиртным, но никакого удовлетворения все это не приносило. Ему нравилась богемная жизнь. Дункан понял, что подобными «подвигами» лавров в родном семействе ему не снискать. Кроме того, он почувствовал себя пресыщенным такой жизнью.
Нет, Дункан не отрицал, что ему приятно было проводить время в обществе графини Пишо или красотки Рильке, но их отношения были кратковременными, и вскоре он в них разочаровался. В двадцать семь лет Дункан пришел к мысли, что пора разобраться в себе и в том, чего он добился в жизни. Поняв, что ровным счетом ничего не достиг, он обиделся на судьбу. У него не было строгих моральных принципов, он вел праздную, бесцельную жизнь. А главное, он чувствовал себя очень одиноким.
Наконец он понял, что нужно для выхода из душевного кризиса: надо распрощаться с беспорядочной, разгульной жизнью и пойти по стопам отца и брата. Родители всегда твердили, что Брэндон — хороший, послушный мальчик и что ему во всем надо брать с него пример. Естественно, Дункана эти слова задевали за живое и он не обожествлял старшего братца. С раннего детства он всячески противился родительской воле и проявлял свой непокорный характер. Когда ему стукнуло двадцать семь, Дункан задумался — может, Брэндон и вправду поступал правильно, слушаясь отца с матерью?
Прослезившись после очередной выпитой бутылки «Дом Периньон», он пришел с покаянием к родителям и воззвал к их милости, пообещав, что будет себя вести примерно, к спиртному больше не притронется, договорился даже до того, что примет обет безбрачия, если это от него потребуют, пусть только отец даст ему место в их семейной фирме.
Отец принял его на работу, хотя никто в доме не поверил в искренность его обещаний. Ему поручали до обидного простые дела, не требующие ни знаний, ни ответственности. Отец боялся, что, доверь Дункану серьезное расследование, он тут же наломает дров, а рисковать безупречной репутацией фирмы не хотел. Он продолжал считать, что его младший сын останется вечным дилетантом и ленивым балбесом.
Через год вся эта рутинная работа, которую на него вешали, ему страшно наскучила и стала вызывать у него отвращение, а через два года Дункан просто взвыл от такой жизни. Однако он стойко выполнял все, что наобещал, полагая, что его упорство будет вознаграждено и отец изменит свое мнение, признав в нем равноправного партнера.
Он даже покорно встречался с теми женщинами, которых ему периодически подыскивали отец с матерью в качестве потенциальных жен. Но родители продолжали считать его неудачником и относились к нему с пренебрежением.